Дмитрий Яшенин - Мушкетер. Кто Вы, шевалье дАртаньян?
— Я благодарен вашему высокопреосвященству за высокое доверие и поистине неоценимую помощь, — произнес он с поклоном, — и надеюсь оправдать их по возможности быстро! В связи с этим у меня следующий вопрос: что мне надлежит делать в ближайшее время? Каким образом я должен начинать отправлять свои новые обязанности?
— Вы человек дела, шевалье! — благосклонно качнув головой, заметил кардинал. — Однако не стоит торопить события. Пусть все идет естественным чередом. Для начала решите проблемы с де Тревилем, чтоб ему, еретику окаянному, смола в аду покачественнее досталась, пообвыкнитесь с лазоревым плащом, осмотритесь в мушкетерской среде, вживитесь в нее. Даю вам на это… три месяца, а потом… потом мы посмотрим, чем вас занять! Так или иначе, но с первого же дня в роте мушкетеров вы должны самым внимательным образом присматриваться и прислушиваться к умонастроениям ваших сослуживцев и постоянно находиться в готовности проинформировать меня относительно этих самых умонастроений.
Лазутчик низко склонил голову, принимая распоряжения Ришелье. Что ж, они не стали для него неожиданностью. Чего-то в этом роде он и ожидал. Проверка. Испытательный срок. Можно не сомневаться: не нагружая его конкретными заданиями, кардинал вместе с тем будет самым внимательным образом наблюдать за шпионом-новобранцем, определяя степень его преданности и профессиональной пригодности к нелегкому осведомительскому ремеслу. И хотя его высокопреосвященство и пытается уверить его в незначительности трех этих месяцев, сомнений быть не может: именно они станут определяющими в шпионской карьере шевалье д'Артаньяна. Ну что ж, так тому и быть…
— Так тому и быть! — Он вновь поклонился Ришелье. — Предписания вашего высокопреосвященства будут исполнены в точности. Максимум через неделю я стану мушкетером. Максимум через месяц я буду знать об умонастроениях каждого своего сослуживца. Максимум через три месяца я стану правой рукой де Тревиля!
— Браво, шевалье! — усмехнулся кардинал. — Уверен, вы меня не разочаруете! Ну а сейчас, — он встал, и разведчик поднялся вслед за ним, — поскольку мы уже оговорили все, что хотели, я не смею больше задерживать вас! Всего хорошего, сударь!
— Ваше высокопреосвященство! — Псевдогасконец склонился едва ли не до пола, а разогнувшись, положил руку на обворожительный, ласкающий взор и душу алый бархат, заключавший в себе пропуск в элиту французской гвардии. — Монсеньор, не скрою, я опасаюсь идти домой с такой суммой…
— Опасаетесь?
— Да, монсеньор, опасаюсь, — подтвердил д'Артаньян и пояснил: — Я опасаюсь не врагов, монсеньор, а друзей, которые могут повстречаться мне на пути к дому. От врагов я всегда смогу отбиться своей шпагой, но от друзей зачастую отбиться бывает несравненно труднее, особенно если эти самые друзья учуют запах золота. Объяснить же господам королевским мушкетерам, с какой это стати я возвращаюсь от вас с такими деньгами, будет несколько затруднительно. И это вполне предсказуемо вызовет подозрения, и…
— Довольно, шевалье, я понял вас! — Кардинал остановил его небрежным взмахом руки. — Вы правы, не стоит вам сейчас нести это золото домой… — Он помолчал мгновение, а потом сказал: — Сделаем так: вы сейчас отправитесь домой налегке, а деньги вам завтра утром принесет мой слуга.
— Монсеньор, — у разведчика уже начинала болеть спина, но он твердо решил не упускать ни единого случая отвесить его высокопреосвященству земной поклон, — ваша способность из множества решений выбирать наилучшее раз от раза восхищает меня все больше и больше!
— В этом, шевалье, мы с вами абсолютно схожи! — Ришелье с улыбкой протянул ему руку.
Искренне надеясь, что это в последний раз, д'Артаньян снова согнулся пополам и почтительно приложился губами к тонким, чувственным пальцам кардинала. Затем, пятясь, он вышел из залы, и Ришелье услышал, как он в передней что есть мочи завопил: «Да здравствует его светлость! Да здравствует его высокопреосвященство!! Слава великому кардиналу!!!»
Кардинал с улыбкой прислушался к этому шумному проявлению восторженных чувств завербованного гвардейца.
— Вот человек, который отныне даст себя убить за меня, — убежденно проговорил он, когда крики д'Артаньяна заглохли вдали.
Эта убежденность доказывала лишь одно: Ришелье еще не знал, что такое РУССКИЙ СПЕЦНАЗ…
Глава 12
ЛАЗОРЕВЫЙ ПЛАЩ
— Браво, шевалье!
— Молодец, гасконец!!
— Так его, земеля!!!
— Да тише, господа! Тише! Дайте же д'Артаньяну закончить рассказ! — Арамис, стуча ножнами шпаги по столу, тщетно пытался перекрыть гам, затопивший маленький зал трактира. — Тише, господа! Бога ради, тише!
