Темные числа - Зенкель Маттиас
– Об этом мне ничего не известно, – заявил главврач Рагин.
Он открыл шлюз безопасности и продемонстрировал манеры, пропустив доктора Фраза и переводчика вперед.
– Сами увидите!
Стены коридора были выкрашены бледно-желтой краской и отражали свет люминесцентных ламп. У окна выдачи стояли три пациента, которым медсестра наливала ежедневную порцию кумыса. Делегат от тройки, мужчина с впалыми щеками, агитировал пластиковые стаканчики, до которых не мог дотянуться из-за решетки: «Включайтесь в нашу борьбу!»
С тех пор как Политбюро санкционировало гласность, Рагина меньше беспокоило, что он может утихомирить пациентов лишь незначительным образом и только по медицинским показаниям. Да, в аптеке клиники не хватало препаратов. Даже на Съезде народных депутатов обсуждали дефицит снабжения, поэтому едва ли можно от него отмахнуться, назвав антисоветской агитацией и вымыслом. Не только персоналу, но и пациентам позволили открыто высказываться. Пока что Рагин делал уколы только в крайних случаях. Помелов, который до этого момента переводил Фразу фразу за фразой, вдруг заинтересовался:
– Скажите, Степан Андреевич, а как дела у саксофониста, который проходит у вас лечение?
– Вы про Селиверстова? Его выписали две недели назад.
– Выздоровел? – уточнил Помелов.
– Слышали бы вы, как он играет, – ответил Рагин, направляясь к палате в конце коридора. Главврач счел необходимым напомнить посетителям то, о чем уже предупреждал по телефону:
– Не рассчитывайте, что он ответит на ваши вопросы.
Когда Помелов перевел, Рагин открыл дверь и осторожно вошел:
– See yourself!
Перед ними в инвалидном кресле сидел Комиссов. Бывший председатель Межповэффа был в спортивном костюме шоколадного цвета и войлочных тапках. Он был свежевыбрит, к горлу и подбородку прилипли частички целлюлозы. Широкий ремень охватывал грудь, удерживая его в прямом положении, на ремне висел почкообразный лоток. Комиссов не шевелился и был бледен настолько, что казался восковой фигурой.
– Как Ленин после девятого инсульта, – слово в слово перевел Помелов главврачу.
– Об этом мне ничего не известно, – ответил тот и счел необходимым продемонстрировать осведомленность: – Роман Терентьевич полгода находился в Кащенко. Чуть более пяти лет назад его перевели к нам. В состоянии кататонического ступора. Он не реагирует ни на один нейролептик.
– Шначит, он проходит лечение уше с вошемьдест третьего кода, – опередил Фраз переводчика, заговорив по-русски. – В то время его кандидатура как раш обшушдалась на мешто замештителя предшедателя Гошплана?
– Об этом мне ничего не известно, – холодно ответил Рагин. – Но сомневаюсь. Результаты судебно-психиатрической экспертизы…
Главврач полистал историю болезни и вытащил гектографическую копию документа.
– Вот, – сказал он. Водя пальцем по строчкам, начал читать:
– Москва, пятое ноября восемьдесят второго года. Так… Так… Тяжелая параноидная шизофрения с острым галлюцинаторно-параноидным синдромом, сопровождающаяся приступами депрессии.
Рагин кивнул и поднял палец.
– С патологической точки зрения у пациента отмечается иллюзия, что он тонет в документах и данных. Со слов супруги, это проявляется уже несколько месяцев. Обращает на себя внимание степень сложности галлюцинаторной картины мира. Пассивно-агрессивные высказывания неконтролируемы, отличаются мнимой логичностью и имеют персеверативную тенденцию («коэффициент эффективности»). При столкновении с реальными общественными условиями пациент ссылается на свои профессиональные заключения и особые знания, связанные с высоким положением; подчеркивает, что психически здоров, и не проявляет готовности разумно оценить ригидную позицию. Склонен к состоянию сильного возбуждения и мрачным пограничным настроениям. Вне зависимости от этиологии сложная бредовая симптоматика с обширными аффективными изменениями создает картину тяжелого психиатрического заболевания, требующего принудительного лечения. Прогноз неблагоприятный, угроза прогрессирования.
Комиссов усмехнулся. Из уголка рта в лоток стекла струйка слюны.
