Руслан Белов - Сердце Дьявола
Александр лежал на ложе без движений. Он недавно помочился, и опять было больно. Простатит, заработанный еще в юности, мучил не только его тело, но и душу.
"Полководец, завоевавший полмира, не может бездумно описаться", – размышлял он, рассматривая искусную мозаику, украшавшую одну из стен его опочивальни. На мозаике был мастерски изображен сам Александр Македонский.
"А глаза, глаза-то, – вздохнул Затмивший Солнце, отвернувшись. – Через две тысячи лет историки и искусствоведы будут спорить... "Глаза мыслителя-философа" – скажет один. "Нет, это глаза жестокого завоевателя" – не согласится другой. И никогда они не узнают, что это глаза человека, думающего о следующем мочеиспускании...
...И сны только об этом. Как во время семимесячной осады Тира... Первый сон – Геракл протягивает мне с крепостной стены руку... Клит[9], подлец, сказал, что Геракл – это символ мужской силы и она, эта сила, на недосягаемой для меня высоте. А другой сон – у источника я пытаюсь схватить заигрывающего со мной сатира, но он раз за разом ускользает... Эти местные дебилы-прорицатели заявили, что на их языке «сатир» означает «Твой Тир»... Намекали, что я возьму все-таки это город. А сон этот приснился мне после того, как из-за дикой боли в пенисе я облажался перед Барсиной... Клит еще сказал, ехидно улыбаясь, что сатир ассоциировался у меня с Барсиной потому, что у них одинаково волосатые ноги... Понятно, откуда он знает. Его-то папаша не заставлял спать в походах на холодной земле и на снегу... Да, сон и близость с женщинами более всего другого заставляет меня ощущать себя смертным...
...А может быть, обратиться все-таки к врачам? – продолжал размышлять Александр, записав для потомства свою сентенцию о сне и половой близости. – Лекари в Согдиане отменные... Нет, нет, только не это! Весь мир, от последней гетеры до супруги Дария, от каждого нищего до каждого сатрапа узнает, что повелитель ойкумены страдает постыдной болезнью... Да что там мир! Мой простатит попадет в историю! В тысячелетия!!!
Какое свинство... Ненавижу!!! Надо будет достать этих гадов-подданных. Заставлю-ка их кланяться мне ниц. Мои гордые греки и македонцы взвоют от унижения... А этот двоечник Клит... Красный диплом имеет, кандидатскую защитил, Фрейдов знает, Кантов знает, а в каком году я умру, не запомнил... "Молодым умрешь, как все гении, молодым"...
Вот сукин сын! И про Индию почти ничего не помнит... "Какие-то крупные проблемы там у тебя будут"... Все испортил... Молчал бы лучше. Если бы не напел мне про мою раннюю смерть, я не сидел бы сиднем в Согдиане и Бактрии третий год... Оставил бы этого полудурка Спитамена[10] Артабазу[11] и погнал бы свои фаланги в Индию... В Индию... В рекламном ролике банка Империал я совсем неплохо получился... «И приказал он сжечь все сокровища...»
И Александр стал обдумывать операцию по уничтожению сокровищ, которые будут отягощать его обозы, когда он все-таки двинет в Индию. Но, когда все было продумано до мелочей, ему стало жаль с таким трудом награбленного, и он решил уничтожить только малоценку, ну и что-нибудь для отвода глаз, а все остальное спрятать на черный день. "Вот только где спрятать? – сказал Александр вслух, потирая пятерней свои предательские половые органы. – Здесь, что ли, в этих горах?
В это время в опочивальню вошел сердитый Клит. Он был в боевом одеянии, вплоть до шлема и котурнов.
– Валяешься, полководец? – спросил он, присаживаясь рядом. – Затащил весь цвет древнего мира в эту дыру и раскис... Вставай, давай, потопали в Индию... Индия... Подумай, это же святые телки[12], махатма Ганди, Рама Кришна и Рерих! И еще индийские фильмы!
– Да ну тебя, Черный... Индия, Индия... Сам ведь говорил, что после нее я недолго проживу. Прикажи лучше вина подать, да побольше. И пусть танцовщицы будут одетыми и в сандалиях...
– Что, опять поссать и засунуть толком не можешь? Давай, врача придворного позову? Скажу ему, что это у меня простатит разыгрался и пусть лечит тебя заочно?
– Все тайное становится явным... Не могу я, Клит, рисковать своим историческим именем... Не хочу, чтобы мое имя муссировалось в учебниках по урологии.
– Ну и дурак... Я ради него на позорище иду, а он, засранец, выпендривается...
– Позорище, позорище... Кто поверит, что у тебя, Клита, простатит? Мне говорили, что ты каждую ночь все женское население Мараканды протря... протрахиваешь... Барсина вчера утром в раскарячку ходила, а морда веселая... Ладно, я подумаю...
