Лана Туулли - Короли и Звездочеты
- Так что, - не выдержал тишины Лотринаэн, - идея управлять сфинксами с помощью заклинаний магии Четвертого Шага, хоть и интересна, с практической точки зрения не осуществима. Был бы здесь мой приятель Лео - он как раз специализируется в магии Крыла и Когтя, - может быть, он что-нибудь подсказал. Он всё про этих крылатых тварей знает - и когда у них первая линька, да сколько раз в жизни они меняют зубы, почему нельзя беспокоить нору с «сизыми» сфинксами, и как обрабатывать бирюзу, чтобы отвадить самок от деревни… Вспомнил! Правда, это не слишком научно, но может сработать: жители заброшенных селений эль-джаладской пустыни оставляют в песках бирюзовые ожерелья; если сфинксы принимают дар, то обычно в течение некоторого времени они не охотятся в ближайших окрестностях. При контакте бирюзы со шкурой сфинксов создается слабый поток Силы, который работает как… как настой валерианы - для котов. Вот они и растрачивают попусту охотничий инстинкт. Так что… - Лот дернул себя за ухо, будто наказывая за глупость озвучиваемого «совета»: - Если вдруг найдется несколько фунтов бирюзы, можно попробовать подкупить золотистую красотку…
Время в операционной остановилось. Лукин командовал делать инъекции; Леночка добросовестно держала кислородную маску на лице умирающего. Хирург согнулся над пациентом…
- Она черная, - произнес Саша. - Сегодня я имел еще одну возможность ее рассмотреть - она черная, как пантера.
Лот еще раз пожалел о том, что мэтр Лео остался в другом мире - уж он-то не упустил бы шанса впиться в аномальное создание, аки клещ-кровопивец. И, наверное, подпрыгивал бы от восторга, случись ему обнаружить у черной самки какие-нибудь особенные качества.
Вот только - можно ли ожидать чего-то новенького и неожиданного от существа, которого изучали еще три с лишним тысячелетия назад маги Утраченной Империи Гиджа-Пент? Фр, подумалось Лоту, эка невидаль - черная сфинкс…
- Черные сфинксы, - раздался за спинами Саши и Лота голос отца Гильдебрана, - совершенно особые существа. Для того, чтобы жить, им нужны не только плоть и кровь, но и души.
Старик посмотрел Саше прямо в глаза. Но со следующей фразой обратился не к Глюнову, а к Лоту:
- Вместо того, чтоб тратить ночь, учиться метать огненные шары да ледяные иглы, шли бы вы отдыхать. Хотя, конечно, кто я - советовать величайшему магу современности…
От этих слов Лотринаэн покраснел - на редкость некрасиво, потому как от прилившей крови на его лице выступили пятна недавно исчезнувших ожогов. Гильдебран, не тратя слов понапрасну, толкнул дверь операционной и теперь шел к затихшему Сереге.
Стягивающий окровавленные перчатки с рук хирург поприветствовал старика в мятой больничной пижаме деловым кивком - как равный - первого среди равных; Леночка тут же расплакалась и начала сквозь слезы что-то шептать на ухо Гильдебрану… По растерянности, промелькнувшей на лице Саши, Лот заключил, что тот никогда не видел старого жреца при исполнении, так сказать, непосредственных обязанностей.
- Он… - Лотринаэн замялся, с трудом подбирая слова, - проводит душу твоего друга. А тебе действительно лучше отдохнуть. Завтра будет тяжелый день.
Сашка остался неподвижен, продолжая смотреть вглубь операционной. Лот осторожно коснулся плеча молодого человека.
- Завтра будет тяжелый день… - повторил он, не зная, что сказать.
Эльфы не умеют прощаться, - подумалось Лоту, - они живут слишком долго, слишком ценят свое душевное спокойствие, чтобы тратить время на переживания и выяснения отношений, потому-то легко бросают друг друга, а коварная магия приучает к мысли, что в любую минуту дымчатая грусть расставания может смениться радостью встречи. Перешагнув за определенный возраст, эльфы вообще перестают думать о смерти, и сам Лот с легкостью перенял присущий «папиным родственникам» стиль взаимоотношений: главное, вовремя сбежать, телепортироваться на край земли, чтоб уберечь сердце от лишних травм… Да, кто-то умирает, это закон жизни - но нас этот закон не касается. Не сейчас, не в этом тысячелетии…
Прав был Гильдебран, обзывая эльфов «вечными детьми».