В конце концов шквал эмоций, разбуженных неслыханным повествованием псевдогасконца, пошел на убыль, а после и вовсе стих.
— Боже милостивый, д'Артаньян, неужели вы прямо так и сделали?! — Глядя на него с ужасом и восхищением, спросил Арамис, сидевший за столом напротив разведчика. — Отказались поцеловать руку его высокопреосвященства?!
— Наотрез отказался! — Разведчик грохнул стаканом по столу, снова заставив слушателей трепетать от восторга и ужаса. — Так и сказал ему, кардиналу этому: не буду руку твою лобызать, даже не протягивай! И доносы гнусные на товарищей своих добрых тоже строчить не стану!
— Негодяй! — взревел Портос. — Он пытался сделать из вас доносчика?! Шпиона за собственными товарищами?!
— А вы думаете, зачем он меня к себе звал?! — Д'Артаньян укоризненно покачал головой, досадуя, что приходится объяснять столь очевидные вещи. — Не за тем же, чтоб угостить добрым анжуйским вином прошлогоднего урожая, в самом-то деле?! Вина он мне, кстати, даже не предложил, черт бы его побрал!
Гвардейцы снова разразились возмущенными воплями и, разбившись на два лагеря, принялись яростно спорить, что является большей наглостью и хамством: склонять дворянина к шпионской деятельности или же, пригласив его к себе во дворец, даже не предложить ему бокал вина? Спорщики так разгорячились, что едва не забыли про псевдогасконца, повествовавшего о своем чудесном спасении. Однако Арамис, более прочих увлеченный рассказом товарища, вернул-таки гвардейское общество к главной теме трактирного заседания:
— Однако что же именно предлагал вам кардинал Ришелье? — спросил он лазутчика.
Д'Артаньян, прекрасно подготовленный именно к этому вопросу, важно кивнул, восполнил естественную убыль вина в своем стакане и ответил:
— Его высокопреосвященство, кардинал Ришелье, о котором мы иногда столь опрометчиво забываем, господа, на самом деле уделяет нам гораздо больше времени, чем можно было бы думать! Не так давно в его голове созрел чудовищный план, призванный поработить, а то и вовсе уничтожить мушкетеров короля. Он решил заслать в роту господина де Тревиля шпиона, который стал бы снабжать его информацией об умонастроениях всех без исключения мушкетеров. — Гвардейцы дружно ахнули, а разведчик поднял палец, акцентируя общее внимание, и продолжил, обведя слушателей взглядом, мрачным как штормовая туча: — И как только у какого-нибудь мушкетера появляется неправильное, антикардинальское умонастроение, его тут же — ХВАТЬ!!! И в Бастилию! — Д'Артаньян так хватил кулаком по столу, что бутылки заплясали на столешнице, а из бокалов и стаканов брызнуло вино!
— Злодей!
— Ирод подлый!!
— Мерзавец!!! — враз загомонили все без исключения гвардейцы, как в лазоревых мушкетерских плащах, так и в черных плащах роты Дезессара.
Трактир «Сосновая шишка» был переполнен сверх всякого разумения: на скамьях и на столах, в дверях кухни и на подоконниках умостились не менее полусотни человек, жадно ловивших каждое слово псевдогасконца. Винный погреб хозяина на этот раз был вычищен до самого донышка, и достойный мэтр помчался к своему соседу, прекрасно представляя себе, какой доход он может получить, удовлетворив требования гвардейцев, и какой убыток его может постигнуть, если он эти требования удовлетворить не сможет. Да и где, скажите на милость, было разместиться хозяину, если его беспокойные гости даже кухонные столы вытащили в обеденную залу?
В красном углу, на возвышении возле камина, восседал виновник торжества в окружении ближайших друзей и, размахивая стаканом вина, а подчас и шпагой, повествовал о своем историческом визите.
— И на эту роль, — продолжил д'Артаньян, когда возмущенные вопли стихли, — на роль предателя и шпиона его высокопреосвященство избрал меня! Меня, шевалье д'Артаньяна! Гасконца! Дворянина до мозга костей! А когда я отказал ему, он начал стращать меня Гревской площадью со всеми ее достопримечательностями вроде плахи и палача…
— Позор! Позор негодяю! — раздалось со всех сторон одновременно.
— Но я не испугался! — воскликнул разведчик, призвав товарищей к тишине. — Я встал, — он действительно поднялся из-за стола, — и сказал ему, злодею: «Казните меня. Казните меня, злодей! Казните меня, ирод вы подлый!! Казните всех нас, французских дворян!!! Все равно никто не станет прогибаться перед вами, негодяем! — В драматическом экстазе д'Артаньян выхватил из ножен шпагу и что было силы рубанул ею воздух. — Вы, ваше высокопреосвященство, лишили нас, дворян, наших замков, наших гербов и даже нашего исконного рыцарского права отстаивать честь нашу дворянскую на дуэли благородной, но даже вам, низкий вы человек, никогда не лишить нас главного — нашей любви к его величеству королю Франции Людовику!»