МСМП#09
Москва, 1 июня 1985 года
К северо-востоку от города набухала огромная грозовая туча. Состоящая из двух полушарий и покрытая переплетающимися извилистыми линиями, она напоминала парящий в небе головной мозг. В височной доле вспыхивали молнии – именно такая разрушительная творческая сила когда-то образовала первичный бульон. Евгения думала об этом, пока ела варенье. Затем она повернулась к монитору, подключенному к камерам наблюдения: Совушка все еще разговаривал по телефону с директором метеослужбы и активно рассекал левой рукой воздух. Все его мечты об ордене Ленина превратятся в прах, если во время финальных соревнований случится короткое замыкание, которое приведет к зависанию запущенных программ и даже поломке компьютеров. Хотя звук был выключен, Евгения знала, что предсказывает главный метеоролог – последний бюллетень метеорологической службы уже лежал перед ней. Грозовые ячейки с вероятностью восемьдесят два процента пройдут на безопасном расстоянии от гостиницы «Космос». И в самом деле, туча смещалась вдоль воздушного потока и разрасталась за городом. А прямой удар молнии, может, и не помешал бы. Евгения почесала затылок; этот жест, как и у любого советского гражданина, мог означать что угодно.
•Председатель комитета Спартакиады положил трубку и подошел к окну. Гроза соответствовала прогнозу метеорологов, имевшему восьмидесятидвухпроцентную вероятность: она разразилась к югу от «Электрозаводской» и вдоль холодных слоев атмосферы двигалась за город. За безопасность в «Космосе» можно было не волноваться (Дмитрий в понедельник распорядился еще раз проверить предохранители и генераторы резервного питания), но дома он после утренней зарядки, опаздывая, не закрыл окно в гостиной (если паркет и дорогой ковер промокнут, надо готовиться к ругани на неделю).
Дмитрий прислушался. Не гром, в дверь стучат. Опять какой-нибудь мальчик на побегушках от Евгении? Нет, в дверь с мягкой обивкой просунул голову Птушков, проскрипев простуженным голосом:
– Можно на минутку?
Тренер советской сборной, видимо, заразился от конкурентов, которые уже побывали в холодильной камере и все поголовно были простужены. Но и официальные соревнования заметно подкосили Птушкова. Дела шли не блестяще: его воспитанники уже были на втором месте после венгерской сборной и вполне могли уступить польской. Если команда займет позорное третье место в общем зачете, это неизбежно повлечет за собой призывы к замене тренеров.
– Прошу тебя, – отмахнулся Дмитрий, – что подумают, если мы перед последними соревнованиями будем общаться без свидетелей?
– Со свидетелями, – возразил Птушков.
Словно по команде позади него появились Методиев и Маватику.
– Извини за раннее вторжение. Мы только хотели обсудить порядок работы сегодня вечером. Эта малышка будет выступать за Пиньеру или нет?
– Представительница кубинской сборной до сих пор не объявилась. – Дмитрий вздохнул и потянулся к телефону.
•– Я не желаю слышать отговорки! Все вы всегда одинаково пытаетесь скрыть свои провалы! – в бешенстве заорала Евгения. – На самом деле все не так, да? Знали бы вы, сколько раз я уже такое слышала.
Изотов пошатнулся и вцепился пальцами, похожими на паучьи ноги, в спинку стула.
– Извините, я неоднократно доводил до сведения…
– …что достоверность показателей будет ограниченной? – перебила Евгения. – Что результаты следует оценивать критически? Пожалуйста, Валентин Герасимович, оцените критически! Подскажите, что мне в понедельник докладывать товарищу председателю!
Модифицированная программа моделирования (удивительно точная до первой половины 1985 года) выдала на ближайшие месяцы и годы странные показатели. Вполне можно понять, что сухой закон потерпит фиаско в результате снижения налоговых поступлений от продажи алкоголя, на бюджет в текущем плановом периоде ляжет большая нагрузка. Но откуда быть взрывному росту финансовых расходов в среднем машиностроении, если ядерный арсенал не будет увеличиваться? И почему в девяностых все без исключения показатели обрушиваются, будто экономика нескольких государств – членов СЭВ скатится на уровень развивающихся стран? Затем показатели теряют всякую логичность. Во всех смоделированных сценариях ситуация выглядела так, будто отдельные части страны пришли в движение, будто с карты исчезли целые страны. Казалось, половина мира просто расплылась. Может, холодная война неизбежно станет «горячей»? Или надвигается разрушительный экономический кризис? Или (если смотреть на все с большей долей марксистcко-ленинского оптимизма) структура прогнозирования так резко изменится, что привычные показатели в ближайшее время устареют? Ответов на вопросы не было, но и причин ударяться в панику тоже. Конечно, в задачи Евгении и не входило искать подобные ответы, но…
