Терри Пратчетт - Делай Деньги
Главный холл был высотой в три яруса, и собирал немного серого света из рядов зарешеченных окон. И, в смысле первичной архитектуры, этим все и исчерпывалось. Все остальное было отделами.
Отделы были встроены в стены и даже, как ласточкины гнезда, висели у потолка, снабженные ненадежными на вид деревянными лестницами. Неровный пол сам представлял собой поселок отделов, беспорядочно расположенных, непохожих один на другой, каждый с крышей на несуществующий случай дождя. В плотном воздухе мягко плавали клочки дыма. У одной из стен светилась темно-оранжевым кузница, создавая правильную Стигийскую атмосферу. Место выглядело как загробное назначение для людей, совершивших незначительные и довольно скучные грехи.
Все это было, тем не менее, просто фоном. Господствовал надо всем в холле Дурной Пенни. Колесо было… странным.
Мойст раньше уже видел подобные колеса. Один был в Танти, и заключенные могли укреплять на нем свою сердечно-сосудистую систему, хотелось им того или нет. Мойсту пришлось принять пару смен, прежде чем он понял, как обыграть систему. То колесо было жестокой вещью, тесной, тяжелой и гнетущей. Дурной Пенни был намного больше, но его почти будто бы и не было. Был только металлический край, который отсюда казался пугающе тонким. Мойст тщетно старался разглядеть спицы, пока не понял, что их вообще не было, только сотни тонких проволок.
— Ладно, я вижу, что оно должно работать, но… — начал он, уставившись на огромную коробку скоростей.
— Оно очень хорошо работает, я полагаю, — сказал Бент. — Есть голем, чтобы двигать его, когда необходимо.
— Но оно же непременно должно развалиться на части!
— Должно? Я не в состоянии утверждать это, сэр. А, вот и они…
Люди направлялись к ним из разных отделов и из двери в дальнем конце здания. Они двигались медленно и осторожно, с единственной целью, как живые мертвецы.
Впоследствии Мойст думал о них как о Людях Отделов. Не все из них были стариками, но даже молодые большей частью очень рано приобрели налет зрелого возраста. Очевидно, чтобы получить работу в Монетном Дворе, нужно было подождать, пока кто-нибудь не умрет, это был случай Отделов Мертвецов. Как бы то ни было, положительным моментом было то, что когда ожидаемая вами вакансия освобождалась, вы получали работу, даже если были совсем немногим живее, чем предыдущий служащий. Люди отделов управляли полировочным отделом, прессовочным отделом, литейным (два отдела), охранным (один, но довольно большой отдел) и хранилищем с замком, который Мойст бы открыл одним чихом. Назначение других отделов остались тайной, но, возможно, они были построены на случай, если кому-нибудь вдруг срочно понадобится отдел.
У Людей Отелов было то, что сходило в их отделах за имена: Альф, Альф Младший, Плевун, Малыш Чарли, Король Генри… но у того, кто был, так сказать, назначенным собеседником с миром за пределами отделов, было полное имя.
— Это мистер Теневой Восемнадцатый, мистер Липовиг, — сказал Бент. — Мистер Липовиг… Просто осматривается.
— Восемнадцатый? — спросил Мойст. — Вас есть еще семнадцать?
— Больше нет, сэр, — ответил Теневой, оскалившись.
— Мистер Тенистый — потомственный мастер, сэр, — сообщил Бент.
— Потомственный мастер… — без выражения повторил Мойст.
— Точно, сэр, — сказал Теневой. — Мистер Липовиг хочет узнать историю, сэр?
— Нет, — твердо ответил Бент.
— Да, — заявил Мойст, смотря на его «твердо» своим «проницательно».
— О, похоже, что хочет, — вздохнул Бент. Мистер Теневой улыбнулся.
Это была очень полная история, и требовала она долгого рассказа и много времени. В какой-то момент Мойсту показалось, что время это подошло бы Ледниковому Периоду. Слова протекали мимо него, как грязный поток, но, как и в грязном потоке, кое-что застревало. Пост потомственного мастера появился сотни лет назад, когда должность Начальника Монетного Двора была синекурой, данной своему собутыльнику тогдашним королем или патрицием, который использовал того как копилку и не делал ничего, кроме как появлялся время от времени с большим мешком, похмельем и многозначительным взглядом. Должность была образована, потому что возникло смутное понимание, что должен быть кто-то ответственный, и, по возможности, трезвый.
— И вы действительно всем управляете? — быстро спросил Мойст, чтобы перекрыть поток чрезвычайно интересных фактов о деньгах.
— Точно, сэр. Временно. Начальника не было сотню лет. Pro tern.
