Юлия Жукова - Замуж с осложнениями
В ванной жарко, как в парилке, я довольно долго просто лежу пластом, пытаясь привыкнуть к температуре, но прихожу к выводу, что ничего не выйдет, мне просто слишком жарко, чтобы двигаться.
– – У тебя есть два варианта, – – говорю Азамату, который сидит рядом и деловито намыливается. – – Либо открыть окно, либо помыть меня без моего участия.
– – Второй мне больше нравится, – – без раздумий заявляет он с задорной искоркой во взгляде. Эге, да кто-то осмелел, я смотрю. Ну что ж, давно пора. Впрочем, на деле он по-прежнему невероятно осторожен, как будто боится, что я растворюсь, если посильнее потереть.
– – А где будет жить мой комод? – – спрашиваю лениво, пока он возится с моими волосами.
– – Я его пока поставил в мастерской, а ты уж потом сама решишь, куда его. В спальне-то особенно некуда, только если один из шкафов перегородить.
– – Мастерская – – это на втором этаже, где какие-то мешки и опилки?
– – Ну да, у меня на сборы времени еле хватило тогда, а уж убираться – – и вовсе некогда было. А брат ничего не трогал там. Он, кстати, не очень тебя напряг? Ты на него как-то странно смотрела поначалу.
Смеюсь.
– – Он душка, – – говорю. – – Просто забавный такой... и я думала, он больше на тебя похож.
– – Он на мать похож, – – Азамат пожимает плечами.
– – А-а, – – говорю я глубокомысленно. – – В любом случае, даже если бы мне что-то не понравилось, всё равно он твой брат, и я рада, что он у тебя есть. Кстати, как по-муданжски будет «деверь» ?
– – Никак. У нас есть только дети, родители, братья и сёстры.
– – А... бабушки-дедушки?
– – Тоже нету.
– – С ума сойти, – – удивляюсь вяло. – – Это же так неудобно!
– – А зачем они? – – он буксирует меня по воде к крану, чтобы смыть шампунь. – – Их видишь-то пару раз в жизни, случайно. Да и братья не так часто рядом живут, это просто Арон с детства привык, что я всегда помогу, если что, и поселиться решил неподалёку, чтобы так и дальше было.
– – Так ты его избаловал, – – хмыкаю.
– – Есть немного, – – улыбается Азамат, безуспешно пытаясь прикрыть напускным раскаяньем гордость. – – Но он хороший парень. Двое детей уже, оказывается.
Последнее он произносит с особым пиететом – – впрочем, оно и понятно, тут в детях, видимо, измеряется социальный статус.
Азамат споласкивает меня под гибким краном, бормоча, что душ он обязательно установит в ближайшие дни – – я только киваю с идиотской улыбкой и послушно дрейфую по поверхности – – и извлекает на воздух, попутно заворачивая в полотенце.
– – А с твоим... умершим мужем ты тоже вместе мылась? – – внезапно спрашивает он. Всю мою расслабленность как рукой сняло.
– – Иногда, – – говорю, запахивая халат, – – а что?
– – Чего ты так испугалась? – – хмурится Азамат. – – У вас не принято о мёртвых говорить?
– – Да нет, принято, – – пожимаю плечами, стараясь изобразить равнодушие. – – Просто ты до сих пор о нём ничего не спрашивал, вот я и удивилась...
Азамат долго на меня смотрит молча, теребит в руках полотенце.
– – Я не чувствовал себя вправе, – – говорит он наконец. – – Но теперь нет смысла откладывать.
– – Что откладывать?
– – Вопрос про него.
– – Какой вопрос?
– – Ты знаешь.
Я обескураженно поднимаю взгляд – – а до сих пор, оказывается, упорно смотрела в сторону – – и понимаю, что и правда знаю.
– – Я всегда отбивалась, если он пытался поднять меня на руки, – – произношу задумчиво. – – И когда болела, лечилась так, чтобы он не видел.
Мы снова долго молчим, потом Азамат медленно кивает. Привлекает меня к себе, гладит по голове и плечам, нагибается к моим губам, его огромное тело везде вокруг меня, но тут уже у меня закипают мозги.
– – Пойдём, – – говорю, – – куда попрохладнее. Пожалуйста.
Смеётся.
– – Ты у меня как редкий цветочек. То холодно, то жарко, но уж если с климатом попасть, расцветаешь всем на зависть.
В спальне у нас с климатом всё хорошо, и всё же Азамат пытается меня укутать в пару-тройку одеял.
– – Ну ты меня ещё в перину заверни, – – ворчу.
– – Перин нет, – – жизнерадостно отвечает он. – – Только шерсть. Арон ненавидит, когда перья колются сквозь чехол. Он разводит «женских овец» , у которых шерсть мягкая и не пахнет, именно чтобы матрацы делать.
