Последний Некромант. Бессмертие в кредит. Том 1 - Влад Харламов
Затем я вернулся к компании ребят. Те завидев меня нацепили кислые мины.
— Держи, — Санёк мне всучил пятьсот рублей. К нему присоединился Данил, — ловелас хренов.
Я, конечно, взял деньги. Мне нравится, когда мне их дают просто так. Почаще бы. Но это что за акт такой, взнос в фонд бедности?
— Спасибо, а чего ради такая щедрость? — Купюрки я припрятал, отдавать назад не собирался.
— Мы ж поспорили на слабо, что ты не засосешься с Морозовой. Но ты удивил, братан. Ты б еще при ее парне, ее в десна засосал.
— Ага, повезло, что он прийти не смог, но его друзья на тебя смотрели с неодобрением. Ты канеш, жеский.
— У неё есть парень?!
— Алло, ты ваще здесь, — Саня пощелкал пальцами перед моим лицом, — Лукьянов! Я ж говорил тебе.
Кто такой бл*ть Лукьянов? На что моё чучело еще подписалось о чем я не знаю?!
— Вон, — Даня указал за столик, где сидела Олеся и ругалась с парой пацанов. До боли знакомых причем.
Аа-а-а-а. Это же те додики! А то думаю, чего рожи такие знакомые. Мы с Атари их отмудохали, когда они клинья к Алисе подбивали. Видать Лукьянов вот и был тот третий инвалид, которого Алиса зонтиком отправила в космический полет. Надо же, как мир тесен.
Из динамиков по периметру раздался голос завуча:
— Объявляется посадка на дирижабль, всем выпускникам благородного рода, следует направиться к телепортационному кругу. Повторяю. Объявляется посадка…
— Хотел полетать когда-нибудь? — спросил я у Атари.
— Всю жизнь мечтал! — без тени иронии ответил рыцарь, — только нормально. А то все мои полеты были непродолжительными и вниз.
У меня тоже. Но в других смыслах.
— Пришла пора мечтам сбываться, — я улыбнулся и припустил в сторону телепортационного круга, куда стекалась толпа выпускников.
Однако на полпути меня притормозил директор. Щеки у него пылали и румянились, как у поросенка на вертеле. Дыхание частое, спиртовое, над короткими усами виднелись следы белой пудры.
— Артём, погоди секундочку.
— В чем дело, Павел Григорич. Я превысил лимит скорости?
— Хах! Крайне остроумный ответ. Кра-а-айне. Поверьте мне, я бы хотел… — Он шмыгнул носом. М-да… Не люблю общаться с людьми, что суют в нос что-то кроме пальцев, — хотел, но не могу допустить вас на дирижабль. Видите ли, вы не сдали экзамен. По сути вы и аттестат получать не должны. Только справку. Но мы крайне, кра-а-айне любим наших учеников, потому жестом доброй воли вручим вам не позорный документ о среднем образовании, а хороший с рекомендацией, как настоящему аристократу. Но я крайне кра-а-айне настаиваю, и е только я, еще и учсовет… нам бы не хотелось омрачать этот замечательный вечер вашим присутствием. Вы бросаете тень на аристократию своим… бездарием.
Я натянул самую милую улыбку. Сделал бровки домиком, будто вот-вот расплачусь и… и включил за спиной один прекрасный ролик.
— Скибиди вап-вап-вап-вап! Ну же детки, выше ручки! Вап-ваап-вап!
— Откуда у вас… — румянец схлынул с его лица, на лбу засверкали свежие бисеринки пота, — как вы…
— Будем считать, что сегодня у меня ВИП-пропуск. Который вы дали мне лично, потому что вы человек широкой души. Добрый надежный и совсем не извращенец, подглядывающий за голыми аристократками, — он становился бледнее с каждым моим словом, — а ведь некоторым из них нет восемнадцати. Понимаете о чем я, Павел Григорьевич? Так что пожелайте мне приятного полёта. Заодно и себе. Вниз. Если вдруг удумаете мне вставлять палки в колёса. Не хотелось бы омрачать этот замечательный вечер всем присутствующим демонстрацией этих видео. У меня вот до сих пор психологическая травма. Поэтому будьте любезны от меня отъ*баться, — директор хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, а бабочка на шее ему сейчас была не милее петли, — И хорошего вам вечера.
С мудаками иначе говорить нельзя. Особенно когда они думают, что все карты у них на руках.
Все, кроме козырей.
Они как раз у меня.
Глава 24
Я редко могу назвать Нижеград красивым. По сути, он является грудой серого бетона, стекла и черностали, в которую с горкой напихали неона, добавили щепотку старины и подали к столу. Скучный, незамысловатый бургер, который вряд ли способен поразить внимание.
Тронуть струны души, или зажечь огонь вдохновения ему не подвластно.
И нет ничего удивительного в том, что все близкие слиняли отсюда при первой возможности. Однако…
Когда ветер раздувает волосы, трепыхает рубашку и когда под ногами видно пульс этого монстра-муравейника. Свет рекламы, упирающейся в небеса. Огни транспорта рассекающие артерии города. Дыхание невольно замирает.
Наверно с людьми также, даже за фасадом уродства и быдлячих манер, в них можно всегда найти что-то красивое и даже завораживающее. Редко, с лупой, но можно.
Атари опирался о бортик и искренне радовался, как маленький ребенок на представлении в цирке. Его даже не смущала перебравшая учительница истории, свесившаяся через борт и обильно поливающая из желудка пуншем улочки города.
Дирижабль больше напоминал корабль, подвешенный на воздушном шаре, размером с футбольное поле. Под бортами трудились артефакты удерживающие гравитацию. По сути, блевотина сейчас плескалась внутри силового поля, а не удобряла чей-то автомобиль в пробке. Так что если кому-то захочется вывалиться и попрощаться с жизнью, к его счастью и несчастью газетных заголовков, ничего из этой затеи не выйдет.
Хотя есть парочка персонажей на борту, которым я бы с большой охотой выписал путевку до асфальта.
— Завораживает, — рыцарь потянул носом, отдавая всего себя потоку ветра, приглушенного барьером.
Меня больше завораживала точеная попка Морозовой, которой она нарочито виляла, ходя туда-сюда. Сама девушка нет-нет, да стрельнет подведенными синими глазками в меня, но и показать себя с самых правильных сторон не забывала. Шоу лично для меня, на которое приглашены все.
Я вот не знаю, мне благодарить чучело-клона или проклинать? За то, что у меня… Налаживают отношения? До сих пор не знаю-ка реагировать. Все тянет на дурной горячечный сон, когда просыпаешься потный в простынях. Они липнут к телу, и ты не до конца осознаешь, тебя поймали в кокон пауки в том волшебном лесу, или ты бредишь от температуры. Вот тут так же. Я видел как меня поцеловала Олеся, но вкуса