Вячеслав Шторм - Женить нельзя помиловать

Ан нет!

Через пару дней залезаю за какой-то надобностью в карман и обнаруживаю там записку. Маленький такой квадратик плотной бумаги, надушенный теми самыми духами, что я в ресторане унюхал. А на бумаге написано, что дриады из Заповедного леса — не сказки. И если, мол, ты парень не робкого десятка, то приходи как-нибудь вечерком на опушку и громко позови меня по имени. И подпись — «Барби».

Глори явно собралась выдать нечто язвительное, но встретилась с моим взглядом и промолчала, хотя и демонстративно возвела очи горе.

— Да, я туда поперся! — с вызовом заявил парень. — Любопытство заело. Честь по чести остановил Забияку на самой опушке и крикнул: «Эй, Барби! Я пришел». Стою дурак дураком, жду. Пять минут жду — никого, десять — никого. Ну, думаю, поиздевались надо мной. И только собрался уходить, как слышу за спиной: «Эй, красавчик! Ты куда?» Оборачиваюсь: стоит на полянке девушка. Такая… такая… — Бон изобразил в воздухе нечто, должное символизировать сногсшибательную фигуру, и мечтательно причмокнул. Римбольд ухмыльнулся, Глори выдала что-то из серии «все вы одинаковые!», а я понимающе (но так, чтобы жена, не дай боги, не заметила) кивнул.

— Вот так и познакомились, — продолжал рассказ наш игрок. — И хотя я провел в лесу всего три дня, мало мне не показалось. Малышка Барби оказалась такой неутомимой и изобретательной, что в итоге я фактически сбежал, сославшись на срочные дела.

Время шло, я мотался по всему материку, и постепенно Заповедный лес и страстная, дриада забылись. Но неделю назад мне пришлось вспомнить о них снова.

Приехав в Хойру, я закинул нужному человеку пакет от Робина и получил письмо с приказом ровно через семь дней быть в Райской Дыре. Перспектива вновь увидеть вас и, если получится, даже поработать вместе меня немало вдохновила. Отлично, думаю, поболтаюсь по городу деньков пять, передохну — и двину. Щаз-з!

Той же ночью сплю я в гостинице и снится мне страшный сон. Будто лежу я в своей постели с открытыми глазами и в окно смотрю, а за окном ночь, луна, ветер и прочие атрибуты классического кошмара. Только мне не страшно ничуть, а наоборот, настроение до идиотизма бодрое и приподнятое. И тут на подоконник пикирует громадный черный ворон, чуть ли не с индюка размером. Сидит, на меня искоса смотрит и молчит. Потом слышу прямо внутри черепа: «Это ты, что ли, Бон Гейме?» «Ну я», — думаю. «Это хорошо…» Хлоп — и простыня, которой я накрывался, вмиг так хитро перекрутилась, что и руки, и ноги мои оказались намертво привязаны к кровати. А вместо ворона стоит в комнате толстый да бородатый дядька в плаще из птичьих перьев и смотрит на меня так, будто я у него собственноручно старушку-мать за двадцать орлинок топором порешил.

«Попался, — говорит, — мерзкий совратитель! Теперь не уйдешь!» Я гляжу на него квадратными глазами и спрашиваю: «Ты кто?» «Я, отвечает, Великий друид Мунин Дубадам, глава Зеленого ордена». — «Очень приятно. Теперь давай помедленнее и попонятнее насчет совратителя». Он ухмыляется: «Помнишь, мол, Заповедный лес да дриаду Барби, племянницу мою?» — «Так это твоя племянница? А то как же, помню. Славно зажигали!» Тот аж затрясся от воодушевления, бородой заколыхал: «Ага, — кричит, — не отпираешься, значит?!» Я плечами пожимаю, хотя получается не очень. Он понимает и дальше пытает: «А в курсе ли ты, что теперь, как честный человек, должен на ней жениться?» Мне смешно стало: «Ты, господин Мунин, не иначе как со своего дуба рухнул! Раньше надо было племяшку пасти! А сейчас, ежели всех таких честных собрать, что до меня у нее были и после меня будут, то их на дивизию хватит!» «Ох, дубадам — грозно говорит он. — Значит, не хочешь по-хорошему грех искупить?» «И не мечтай, папаша! — нагло отвечаю я. — И вообще, не пойман — не вор! А теперь развяжи меня и проваливай. Ночь на дворе, я спать хочу». «Уснешь, — говорит он, — ох, дубадам, уснешь!» Подходит ко мне и, бубня под нос, что-то кладет на грудь. Щекотно стало. А Мунин стоит и ручки потирает: «Проклюнулся, говорит, бешеный каштан! Теперь никуда ты от меня не денешься! Слушай, Бон Гейме: ровно через год принесешь мне яйцо феникса».