– – А, – – говорю, мучительно соображая, что и где я перепутала. – – Нам в колледже дифжир переводили как «перина» .
– – Что ж они у вас там, пух от шерсти не отличают? – – возмущается Азамат.
Я закатываю глаза.
– – Дорогой, ты всерьёз думаешь, что у нас кто-то что-то набивает перьями? Из шерсти ещё одежду делают иногда, а всякие подушки-матрацы уже много веков с искусственными наполнителями.
– – Ах ну да, – – усмехается он, укладываясь вокруг меня, – – никак не привыкну, что такие обычные вещи можно совершенствовать при помощи технологий. У нас как-то принято считать, что технологии – – они для войны, ну и для транспорта ещё, а всё прочее – – по старинке.
– – Я только рада, что вы догадались модернизировать туалеты, – – говорю. – – А то пришлось бы тебе совершить прорыв в сфере сантехники.
Мы смеёмся, получая столько удовольствия от самого процесса, что вскоре уже забываем, что послужило причиной. Потом я берусь за цикатравин и принимаюсь обрабатывать своего ненаглядного на ночь, а он вдруг заявляет, что ему щекотно. Я решаю, что это хороший признак, и продолжаю втирания – – он жмурится, хохочет, пытается пощекотать меня, потом мы много и обстоятельно целуемся, катаемся по тёплому ложу, закукливаемся в одеяльный кокон с накалённой сердцевиной, обжигающим тугосплетённым ядром, вечным двигателем на силе трения, шумно дышим в такт резонирующим пульсам, наши слившиеся души вспыхивают двойным светом, ослепляя друг друга, чтобы открыть внутреннее зрение, которое не замечает между нами границы, а чего мы не видим, того и нет, ведь это наше слияние творит миры и пересоздаёт нас самих – – куда-то же надо девать тот бесконечный поток любви, который хлещет из нас, пропитывая жизненной силой всю нашу и пару-тройку соседних вселенных.
Глава 22.
Пробуждение у меня тяжёлое: Азамат всё-таки укрыл меня всем чем мог, так что я теперь чувствую себя изрядной лепёшкой.
Самого Азамата, впрочем, рядом нет. Неужто всё-таки свалил гулять один? А я-то вчера расстаралась его убеждать, как он мне важнее всего на свете! Нет, он, конечно, и правда важнее, чего уж там. Все познаётся в сравнении, и теперь я начинаю понимать, что с Кириллом меня не покидало ощущение необязательности: мы могли и не встретиться, или встретиться и разойтись, а вот решили пожить вместе, а могли бы и не решить. А если бы со мной что-то случилось, нашлась бы другая... Правда, случилось-то с ним, а другой нашёлся у меня, хоть и нескоро – – но и это по-своему показательно.
К Азамату же я принайтована намертво. Не знаю уж, если вдруг я исчезну, его выгонят снова или как? Но проверять не буду. Если поначалу мне ещё казалось, что его бы любая землянка с руками оторвала, то теперь понимаю, что нет. Меня хватило вчера на то, чтобы не поссориться с ним из-за бормол и его бесконечной покорности судьбе. Я легко меняю свою жизнь в соответствии с условиями, могу сорваться с места, могу осесть на чужой планете за много миллиардов световых лет от дома, лишь бы цель оправдывала. Конечно, почти любая земная женщина могла стать ему женой. Но я ещё и могу быть с ним счастлива.
Ну да ладно, утренняя рефлексия никогда не была моим сильным местом, как, впрочем, и всё утреннее, так что стоит уже пойти выяснить, куда это мой драгоценный и единственный подевался. Может, хоть зайдёт за мной посреди своей прогулки, если уж с утра не усидел.
Однако стоит мне выйти на лестничную площадку, как тут же становится стыдно: никуда Азамат без меня не ушел, он просто завтрак готовит. И очень кстати. Я скатываюсь по ступенькам, существенно приободренная.
В кухне довольно дымно, но дело вовсе не в том, что Азамат что-то упустил, просто муданжская еда в принципе довольно часто так готовится, всё в дыму и чаду.
– – Привет, – – жизнерадостно кричит он мне от плиты, где что-то ужасно шкворчит. – – Ты как раз вовремя, сейчас уже всё будет!
– – Давно ты встал? – – подхожу ближе.
– – Часа два назад, – – он прерывается на утренний поцелуй. – – Ты меня и правда вчера укатала, как и грозилась. Не замёрзла?
– – Ничуть. Я бы даже сказала, что пара этих перин, которые не перины, была лишней. Ты меня греешь лучше любой печки, – – я падаю за стол в мягкое кресло, всё равно Азамат мне не доверит сервировку.
– – А, так это я уже когда встал, тебя укрыл. Утром как раз холоднее всего, потому что печка остывает.
Он раскладывает в две пиалы что-то кашеобразное, пахнущее мясом и молоком.