— И как вы получаете плату?
Наступило минутное молчание, а потом мистер Теневой сказал таким тоном, будто он говорил с ребенком:
— Это — монетный двор, сэр.
— Вы сами делаете собственную зарплату?
— А кто еще это сделает, сэр? Но все официально, не так ли, мистер Бент? Он получает все квитанции. Мы, в сущности, обходимся без добавочной стоимости.
— Ну, по крайней мере, у вас прибыльное дело, — весело сказал Мойст. — Я имею в виду, что, должно быть, вам сделать деньги — раз плюнуть!
— Как-то сводим концы с концами, сэр, да, — ответил Теневой так, как будто это была больная тема.
— Концы с концами? Вы же монетный двор! — удивился Мойст. — Как можно не делать прибыли, делая деньги?
— Расходы, сэр. Куда ни глянь — везде расходы.
— Даже от доходов?
— И там тоже, сэр. — Ответил Теневой. — Это разорительно, сэр, это на самом деле так. П’нимаете, сделать фартин’ стоит полпенни, и почти пенни — чтобы сделать полпенни. Пенни выходит за пенни с четвертью. Шестипенсовик стоит два пенса с четвертью, так что здесь мы в выигрыше. Полдоллара стоит семь пенсов. И только шесть пенсов за доллар, явное улучшение, но эт’ потому, что мы тут их делаем. Самые засранцы — это гроши, потому что ценятся они в полфартинга, а стоят шесть пенсов из-за кропотливой работы, они такие маленькие и с дыркой в середине. Трешки, сэр, у нас только несколько человек их делают, много работы и выходит каждая за семь пенсов. И не спрашивайте меня о двухпенсовиках!
— А что с двухпенсовиками?
— Рад, что вы об этом спросили, сэр. Тщательная работа, сэр, складывается в семь и одну шестнадцатую пенса. А, да, еще шестнадцатая пенса, сэр, элим.
— Я про такой даже не слышал никогда!
— Ну, нет, сэр, вы и не могли, человек вашего-то класса, но и он имеет место, сэр, имеет место. Милая маленькая штучка, сэр, куча крошечных деталей, изготавливаемая по традиции вдовами, стоит аж целый шиллинг из-за такой кропотливой гравировки. У старушек уходят дни только на один, из-за ихнего зрения и всего такого, но зато они чувствуют себя полезными.
— Но шестнадцатая часть пенни? Четверть фартинга? Что на нее можно купить?
— Вы удивитесь, сэр, но на некоторых улицах… Свечной огарок, маленькую картофелину, которая только чуть-чуть позеленела, — ответил Теневой. — Может быть, сердцевинку яблока, которую не совсем доели. И, конечно, очень удобно кидать в коробки с пожертвованиями.
И золото, значит, якорь, да? — подумал Мойст.
Он осмотрел все обширное пространство. Здесь работало всего около дюжины человек, включая голема, о которых Мойст научился думать как о виде, к которому следует относиться как к «человеку из-за ценности, равной человеческой», и прыщавого парня, делавшего чай и о котором Мойст так не думал.
— Похоже, вам не нужно много людей, — сказал он.
— А, ну, мы только серебряные и золотые…
— Золотистые, — быстро вмешался Бент.
— …Золотистые монеты здесь делаем, видите ли. И необычную всячину, вроде медалей. Делаем заготовки для меди и латуни, но остальное делают надомники.
— Надомники? Монетный Двор с удаленными работниками?
— Точно, сэр. Вот как вдовы. Они работают на дому. Ну вы же не будете ждать от стареньких вдовушек ковылять сюда, большинство из них без двух палок не обходится!
— Монетный Двор… То есть место, которое изготавливает деньги… нанимает людей, которые работают дома? Нет, в смысле, я знаю, что это модно, но я имею в виду… Ну, вам не кажется это странным?
— Да боги с вами, сэр, у нас есть семьи, которые целыми поколениями делали пару медяков за вечер! — счастливо поведал Тенистый. — Папа делает основной оттиск, мама доканчивает чеканку, детишки чистят и полируют… Это традиция. Наши удаленные работники — как одна большая семья.
— Хорошо, но как же сохранность?
— Если украдут хоть на фартинг, их можно будет повесить, — сообщил Бент. — Считается за государственную измену, знаете ли.
— Вы в какой семье росли? — ужаснулся Мойст.
— Должен заметить, что никто никогда так не поступал, потому что они преданны, — заявил мастер, уставившись на Бента.
— На первый раз обычно принято отрубать руку, — смилостивился добрый семьянин Бент.
— И много они денег на этом делают? — сказал Мойст, осторожно влезая между ними двумя. — В смысле заработка?