Я ему отвечаю: «Ага, уже бегу!» «И побежишь, — скалится Мунин, — когда время поджимать начнет. На четырех ногах поскачешь! Вытащить каштан могу только я. Ни маг, ни хирург тебе не помогут, а если только попытаются — бум! и нет у тебя головы». Я ему: «Ой, напугал! А ежели я на твой каштан наплюю да и буду себе жить-поживать?» «Не-а, — злорадно отвечает друид, — не выйдет. Потому как через год каштан дозреет и…» «Слышал уже. Бум и все остальное. Ну а если я тебе яйцо это притащу, то что буду с того иметь, кроме избавления от каштана?» Он кивает: «Известно что. Тогда мы честным пирком — да за свадебку! Верной — хе-хе! — жены не обещаю, но на приданое не поскуплюсь. И учти, зятек: кроме тебя и другие претенденты имеются, так что ты не тяни с поисками, не тяни…» Не успел я самым натуральным образом послать этого пернатого вымогателя куда подальше, как он опять обернулся вороном, каркнул что-то нелицеприятное и был таков.

Наутро просыпаюсь я в своей постели, укрытый все той же простыней. Ну, думаю, и приснится же такая чушь! Встаю, подхожу к окну и вдруг вижу — на подоконнике лежит здоровенное черное перо. Я бегом к зеркалу, а там… — И парень горестно щелкнул пальцем по своему шарфу. — Какой уж тут отдых, какой покой и нега! Пять дней я в библиотеках штаны протирал, информацию по бешеному каштану искал.

За всю прошедшую жизнь, наверное, столько книг не перелопатил!

— И что? — не утерпел Римбольд. Бон покачал головой:

— Дрянь дело. Все как Мунин и обещал: вынуть нельзя, вырезать нельзя, инкубационный период — ровно год, а потом — бум! А избавить от него может только друид, да не любой, а лишь тот, кто этот треклятый каштан сажал.

Мы немного помолчали, потом Глори решительно стукнула кулаком по подлокотнику кресла:

— Значит так! Пойду-ка я кое с кем посоветуюсь.

— Элейн? — догадался я.

— Угу. Не скучайте, я скоро.

Как оказалось, перед нашим отъездом из Спящих Дубрав магесса подарила Глори хрустальный шар, при помощи которого мы могли связаться с ней в любой точке мира. И вот теперь моя милая жена очень своевременно вспомнила об этом полезном предмете.

Пока Глори ходила в библиотеку, где спрятан шар, я напомнил Римбольду о деле, которое привело его к нам. Гном звонко шлепнул себя по лбу, обозвал тупицей и полез в свою дорожную сумку. Оттуда он извлек плотный конверт — из тех, в которых мы обычно получали задания от КГБ.

— Вот! — триумфально заявил он. — Мне, как и Бону, официально предписано прибыть в Райскую Дыру, передать это вам с Глори и дальше действовать в соответствии с изложенными тут инструкциями.

— Извините, я прослушала. Что ты должен нам передать?

Римбольд повторил.

— Какие новости? — поинтересовался я.

— Элейн очень занята, — заявила жена, вскрывая конверт. — Они там с папой занимаются то ли мантрой, то ли тантрой… короче, совершенствуют какую-то

«Цветочную сутру»… магический трактат, наверное… Дело шибко важное, ответственное, и, когда она освободится, Элейн не знает. Но когда-нибудь точно освободится, и уж тогда обязательно нас найдет, чтобы «надрать этому паршивцу Бону уши».

— Так, может, я… это… пойду пока, погуляю? — с надеждой предложил парень.

— Еще чего! Ты уже и без того… погулял на славу. Лучше слушай, что пишет наш драгоценный босс — Глори демонстративно откашлялась и начала читать:

«Привет, ребята! Искренне надеюсь, что вы все в сборе и в добром здравии! По моим каналам поступила информация, что где-то в Дальне-Руссианском Пределе появилось яйцо феникса. Я его хочу. Все предыдущие задания отменяются, немедленно приступайте к поискам. В конверте кроме письма — ясак КГБ. Предъявив его любому члену Комитета, вы можете требовать моим именем денег, оборудования и вообще любой помощи. В случае благоприятного исхода получите сто тысяч золотом каждый. Очень на вас рассчитываю. Ваш Робин Бэд».

Как вы думаете, что мы сделали, когда наша экс-принцесса замолчала?

Правильно. Дружно схватились за голову.

ГЛАВА III,

— Что будем делать? — задал риторический вопрос Римбольд.

— Заголять и бегать! — огрызнулся Бон. — Разумеется, искать.

— Это понятно, — не отставал упрямый гном. — Но если найдем, то кто получит яйцо?

А правда — кто? С одной стороны, сто тысяч на брата — это круто даже по меркам КГБ, на чьи гонорары мы отродясь не жаловались. Но с другой — безголовому Бону ни к чему деньги в любом количестве.

— Мунин Дубадам, — отчеканила Глори, гипнотизируя Римбольда взглядом. Вот тут-то мы и узнали, что влияние моей жены на бородатого небезгранично. Или просто куча золота в сознании гнома задавила чувство локтя?