Дариуш Ришард - Отголоски прошлого
Селина нетвердой походкой, как во сне, подошла к дивану и опустилась на сидение. Ее осанка пропала, словно на хрупкие плечи женщины опустился тяжкий груз, она бессильно откинулась на обитую велюром спинку и вмиг постарела на несколько лет. Аристократка, светская львица, некогда одна из первых красавиц и обольстительниц, неверная жена и равнодушная мать…эта женщина изначально не вызывала у Лауритца никакой симпатии. Но теперь Траинен проникся к ней неким подобием жалости. Доктор закрыл дверь изнутри, а затем, присев рядом с женщиной, достал из кармана предусмотрительно прихваченный флакончик нюхательной соли, откупорил его и аккуратно поднес к ее лицу. Та быстро пришла в себя и пробормотала какие-то слова благодарности.
— А вы…кто же?.. Брат?.. — робко предположила она, дрожащей рукой коснувшись его выбившегося из-за проколотого уха рыжего локона.
— Хуже, — тяжело вздохнул Ларри. — Я любил ее.
— Ах… Понимаю… Тогда, наверное, я должна выражать вам свои соболезнования, а не вы мне… Плохая из меня была мать, — графиня закрыла лицо руками.
— Вы правы… — ужасная мать, которая отказалась от плода собственной порочной страсти и готова была ради сохранения своей репутации выкинуть на улицу ребенка, собственную плоть и кровь. К счастью, отец-пират оказался более чутким и сознательным родителем, чем эта бессердечная женщина, без него бы у девочки не осталось никаких шансов… — Но отчасти благодаря вам Шивилла стала тем, кем стала.
— Да… А кем она стала? Расскажите, Лауритц, какой она была?.. Силы небесные, я ведь даже не помню, как она выглядела, а если бы встретила ее взрослую, могла бы даже не узнать…
— О, она была красавицей… Пожалуй, от вас она унаследовала лучшие черты во внешности…а волосы — как огонь… — лекарь прикрыл глаза, абстрагировался от окружавшей его обстановки, и ему даже на секунду показалось, что его лицо обдувает морской бриз. — Но она стала достойной дочерью своего отца. Ах да, он ведь тоже мертв, уже восемь лет как. Это вам, наверное, тоже не было известно?.. А Шивилла унаследовала его имя, корабль и пиратскую удачу…
И рыжий доктор рассказал графине все, что считал нужным. Его манера повествования была чем-то средним между просоленным морским волком, который хвастает своими приключениями в портовом трактире, и робким школяром, пересказывающим на уроке литературы полюбившееся произведение… Кто-то словно вкладывал слова в его уста, рассказ лился сам собой. В его памяти всплывали какие-то мелкие детали, на фоне которых меркли и отходили на задний план ключевые события. Ларри вспоминал о самых разных приключениях и неоднозначных поступках, постепенно вырисовывая перед единственной своей слушательницей красочный портрет, один за другим любовно запечатлевая широкими мазками на невидимом полотне черты дорогого человека… А закончив свою повесть словами:
— …она сгинула смертью храбрых. Достойнее, чем ее отец. Он мог бы ею гордиться… — Лауритц сперва почувствовал, как предательски дрожит его голос, к горлу подкатывает липкий ком, а глаза застилает колеблющейся от легкого движения век, мутноватой пеленой, а затем заметил, что его собеседница уже давно не скрывает своих слез.
— Вы позволите?.. — неожиданно всхлипнула графиня и, даже не дождавшись ответа, обвила руками шею мужчины и разрыдалась, уткнувшись в его плечо. Так они просидели несколько долгих минут.
— Мадам, могу я попросить не сминать и не поливать слезами мой камзол?.. Его только вчера выстирали и отутюжили… — придя в себя и негромко прокашлявшись, попросил доктор. Он ведь не мог прямым текстом заявить, что обниматься с графиней ему не очень-то приятно…
— Ах да, конечно. Прошу прощения, — Селина словно очнулась ото сна, встрепенулась и выровняла спину. А пока она разглядывала себя в зеркальце и промакивала кружевным платочком покрасневшие глаза, Ларри молча встал с дивана, одернул жилетку и камзол и, все так же не проронив больше ни слова, направился к выходу. — Доктор Траинен! — окликнула его женщина. — Так чего же вы хотели?.. Может быть, дать вам денег…
— Ваша милость, сделайте мне одолжение — оставьте свои деньги, а вернее, даже деньги вашего мужа, при себе. Что хотел — то я уже сделал. Мне от вас ничего не надо и никогда не потребуется, и больше вы меня не увидите, это я вам обещаю. Провожать меня не нужно, я помню, где выход, — и дверь за ним навсегда захлопнулась.