Сейчас, став свидетелем смерти молодого человека - в общем-то, человека совершенно постороннего и ничем не примечательного, абсолютно бесполезного с точки зрения Равновесия Вселенной или иных магических законов, - Лотринаэна царапнуло воспоминание о той единственной утрате, которую он переживал тяжело, погружаясь в бездну отчаяния и растерянности. По сравнению с печалью, вызванной кончиной матери, даже его истерический реквием в память об Алиме был подобен напеву сверчка.
Оказывается, для людей смерть всегда такова, - понял Лотринаэн, наблюдая за Сашей. - Она сжигает часть души и отпускает получившийся пепел на волю бушующих ветряных страстей.
Сашка Глюнов зло стиснул зубы и продолжал смотреть на мертвое тело приятеля абсолютно сухими глазами, как будто от силы его взгляда зависело, закончится ли этот миг отчаяния -или что-то изменится во Вселенной, какая-нибудь песчинка вдруг замедлит свое движение, и Серега вдруг шевельнется, вздохнет, и зеленая линия снова дернется, отмеряя удары живого сердца…
- Я провожу, - вмешалась Марина Николаевна. Лот на секунду нахмурился, попытался вспомнить, когда она появилась, долго ли стояла рядом, что могла услышать и понять из их конфиденциального разговора. Но появление ее было столь же мимолетно и обычно, как полет бабочки-однодневки.
Женщина взяла Сашу за руку и, с небольшим усилием, потянула в сторону. Она что-то говорила, сочувствующее и нейтральное, то, что было нужно сказать именно в эту минуту - и Сашка мигнул, коротко всхлипнул, будто свидетельствуя, что произошло неизбежное, смиряясь с тем, что Серега перестал существовать для этого мира.
Марина Николаевна увела Сашу, а полуэльф смотрел, как убирают окровавленные бинты и скальпели, как о чем-то важном и значительном беседуют между собой мэтр Лукин и второй целитель, как сестра милосердия поправляет сложенные на груди руки умершего… И как бесконечно старый, упрямый, как вечность, отец Гильдебран склоняет голову в беззвучной молитве.
Какова бы ни была смерть, - подумалось Лотринаэну, - главное, чтобы рядом с тобой оказался тот, кто понимает, что это такое. Знает всю боль, одиночество и отчаяние, которые она с собой приносит. И умеет делить свалившиеся беды на двоих.
Половинка смерти - уже не так страшно.
Издалека раздающийся голос Марины Николаевны что-то спрашивал - о таких прозаических и бесполезных вещах, как ужинал ли Саша, не ранен ли он, что случилось с Евгением Аристарховичем на Объекте, кто стрелял в Барабанова. Сашка отрицательно покачал головой, буркнул что-то нейтральное и, наконец, остался в одиночестве.
В привычном месте ночевки - в кабинете Лукина, располагавшемся на втором этаже клиники, - ничего не изменилось. Мягко светила лампа на рабочем столе; ее сияние отражалось от черного экрана выключенного монитора и перемигивалось-перешептывалось с… А вот эта вещь как раз и была новой. Саша встал с дивана и подошел к стенному шкафу - там, на верхней полке, придерживаемый стопкой книг, лежал меч. Витые полосы, украшающие рукоять, отражали свет лампы, и сейчас оружие не выглядело ни опасным, ни грозным - всего лишь красивая антикварная вещица, спрятанная в шкафу за ненадобностью…
Саша осторожно коснулся меча, повернул ножны к свету и нашел то, что предполагал. На нижней части эфеса, среди витого узора блестело изображение герба - золотое раскидистое дерево на черном эмалевом фоне. Как и говорил Октавио, не в службу, а в дружбу предлагая «поискать, вдруг где завалялось» его оружие.
И что всё это значит?
Усталость брала свое. Сашка вернулся на диван, снял очки и бросил их на расставленную, как обычно, на журнальном столе шахматную доску. Деревянные резные армии Короля и Звездочета равнодушно посмотрели на пластмассовую оправу со стеклянным содержимым. Так же равнодушно они отреагировали на появление пистолета. Избавившись от увесистой железяки, оттягивающей ему пояс, Сашка вытянулся на диване, прикрыл глаза и провалился в сон.
Он не слышал, как несколько минут спустя в кабинет заглянула Марина Николаевна. Убедившись, что молодой человек спит - беспокойно, но крепко, - Лукина поставила поднос с чаем и бутербродами рядом с шахматной доской, погасила лампу - и, уходя, прихватила бесхозное оружие с собой.
Гильдебран молчал. Его лицо, склонившееся над укрытым белой простыней Серегой, было печально и сосредоточенно.
