Лана Туулли - Короли и Звездочеты
Девушка чуть заметно вздрогнула, покосилась на фарфоровый сливочник и отрицательно покачала головой. Тогда, когда ее нашли в палате сбежавшего пациента, во время операции пришлось вырезать клок волос. Придя в себя, Галя долго смотрелась в зеркало, привыкая к новой, изменившейся себе. Вроде бы всего ничего - шрам прятался высоко на лбу, его можно было закрыть, выпустив прядь из прически или каким-нибудь шарфиком-косынкой, «синяки скоро сойдут, а щеки отъешь» - уговаривала Леночка подругу. Бледная, истощенная пережитым шоком Галя молчала, погрузившись в себя, о чем-то думала, осторожно проводя кончиками пальцев по холодному зеркальному отражению. Потом попросила у Марины Николаевны ножницы и «навела красоту», безжалостно и решительно избавившись от длинных темных кос.
Белый платок, аккуратно прижимавший короткие пряди к голове и скрывавший следы подживающего ранения, странно уродовал Галину, превращая ее строгое лицо, полное сдерживаемых эмоций, в посмертную восковую маску. Такую же изжелта-бледную, неподвижную и мертвую.
Заметив, с каким сочувствием смотрит на Галю Марина, Евгений Аристархович украдкой сжал руку жены. Лукина вздрогнула.
- Какие на сегодня планы? - спросил доктор у жены. Марина Николаевна равнодушно пожала плечами. - Я сейчас, после завтрака, отправляюсь на Объект. Должен поговорить с Монфиевым, обсудить кое-что с Серовым…
- По поводу похорон? - уточнила Марина Николаевна, помешивая ложечкой в кофейной чашке. - Сергей… я не запомнила его фамилию…
Галя прекратила ковырять ватрушку и настороженно, как перепуганный зверек, посмотрела на Лукину. Евгений Аристархович с профессиональной бодростью в голосе уточнил, что фамилия вчерашнего пациента была Барабанов, что Гале не о чем волноваться - и вообще, надо выбрать время, поработать с ее затянувшейся депрессией; что Марина Николаевна, как всегда, угадала с завтраком - а теперь быстро по делам, по делам…
От избытка показного хорошего настроения - в сочетании с серым, уставшим лицом и плохо замаскированным запахом никотина являющимся верным признаком переутомления нервной системы излишне занятого психиатра, - Лукин подскочил и живенько поспешил на выход.
- Женя! - спохватилась Марина Николаевна. Отставила чашку, сбросила с колен салфетку и побежала вслед за мужем.
Догнала уже в коридоре, почти у самого выхода.
- Женя, ты обещал.
- Что я обещал? - спохватился Лукин. Обхлопал себя по карманам и гримаской детского удивления обнаружил смятую пачку из-под сигарет. - Марин, честно слово, случайно получилось…
Марина Николаевна выхватила картонку и решительно смяла ее в комок.
- Я не об этом. Женя, ты обещал рассказать, что происходит.
- Мариночка, я спешу. Меня Монфиев ждет.
- Подождет, - обиделась Марина Николаевна. - Почему с нами не завтракал Сашка Глюнов? Куда ты его отправил?
- Не бери в голову! - легко отмахнулся Лукин. Однако такой ответ понравился его супруге меньше, чем предыдущий. - Марин, честно слово, долго объяснять - времени нет, а коротко не получится, всё слишком запуталось. Всё будет хорошо - я тебе обещаю.
- Мне не нужны обещания, - Марина Николаевна нервно перебросила бумажный ком из правой руки в левую. Добавила в голос нотку едкого сарказма. - Мне нужно знать, что происходит. К чьим похоронам готовится на этот раз.
- Мариночка, дорогая, - смутился Лукин. - На этот раз всё будет хорошо. А тебе неплохо бы выспаться, вон у тебя какие круги под глазами… Ого, - «вдруг» заметил Евгений Аристархович положение стрелок на наручных часах. - Уже четверть девятого! Спешу! Пока, дорогая, до встречи! Скажи, чтоб Гильдебрану дали отдохнуть подольше, да, и насчет пациента из одиннадцатой - не беспокойте его, он должен проспать до обеда! Всё, целую, пока!
