Кир Булычев - Осечка-67
Раиса Семеновна. Как так независимо?
Колобок. Независимо, потому что они все равно будут штурмовать Зимний. И все равно ворвутся вот сюда…
Зося. Нет, никогда!
Колобок. Здесь собрались представители от разных групп. Есть товарищи от батальона смерти, от экскурсоводов, от отдела фарфора, от нумизматов. Товарищ Керенский представляет Временное правительство.
Гунявый. Я тоже представляю.
Колобок. Собрание представителей сотрудников Эрмитажа и советской общественности считаю открытым. На повестке дня один вопрос: впускать или не впускать в музей восставший пролетариат. Кто за то, чтобы не пускать и сохранить ценности для народа? Большинство. Против? Воздержалась Раиса Семеновна. Попрошу всех начать подготовку к отражению штурма. Довести до сведения отделов Эрмитажа о решении Штаба обороны. Все свободны!
Керенский(Колобку). Боря, вы случайно не знаете, кто Сталина играет? Голос знакомый.
Колобок. Себя они не играют, а изображают. Сталин – Пупыкин из ЦК, а Керенский и Ленин? С Лениным они не посмели. Выписали из Москвы народного артиста с опытом, а Свердлов – наш, секретарь обкома Отрепьев.
Картина шестая
Служебный коридор первого этажа. На руке Аполлона висит шинель, на лицо каким-то шутником надет противогаз. Дверь в глубине коридора, ведущая на Дворцовую площадь, отворена, за ней синий вечер. Открыта также и дверь в кабинет к Антипенко. Коридор пуст. Но в дверях в кабинет Антипенко виден край стола, на нем телефон.
Колобок говорит по телефону.
Колобок(в офицерском мундире). Мама, я приду рано утром. Мы только сдадим Зимний дворец, и я тут же домой. Мама, не переживай, у нас тут горячее питание. Походная кухня приехала. Ну мама, ну что ты говоришь! У нас хорошие культурные девушки! Где ты только нахваталась таких подозрений?
По коридору идет Симеонов в средневековом шлеме и с мушкетом через плечо. Но при этом на нем юнкерский мундир. Симеонов заглядывает в кабинет Антипенко.
Мама, я тебе еще позвоню, если связь не отрубят.
Симеонов. Знаешь, в подвале бочку с порохом нашли. Надо проверить, он горючий или как?
Колобок. Представляешь, мама волнуется, не подхвачу ли я гонорею?
Симеонов. Мне надо тоже домой позвонить. А я боюсь, что во время штурма могут связь отключить.
Он проходит к телефону, Колобок критически смотрит на него.
Колобок. Бред какой-то. Придется шлем снять. Ты понимаешь – там же телекамеры.
Симеонов. А жалко. (Снимает шлем, кладет у ног Аполлона.) У нас камеру поставили в комнате, где Временное правительство заседает. Будут снимать, как матросы закричат: «Кто тут временный, слазь!»
Колобок. Ты охрану на баррикаду поставил?
Симеонов. Рано еще. Пролетариат еще только собирается.
Колобок. Поставь, а то кто-нибудь из стахановцев проберется.
Появляется Керенский.
Керенский. Есть новости из Смольного?
Колобок. Ни пушек, ни винтовок, ни милиционеров в штатском.
Керенский. Уже скоро семь часов. Думаю, что адмирал был прав.
Колобок. Я почти всех вооружил. Конечно, не очень красиво, у некоторых даже не огнестрельное оружие. Но лучше, чем ничего, правда?
Керенский. Конечно, я предпочел бы видеть здесь дисциплинированные гвардейские части. Но где их найдешь… Краснов далеко. Но главное, молодой человек, это энтузиазм народных масс! А это мы имеем. Как с вооружением?
Симеонов. Двадцать винтовок и ружей, в основном охотничьих, один пулемет конца прошлого века. Пистолеты в неограниченном количестве, в основном дуэльные. Ну и, конечно, – холодное оружие из рыцарского зала.
Керенский. Порох? Пули?
Симеонов. Льем, Александр Федорович.
Керенский. Где командир женского батальона смерти?
Колобок. Там, наверху, в малахитовом зале адмирал Горыныч учит девочек пистолеты держать. Наверное, и Зося там.
Зося входит с улицы, за ней плетется пленный молодой парень в замшевом пиджаке и плаще. Из-под плаща видны брюки клеш с «молниями» снизу. Парня держит на мушке пистолета Мальвина.
Зося. Я здесь лазутчика поймала.
Колобок. Это еще что за явление тени отца Гамлета.