***Говорят, что все сказки должны заканчиваться счастливо. Как истинный естествоиспытатель, я это утверждение проверил на личном опыте и опроверг. Хотя если под конец приключения в живых остается хотя бы один его участник, который потом сможет поведать о нем миру, можно ли это считать таким уж беспросветным несчастьем?.. Сложно сказать…
Я даже не могу с уверенностью ответить, зачем я пересказываю сейчас эту историю. Явно не ради грошей, которые готов заплатить мне за нее издатель как за очередной развлекательный романчик, ведь я уже умудрился получить столько денег, сколько раньше никогда в жизни не видел и даже в мечтах представить себе не мог. Не для того, чтобы мальчишки забрасывали учебники по математике и геометрии, предпочитая им мою книгу (литературную ценность которой я сам ставлю под сомнение), и ни в коем случае не для того, чтобы выжать слезу из особо впечатлительных и сентиментальных юных дев. К славе я не стремлюсь, да и не заслуживает ее скромный сказитель, биограф, который лучше всего умеет описывать жизнь настоящих героев, среди которых ему посчастливилось оказаться, который достойней описывает приключения, чем переживает их… Наверное, мне просто было не с кем об этом поговорить. Но, помимо этого сугубо эгоистичного мотива, я искренне надеюсь, что кому-то мой рассказ может оказаться чем-то близким и полезным, затронуть какие-то душевные струны, возможно, даже научить чему-то… Например, ценить окружающих людей, друзей и любимых так, словно каждый день в вашей жизни может оказаться последним. Не оставлять неоконченных дел и недосказанных слов, которые бы вы не хотели унести в вечность, где уже нет места ни чувствам, ни времени… Мда, в мыслях это казалось таким философски-нравоучительным, а на деле прозвучало так банально, что аж скулы сводит. А еще не стоит забывать о том, что за все в этой жизни приходится платить, и зачастую эта плата взымается в самом неожиданном эквиваленте. Так что, прежде чем затеять какое-то предприятие, стоит тридцать раз подумать, окажется ли оно вам по карману. И, прежде чем во что-то влезть…нужно поразмыслить над тем, как потом оттуда выбираться. Ведь это только сколопендры задом наперед бегать умеют…
Это путешествие было, без преувеличения, самым восхитительным и ужасным в моей жизни, самым увлекательным и бессмысленным лично для меня. Будь у меня волшебные часы, я бы охотно воспользовался ими и отмотал бы время вспять, чтобы никогда в нем не участвовать. Но сделанного не воротишь, и я, наверное, должен быть благодарен судьбе за то, что вообще остался жив, да еще и «бесценного опыта» вдобавок набрался. Но что-то я, честно говоря, не чувствую себя особо признательным…такой вот я неблагодарный негодяй. Я получил все то, о чем другие могут только мечтать, но отдал за это такую плату, которой никому не пожелаю.
Я наивно надеялся, что это станет последним нашим опасным приключением… Оно и стало, правда, совсем не в том смысле, на который я рассчитывал. Нужно быть осторожнее со своими желаниями, они имеют свойство сбываться, и иногда даже чересчур буквально… И все из-за какого-то давно мертвого беспринципного пирата, готового продать душу, и необязательно свою, ради призрачного счастья.
У нас же было все, что нужно для счастья материального, вполне осязаемого…а потом этого всего резко не стало. Я остался один в пустоте. Не было ни могильной ямы, в которую можно было бы прыгнуть вслед за гробом, обезумев от горя и доводя тем самым до предела трагичность момента… Ни надгробия, на котором было бы высечено такое милое…знаменитое в определенных кругах…имя и даты жизни, которые можно было бы каждый год отмечать, предаваясь воспоминаниям… Ни памятника, который, как бы ни старался мастер, не смог бы отразить всей красоты оригинала… Хотя ей бы это, наверное, и не пришлось бы по душе. Она бы только посмеялась над возможностью иметь постамент, на который будут гадить голуби, и к которому будут возлагаться такие непрактичные «веники» из ее любимых цветов.
Мне не в новинку сталкиваться лицом к лицу со смертью, но к такому, как оказалось, невозможно себя морально подготовить. Словно бы человек был, и тут вдруг его внезапно стерли со страниц жизни, без классического смертного одра, без последних слов и трогательного прощания… Нет даже тех, кому можно было бы мстить. Не станешь же стрелять по морю из пушки, не выйдешь на безлюдный берег, чтобы в исступлении пинать и проклинать на чем свет стоит волны прибоя, которые даже не посмеются над твоими действиями, а просто не ощутят их. Остается полагаться разве что на высшие силы…ведь если силы злые и коварные оказались вполне реальны, то для равновесия с ними должны существовать и добрые и справедливые. Можно грозить кулаком в небо, надеясь на то, что там кто-то есть, и кричать: «Эй, крутите свою шарманку обратно, только верните мне Ее!». Но они не вернут. Так что пора бы с этим и смириться…
