Анна Йоль - Травница
Вот зря, я решила вновь пожить без чая, ой зря! Зависимость к чему-либо — плохо, но «эффект отмены» от этой настойки был просто ужасающим. Отвыкнув от яркости чувств меня, бросало из крайности в крайность. То трясло от злости так, что зубами скрипела, то смеялась — думала лёгкие выплюну и, конечно, бросалась в рыдания от любой грустной мысли. И вот сейчас гнев рокотал в глотке, хотелось вернуться и избить их. Этих коротышек я бы за шкирку могла поднять и встряхнуть как нашкодивших котов.
Ладно, обманывали меня, но за тупую меня принимать это уж слишком! Особенно мне «понравилась» часть про племянника Илкуя или как-то там и поженим. У меня пар из ушей шёл при одном упоминании этого, насколько же я дура по их мнению по шкале от зубочистки до амёбы.
Я почти со свистом выдохнула воздух и рядом кто-то ойкнул.
— Прости-прости-прости, — затараторил знакомый голос. — Не нарочно я пугал…
Ярима — крадущийся в тени, ей-богу. А парень все стоял и разглядывал меня словно зачарованный.
— Привет. — Устало сказала я. Только его мне ещё не хватало.
— Привет. — Прошелестел он.
— Надо же — не убежал. — Уколола я. И сразу стыд заполнил меня, что я на нём зря срываюсь, не виноват он моих злоключениях… — Извини.
— У тебя что-то болит? — запинающийся вопрос.
— Да. Нога. — «И гордость»- это уже про себя.
— Что с ней?
— Натёрла в кровь.
Он помолчал. Попереминался с ноги на ногу. Покидал на меня взгляды, а потом все же решился, смотря на ноги:
— Проводить домой?
— Не хочу домой.
Он резко поднял голову и посмотрел мне в глаза. И лицо его сделалось таким, словно он истину мироздания в них узрел.
— Тогда пошли ко мне…
Я аж поперхнулась от неожиданности. Вот тебе и скромник, надо будет Укко рассказать. И я, конечно, в отчаянии сейчас, но не настолько.
— Знаешь, Ярима… — я пыталась перефразировать заготовленную для таких случаев фразу: «Мы с тобой не на том уровне общения — отвали!»
— Ты не подумай! Тебя и тётка моя звала. — он неловко улыбнулся. — А то битый час сидишь у нас во дворе. А уже свечерело — замёрзнешь.
Ах, как неловко-то вышло.
* * *Тёткой оказалась Тива — предмет ярой зависти Труды. Увидев у себя на пороге «окровавленную» меня и довольного племянника она мило улыбнулась и сказала:
— Садись. Я сейчас принесу чем ногу намазать. А ты мелкий не шатайся без дела — иди за горячей водой.
Парень, красный как рак, убежал в другую комнату. Но сейчас я от него не отставала: щёки горели как костёр. До ужаса неудобно получилось с моим случайным вторжением в чужую собственность. Как в гости набилась…
Когда тебе говорят «дом сына главы деревни» первой же ассоциацией будет: роскошь. Представляются дорогое дерево, яйца фаберже и портреты в золотых рамах. Здесь же все было иначе: просторный и почти не украшен. Аккуратные занавески, милая скатерть на столе, цветок и пара статуэток. Просто и со вкусом. Это очень контрастировало с Трудиным «дворцом», украшенным вдоль и поперёк. Но самое примечательное, что здесь было уютнее и теплее. Казалось любовь, просто витает тут, а не заключается в декорациях. Может, первое впечатление и обманчиво, ведь мне тоже сперва казалось, что Блондинка украшала из любви дому. Но лишь спустя время я поняла — из любви к хвастовству и из мечты стать поводом разговоров и зависти. Вот посмотрите какова ХОЗЯЙКА!
Разглядывая декор, я расслабилась и успокоилась. И меня привлекла единственная яркая деталь: две стилизованные статуэтки мужчины и женщины. Они стояли совсем рядом: можно было дотянуться рукой и потрогать их. Женщина была изображена с красивой осанкой, гордо поднятой головой и, наверное, доброй улыбкой. Её одежда была красной, что выделяло белый цвет кожи. Мужчина же был мускулистым и хищным, его спина была прямой словно стержень. Темно-синяя одежда, с золотым капюшоном гармонировал с хмурым лицом и зашитым ртом. Не хотелось бы с ним нигде пересечься…
— Это Пери и Равк. Возлюбленные равновесия. — В комнату плавно, словно плыла, вернулась Тива с всевозможными склянками. — Ты так рассматривала их — они тебе неизвестны?
— Ваши божества?
Мне кивнули в ответ.
— Нет, мои, — я на секунду замялась, — сожители не веровали в них.
— С них станется. — вздохнула русоволосая. — Равк поддаёт нас искушениям и гневу. Забирает души без разбору.
