Дуглас Адамс - Долгое чаепитие
5
Дирк хорошо знал Лаптон-роуд. Это была широкая улица с деревьями по обе стороны, а террасы поздневикторианского стиля стояли крепко и уверенно-устойчиво и не одобряли присутствия здесь полицейских машин. Они не терпели их появления в большом количестве, а если сказать точнее, и ослепительный свет мигалок выводил их из себя. Обитателям Лаптон-роуд по душе была такая машина, которая безупречно выглядела, была всего одна и спокойно ездила то вверх, то вниз по их улице бодро и благонадежно-респектабельно, придавая таким образом бодрости и благонадежности также и их имущественным ценностям. Но как только появились эти мигалки с их бледно-голубым светом – таким, какой бывает, когда до боли сжимаешь костяшки пальцев, – от него бледнели не только аккуратные кирпичные стены, но и сами ценности, скрытые за стенами.
За окнами, ослепленные голубыми вспышками, появлялись встревоженные лица.
Поперек улицы – три полицейские машины, способ парковки, сильно выходящий за рамки общепринятого. Это был мощный сигнал миру, означающий, что главное действующее лицо здесь и сейчас – Закон и чтоб все остальные, у которых были здесь какие-то дела, убирались подальше с Лаптон-роуд.
Дирк, спеша, стремительно поднимался вверх по улице, чувствуя, как противно выступает пот под его тяжелым кожаным пальто. Прямо перед его носом вырос полицейский констебль с раскинутыми в стороны руками, словно изображал шлагбаум, но Дирк снес это заграждение потоком слов, которому констебль не смог сразу дать отпор. Дирк на всех парах двинулся к дому.
У входа его остановил другой полицейский, и только он собрался изящно и ловко взмахнуть перед ним карточкой «Марк и Спенсер», давно уже недействительной, – он столько раз тренировался это делать перед зеркалом в те долгие вечера, когда нечем было заняться, – как полицейский вдруг обратился к нему с вопросом:
– Эй, вы случайно не Джентли?
Дирк бросил на него настороженный взгляд. Он издал какой-то хрюкающий звук, который в зависимости от обстоятельств мог означать и да, и нет.
– Тут шеф вас хотел видеть.
– В самом деле? – переспросил Дирк.
– Я узнал вас по его описанию, – ухмыльнулся полицейский, оглядывая его с ног до головы.
– Вообще вашу фамилию он произносил в такой манере, которая кое-кому могла бы показаться оскорбительной. Он даже выслал Ищейку Боба с машиной с целью вашей поимки. Сразу могу сказать по вашему вполне пристойному виду, что ему не удалось вас найти. Те люди, которых Боб Ищейка находил – что случалось достаточно часто, – они, знаете ли, выглядели не лучшим образом, когда он их приводил. Просто хотели с вашей помощью прояснить кое-какие вопросы – только и всего. Вам лучше войти в дом. Лучше вам, чем мне, – спокойно добавил он.
Дирк окинул взглядом дом. Окна была закрыты сосновыми ставнями. Несмотря на то, что во всем остальном дом оставлял впечатление прекрасно ухоженного, несомненно богатого и благополучного, его закрытые ставни не давали избавиться от ощущения какого-то внезапного крушения.
Как-то странно было, что из подвала доносилась какая-то музыка, вернее, один и тот же музыкальный отрывок, звучавший так, словно что-то билось обо что-то с глухим шумом, и без конца повторяющийся. Судя по всему, застряла иголка на пластинке, и Дирк недоумевал, почему никому не приходило в голову выключить проигрыватель или, по крайней мере, передвинуть иголку, чтобы пластинка играла дальше. Песня казалась смутно знакомой, и он решил, что, должно быть, как-то слышал ее по радио, но что это была за песня, вспомнить так и не мог. Слова были, кажется, такие:
Ты не тронь ее, не тронь…Ты не тронь ее, не тронь…
– ну и так далее.
– Не спуститесь ли в подвал? – с безразличным выражением сказал полицейский, будто это было первое, что может прийти в голову любому находящемуся в здравом уме.
Дирк едва кивнул ему и быстро стал подниматься по ступенькам, которые вели к входной двери, слегка приоткрытой. Он гордо вскинул голову, зябко передернул плечами, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
Вот он наконец вошел в дом.