Парень. Ты лучше добром отпусти. А то ведь я тебя запомню. Когда возьмем дворец, я тебя отыщу, гад! И телок твоих отыщу.
Колобок. Фамилия, имя, господин пленный.
Парень. А вы про генерала Карбышева слышали?
Мальвина. Про Зою Космодемьянскую тоже. И про Павлика Морозова.
Колобок. Видишь, какие мы начитанные. А теперь говори, что вы делали, гражданин, на территории Эрмитажа.
Парень. Я на разведке был. Меня послали. Больше ничего не скажу.
Колобок. Кто же вас послал, гражданин?
Парень. По заданию райкома комсомола.
Симеонов. Врет он.
Мальвина. Если от райкома комсомола, зачем в окно лез?
Парень. Хотите, стреляйте, беляки поганые. Ничего вам не скажу.
Керенский. Молодой человек, вы, наверное, не знаете, что на территории Зимнего дворца действуют законы военного времени. И вы не смотрите, что у моих соратников непривычные кокарды. Они – такие же советские люди, как и мы с вами. Только сознательнее других. И имеют право расстреливать на месте мародеров и грабителей.
Парень. Это кто же им такое право дал?
Керенский. Когда они им воспользуются, вам будет поздно разбираться.
Парень. И пытать будете?
Колобок. Без пыток, боюсь, не обойтись. Мы всех пленных пытаем.
Парень. Вы… это самое… кончайте, ладно? Я пошел.
Симеонов. А ну к стене! Руки вверх. Стоять!
Колобок. Пусти его в расход. Надоел он мне.
Парень. Ну хорошо, хорошо, я скажу. Ну послали меня. От коллектива. От нашего таксопарка.
Колобок. Зачем?
Парень. Слабые места узнать, подходы и так далее… Ведь когда возьмем, надо будет первыми брать. А то на шарап расхватают.
Колобок. Сами додумались?
Парень. Ну был у нас один. Объяснял, что Зимний можно будет три дня чистить. Как Суворов – три дня на очистку от имущества, понял? И сказал, что бабы будут. Забесплатно.
Зося. Какие бабы? Что за бабы?
Парень. Но ведь пленных не брать, правда?
Зося. Боря, это же безобразные взгляды! Надо позвонить.
Колобок. Нет, звонить уже поздно. И некуда. Если только иностранным корреспондентам. Но они оклевещут.
Зося. Как же так? Ведь пятьдесят лет Советской власти? Двадцать лет до коммунизма!
Колобок(обращаясь к Мальвине). И много этот разведчик успел увидать?
Мальвина. Думаю, что немного. Мы его у первого окна взяли.
Колобок. Благодари бога, что ты не успел ничего увидеть. А то бы живым не вышел. Симеонов, выведи шпиона!
Когда Симеонов, за ним девушки уходят по коридору наружу, Керенский и Колобок некоторое время стоят, прислушиваясь к звукам города. Отдаленно бухает пушка.
Керенский. Петропавловка?
Колобок. Наверное. А может, Краснова добивают.
Керенский. Хорошо, что здесь телевизионных камер не поставили. Невыразительное место. А то так противно – все время под наблюдением.
Колобок. А в комнате правительства? Там есть кто-нибудь?
Керенский. Я комнату Бунду отдал. Там Коган сидит и пишет воззвания. А с ним Пешеходов. Мой министр.
Колобок. Который – Нетудыхата?
Керенский. Он самый. Ну пошли, осмотрим баррикаду – уже темно. До штурма часа два-три осталось.
Коридор пуст. Свет в нем гаснет.
По авансцене проходит Ленин. Он в кепке, щека завязана. Рядом шагает Эйно Рахья. Они осматриваются. Далекие выстрелы пушки, отдаленный шум толпы, вой ветра, что были слышны Керенскому, слышны и Ленину.
Город живет в ожидании событий.
Ленин. Кажется, казачков не видно.
Рахья. И юнкеров тоже нет.
Рахья останавливается, вынимает пачку сигарет, закуривает.
Ленин. Спрячьте сигареты! Неужели вы думаете, что пятьдесят лет назад курили «Яву»?
Рахья. Нас уже не снимают. Они сняли наш выход с конспиративной квартиры, а теперь будут ждать у Смольного. К тому же «Ява» – самые нейтральные сигареты. Обычно я курю «Беломор».
Ленин. Зачем же нам пешком идти? Прислали бы за нами машину, такси, наконец. Все-таки ваши ленинградские товарищи переигрывают.
Рахья. Что с нас возьмешь – провинция. Но говорили, что все должно точно соответствовать исторической правде.