- До встречи, - автоматически ответила Марина Николаевна. Перебросила бумажный ком из руки в руку. - До встречи…
Вернувшись в столовую, Лукина задумчиво и меланхолично приступила к наведению порядка. Велела Гале идти отдыхать - или, если хочет, погулять в саду, посмотреть на цветущие розы и лилейники. Белокурову - прибраться в цокольном этаже, Тыквину -и помочь Леночке подготовить пациентов к обходу, который Лукин проведет по возвращению от Монфиева… Оставшись в одиночестве, Марина Николаевна долго и излишне пристально рассматривала белоснежную скатерть, белый с золотом фарфор, изящную сервировку, хрустальную вазочку с садовыми цветами - всё то, что было тонкой, только ей понятной насмешкой над серыми полынными буднями затерянной в степях клиники. Придумать подобную шуточку - легко. Приучить Белокурова, и даже пациента из девятой палаты пользоваться столовыми приборами и не лезть в тарелку со спагетти немытыми лапами - тоже не так уж трудно.
Понять, в чем смысл чужих «шуточек», к какому итогу приведут ведущиеся тайком, по утрам, разговоры, или на какие подвиги отправляются вдохновленные секретной миссией подслеповатые юнцы - невероятно сложно.
Тоскливый, беспорядочный сон никак не желал заканчиваться. Серый сумрак придерживал веки закрытыми, навязчивая духота просила потерпеть с пробуждением минуту, еще десять, еще полчасика…
Лот резко открыл глаза, вслушался в происходящее. Решительно оттолкнулся от подушки и…
Скрючился от пронзительной боли в сердце.
«В моем-то возрасте?»- скрипнул зубами полуэльф. Ему, конечно, приходилось слышать поговорку насчет того, что если шестидесятилетний человек просыпается, и у него ничего не болит, значит, некромант попался грамотный, но на собственный счет подобную ерунду Лотринаэн не относил.
Труднее всего дались первые пятьдесят шагов, которыми Лот несколько раз вымерял пространство между окном и дверью, ощущая каждый из прожитых ста сорока четырех лет. Потом острая боль ушла, сменившись тоскливым покалыванием за грудиной. Усталость, правда, осталась. Так это от кислородного голодания, объяснил себе волшебник и скомандовал: быстрее в сад. Подышать свежим воздухом, подправить пару клумб - отцу Гильдебрану будет приятно, да и Сашка, наверное, уже ждет, подпрыгивая от нетерпения…
Ого, - вдруг понял Лотринаэн, приглядевшись к солнцу, осторожно светившему в закрытое матовым стеклом оконце. Уже время к полудню. Сколько ж я спал? Не хватало только, чтобы Сашка и Октавио отправились воевать со сфинксом без меня.
Лот решительно выдохнул, накинул на плечи мятый казенный халат, собираясь распрощаться с лазаретом и всеми, его населяющими. Да, он был обязан этим людям жизнью, но искреннюю благодарность испытывал лишь по отношению к отцу Гильдебрану, да, может быть, Марине Николаевне, остальных он видел мельком и они были слишком заняты, чтобы обращать на него внимание. Даже Евгений Аристархович, встречи с которым Лот опасался, не снизошел до общения с пленным полуэльфом. Да полно, пленным ли? Всего-то привезли в бессознательном состоянии, продержали три дня взаперти - так ведь лечили, а не пытали…
Мысленно давая клятву посвятить ближайший месяц какой-нибудь благотворительности и пожертвовать дюжину полезных артефактов в какой-нибудь Орден, где целительство поставлено на широкую ногу, Лот тихо и аккуратно повернул ручку двери, как вчера при нем делали и Марина Николаевна, и старый священник, и та, вторая девушка.
Дверь была заперта.
Опасаясь, что техника в этом странном мире пошла по другому пути развития, и что производство дверных ручек здесь имеет какие-то свои, особенные, не постижимые разумом эльфов, секреты ремесла, Лот попробовал на ручку надавить. Толкнул дверь. Создал маленький воздушный поток, попробовал пропустить его у притолоки и убрать щеколду или другую задвижку, которая удерживала дверь в прежнем положении…
И с большим удивлением Лот обнаружил, что его магические усилия блокируются. Тщательно просканировав и, тайком оглянувшись и убедившись в отсутствии возможных свидетелей, обнюхав замок, полуэльф почувствовал присутствие нескольких капелек крови. Ага, это заклинание мы хорошо знаем: огори-иэ, что на языке Империи Гиджа-Пент означает «Сторожевой пес». Заклинание хорошее, но редко используемое, особенно магами Иберры; гораздо проще поставить Карза-гуриголу, или сторожевой Хальгастиарр, или даже просто зацементировать вход, чтоб никто, менее твоего сведущий в магии Природных Начал, не сумел войти в охраняемое жилище. Огори-иэ по сравнению со всем выше перечисленным имеет существенный плюс - снять его может только носитель той самой крови, на которую сделан магический заговор.