В прихожей все говорило о роскоши и достатке, наложившихся на студенческие вкусы и привычки. Пол деревянный, покрытый толстым слоем полиуретана, стены – белого цвета, везде греческие коврики, впрочем довольно дорогие. Дирк готов был держать пари (однако в случае проигрыша платить собирался едва ли), что при более тщательном исследовании дома могли обнаружиться, не говоря уже о других темных тайнах, пятьсот акций «Бритиш телекомп» и полное собрание альбомов Дилана, последний был – «Кровавые следы». В холле был еще один полицейский – совсем молоденький мальчик, который стоял, привалившись к стене и трогательно прижав к животу каску. Лицо бледное и потное. Безучастно посмотрев на Дирка, он кивком указал на ступеньки в подвал.
Все те же звуки снова и снова:
Ты не тронь ее, не тронь…Ты не тронь ее, не тронь…
Желая найти выход бушевавшей ярости, он оглядывался вокруг, ища что-нибудь, что можно было швырнуть или сломать. Как хотелось бы ему отрицать, что увиденное случилось по его вине. Но до тех пор пока кто-нибудь не докажет обратное, он чувствовал» что не мог это отрицать.
– Эй, давно здесь стоишь? – рявкнул Дирк.
Юному полицейскому пришлось собраться с силами, прежде чем он смог ответить.
– Мы приехали с полчаса назад, – промямлил он. – Ну и утречко выдалось – нечего сказать. Столько беготни.
– Не надо мне рассказывать про беготню, – отсутствующе произнес Дирк. Он заставил себя пойти вниз.
Ты не тронь ее, не тронь…Ты не тронь ее, не тронь…
Внизу был узкий коридор. Он упирался в дверь, которая была взломана и еле-еле держалась на петлях. За дверью – очень большая комната. Дирк уже было собрался войти в нее, как вдруг прямо перед ним возникла человеческая фигура и преградила ему путь.
– Прискорбно, что ты оказался замешанным в это дело, – произнесла фигура. – Мне очень жаль. Не скажешь ли, какое отношение ты имеешь ко всему этому, так, чтоб мне стало ясно, отчего именно мне так неприятно.
Дирк в изумлении уставился на узкое выхоленное лицо.
– Джилкс? – удивился он.
– Что ты стоишь как этот, как его – ну, который похож на тюленя, но не тюлень? Гораздо хуже. Такие большие и все время ревут. Дюгонь. Ну так что ты стоишь здесь как удивленный дюгонь? Почему этот… – Джилкс жестом показал в комнату позади себя, – почему этот… мужчина, который там, написал твою фамилию и телефон на конверте, набитом деньгами?
– А сколь… – хотел было спросить Дирк. – А как ты, Джилкс, оказался здесь, могу я узнать? Что ты делаешь так далеко от Фенса? Весьма удивлен, что ты чувствуешь себя несколько обескураженным.
– Триста фунтов, – ответил Джилкс. – За что?
– Может быть, ты позволишь мне поговорить с моим клиентом, – сказал Дирк.
– С твоим, м-м, клиентом? – с мрачной ухмылкой спросил Джилкс. – Ну что ж. Хорошо. Почему бы тебе в самом деле не поговорить с ним? Мне было бы очень интересно послушать, что тебе надо ему сказать.
Он неуклюже посторонился и пропустил Дирка в комнату.
Дирк сосредоточился и вошел в комнату, постаравшись сохранять самообладание, которое продлилось чуть больше секунды. Большая часть его клиента сидела, удобно устроившись на стуле перед проигрывателем. Стул находился в оптимальном положении для слушания музыки – вдвое дальше от колонок, чем расстояние между ними. Такое расположение считается идеальным для стереозвучания.
В целом казалось, он чувствует себя свободно и расслабленно, сидя скрестив ноги перед столиком с недопитой чашкой кофе. Ужасным же было то, что его голова аккуратно помещалась прямо посередине пластинки, которая крутилась на проигрывателе, а тонарм попеременно то прижимался к шее, то снова отклонялся назад к нарезке на пластинке. Проделывая в своем вращении полный круг, каждые 1,8 секунды голова, казалось, обращала на Дирка взгляд, полный упрека, как бы говоря: «Вот видишь, что бывает, если не прийти вовремя, как я тебя просил», – потом она снова поворачивалась к стене, кружилась дальше, а повернувшись к Дирку, смотрела на него с еще большим упреком.
Ты не тронь ее, не тронь…Ты не тронь ее, не тронь…
Комната закачалась, и Дирк ухватился за стену, чтобы остановить ее.
– А не просил ли клиент оказать ему какую-нибудь особую услугу? – очень тихо спросил Джилкс за его спиной.
– Да так, м-м, совершенный пустяк, – еле выдавил из себя Дирк. – Ничего, что может быть связано со всем этим. Нет, он, м-м, не упоминал ничего подобного, ни в коем случае. Послушай, я вижу, ты занят, лучше всего мне забрать свой гонорар и уйти. Ты ведь говорил, что он где-то оставил его для меня?