— А Пери… наша защитница. Карает только грешников. — Нетвёрдо вклинился в разговор Ярима. В руках он нёс таз с водой.
— Спасибо, Ярима. Поставь вот тут. — Указала женщина и принялась закатывать мою штанину.
— Да я сама! — встрепенулась я, но меня проигнорировали и начинали обмывать раненую ногу. В который раз мне стало дико не по себе, а парень так вообще отвернулся. Казалось стеснение, воцарившееся в комнате, можно было схватить и завязать в узел.
Закончив со смыванием крови, женщина слегка отодвинула воду и опустила мою ногу на полотенце.
— Спасибо… — мой голос был совсем уж тихим. Чувствовала себя, как школьница на первом свидании. Мне по-доброму улыбнулись и пошли к столу за тёмно-синим бутыльком. Но тут, Тива, почувствовала витающую атмосферу. Она удивлённо перевела взгляд с красной меня на стеснённого Яриму. В шоколадных глазах как будто что-то блеснуло и мне подмигнули. На что я лишь смогла выдавить натянутую улыбку, казалось, что лицо сейчас треснет.
— Ярим, поди разогрей что-то гостье. — Живо скомандовала им женщина, а тот и рад был — только пятки засверкали. — Он парень ладный, хозяйственный.
— А-а. ага. — Проблеяла я.
Тива рассмеялась и, взяв бинт, вернулась ко мне и принялась обрабатывать ногу.
— Так мы на богах остановились?
Сначала я кивнула, а потом поняла, что женщина-то и не смотрит на меня, поспешно добавила:
— Да!
Послышался ещё один смешок.
— Равк и Пери возлюбленные. Но они борются с друг другом за души невинных.
— Отношения с перчинкой? — пошутила я. А потом замерла: а не оскорбила ли я их веру?
Тива задорно улыбнулась:
— А говоришь: «ничего не знаю!» — Женщина вылила синюю жидкость на бинт и приложила к ранке и она тут же защипала. Я слегка скривилась, и она беззлобно подколола меня:
— Ну, простите, не ваши дорогие настойки.
— Цену ставила не я. — Почему-то захотелось оправдываться.
— Успокойся. Я знаю Труду: с неё станется. — спокойно ответила Тива поднимая и унося склянку на стол и как ни в чём не бывало, продолжила: — Так вот, для Равка всё равны, что грешники, что чистые душой — он искушает всех без разбору. Пери же карает только грешников и спорит с Равком за души невинных. Ещё их называют Рождённый во тьме и Рождённая в огне. Есть ещё Роани — богиня Воды и Хала — бог трудолюбия и Рииг. Но это к Речным, здесь мало кто в них верует.
Я хотела было спросить, кто такие Речные, но вернулся Ярима с полным подносом еды и Тива предложила, голосом не терпящим возражения, отужинать.
* * *«Домой» я вернулась за полночь в ожидании показной истерики о моей задержки и лживого беспокойства. Но стояла лишь тупая тишина — никто не заметил моего отсутствия. Обидненько, я все же их путь к богатству. Во мне волной прокатилась смесь облегчения с разочарованием. С одной стороны, мне не хватало только показной истерики с пометкой «МЫ ЖЕ БЕСПОКОИЛИСЬ!» или «ТЫ ЖЕ ДЕВУШКА НЕЗАМУЖНЯЯ! ЧТО ЛЮДИ ПОДУМАЮТ?!», которые обычно бывали, задержись я хоть на полчаса после заката. А с другой стороны — что им за меня переживать? Они уже всё решили, осталось только племянника дождаться. Так бы и придушила их подушкой, тихонечко одного за другим. Начала бы с Халвена…
Ах, как же увлеченно и яростно Ярима рассказывал о том, чтобы он сделал и как собирается с ним поговорить по-мужски. Мы, конечно, с Тивой уговорили его, не задев при этом его гордости, повременить с расправой. И, мол, Халвен этот недостоин, чтобы богатырь Ярима об него руки марал.
Да они настояли на объяснении, что со мной приключилось и пришлось выкладывать карты на стол. Но большую часть я предпочла утаить и лишь обмолвилась, что они «нехорошо со мной поступили за глаза». Тива понимающе кивнула и, казалось, что она все и так поняла без моих объяснений. Ярима же явно хотел расспросить, но постеснялся: красные щеки и уши говорили за него. И как мило он, теребя рукава рубахи, настаивал на том чтобы проводить меня: «Негоже красавице в ночи одной ходить». Но я тактично отказалась, сославшись на то, что это недалеко и мне нужно подумать.
С этими мыслям зашла к себе в комнату и сразу поняла, что забыла про Укку: единственного, кто искренне переживает и беспокоится за меня…
— О! Пришло Божедурье. — Лениво поприветствовал меня вигт, попутно поедая сухарики на моей кровати. Потом же будет стрелки переводить и говорить, что я накрошила. — Долго же ты валандалась.