– Думай, Шурик, думай.
– Послушай, дорогой, а ты не боишься, что я тебя, того, на тот свет когда-нибудь спроважу? Ведь только ты о моей совсем не божественной болезни знаешь?
– Как тебе сказать, Баламут... – вздохнул Клит, горько усмехнувшись краешком рта. – Знаю лишь, что если ты, божественный, и решишь меня шлепнуть, то это решение дастся тебе нелегко...
Александр Македонский в безотчетном порыве привлек к себе Клита. Некоторое время они, растроганные, сидели голова к голове.
– Эх, Черный, давай, что ли напьемся, – наконец вздохнул Македонский. – Хмельной хрен не болит... Да, кстати, Клит, давно тебя хотел спросить, да все недосуг был... Скажи, пожалуйста, какое отношение твое имя имеет к клитору?
* * *"Что происходит?" – спросите вы... "Баламут в обличье Александра Македонского, Черный в обличье Клита? Что за бессмыслица? Бессмыслица, похлестче денаменационной копейки?
А ничего особенного, никакой бессмыслицы. Походив пару часов в полном снаряжении македонского полковника, я понял, что Николай Сергеевич Баламутов, бывший главный геолог Чоринской партии Магианской ГРЭ, в одной из своих прошлых жизней (везет же людям!) был Александром Македонским, а я, ваш покорный слуга, – его соратником и близким другом Клитом по прозвищу Черный. "Ничего удивительного, – думал я тогда, – что в Сердце Дьявола в ртутной, хорошо проводящей атмосфере, после принятия внутрь шариков Худосокова становятся возможными невероятные, необъяснимые вещи..."
Затем, в промежутках между стычками и сражениями, я немало рассуждал на эту тему и пришел к выводу, что реинкарнация наоборот происходит благодаря чудесному воспроизведению записанных в наших душах событий прошлых жизней... В соответствующих декорациях, естественно... То же небо и та же вода... Полная абсолютная реальность и соответствие. Если, конечно, не учитывать тот факт, что такое воспроизведение приводит к совмещению знаний прошлой и настоящей жизни, то есть в данном случае воспроизведенный Александр Македонский одновременно ощущает себя и Николаем Сергеевичем Баламутовым... И знает то, что знает он... Происходит то, что называется телескопированием – то есть вложением, в данном случае вложением одной секции вечной жизни в другую... Конечно, когда мы с Николаем стали, соответственно, Клитом и Александром Македонским, мы испытали, мягко говоря, потрясение. Но обильные возлияния позволили нам довольно быстро акклиматизироваться в своих новых оболочках.
Но не обошлось, конечно, и без психических травм. Македонский, например, расстроился, когда я сообщил ему, что он умрет молодым, а его империя после этого быстренько распадется. Он приуныл и застрял в Согдиане. Но скоро я убедил его, что смерть при наличии реинкарнации, то есть перерождения, вещь весьма относительная... Умирая, мы переходим не в плохо пригодный для нормального существования рай (или, тем более, ад), а в другую жизнь, настоящую, полнокровную... И такие переходы будут продолжаться, пока существует Земля. А может быть, и вечно... Бесконечное время, бессмертная, разнообразнейшая жизнь...
...Вечером была большая пьянка. Александр напился и стал буянить. Успокоившись после бани, предложил мне ехать в верховья Политимета[13] на охоту.
– А потом Ариамаз и Хориену с землей сравняем, – предложил он, отведя глаза в сторону.
– А в Индию когда? – спросил я, изобразив на лице презрительную улыбку.
– Потом... – ответил Александр и принялся пить снова.
6. Александр берет Ариамаз и напивается. – Пантера любви и честолюбия. – К кому взывать?
И мы поперлись. Воля земного бога – есть воля бога, и мы потащились по раскисшей дороге. Стояла слякотная зима 328/327 годов до нашей эры. Везде лежал мокрый снег, под ним открывалась непролазная грязь. Но Александра влекло что-то. Несколько позже я понял, что не от Индии, последней страницы своей биографии, он бег тогда... Он стремился к чему-то, как вода стремится к морю, как любовник стремится на первую интимную встречу... И очень скоро, невзирая на лавины и камнепады перед нами предстал Ариамаз – оплот непобежденного Оксиарта...
– Подавишься, – сказал я, рассматривая крепость, прилепившуюся к южной стороне неприступной скалы...
– Обижаешь, начальник, – недобро усмехнулся Александр. – Забыл, кто я?
И призвал к себе начальника трехсот своих скалолазов[14] и приказал ему взобраться со своими людьми по северной стороне скалы на самую ее вершину и подготовить приспособления для подъема туда солдат и боевой техники.
