Антон Твердов - Приятно познакомиться
В цепях железных злобного Гургсара.
Три чаши царь налить ему велел.
Когда же Ахриман повеселел,
Спросил Гургсара пахлаван вселенной:
«Что завтра ждет меня? Скажи, презренный!»
Ответил тот: «О, милосердный шах,
Пусть ненавистник твой падет во прах!
Не устрашась волков и львиной пасти,
Ты одолел великие напасти.
Но завтра ты предайся божьей власти,
Надейся на свою звезду и счастье…»
ФирдоусиМамочка! — прошептал жалобно Витя. — Аиньки! — немедленно откликнулись ему. Антон дернулся. А увидев человека, вошедшего в комнатку, вздохнул и проговорил:
— Парень я, конечно, ко всему привычный, но чтобы такое. Не бывает!
Вошедший, то есть вошедшая — выглядела внушительно. Ростом она была на голову выше здоровяка Вити и к тому же много шире его в плечах. Седые волосы взбитой соломой торчали кверху, лицо хоть и принадлежало явно древней старухе, было вовсе не сморщенным, а напротив — здоровым, гладким, едва ли не румяным. Одета она была в какой-то немыслимый войлочный халат без рукавов, из-под которого выглядывала линялая футболка с едва заметной надписью — «Олимпиада-80». Но больше всего поражали руки — голые от плеч, покрытые тугими шарами мускулов, которым позавидовал бы сам Сильвестр Сталлоне.
— Вот это да! — не удержавшись, произнес Антон.
— Мама! — умильно склонив голову влево, проговорил Витя. — Ты меня нашла!
— Нашла, сынок, — ответила старуха. — А что это за задохлик тебя на цепочке держит?
— Мама? — поразился Антон. — Это твоя мама?
— Моя, моя! — радостно затвердил Витя. — Я се звал, и она пришла!
Кажется, его вовсе не удивлял факт появления в этом подвале родной матери, которая, как помнил Антон из рассказов самого Вити, жила в Тамбове.
— Простите, — обратился Антон к старухе, — можно поинтересоваться, как вы здесь?..
— Так что это за задохлик тебя, сынок, на цепочке держит? — повторила свой вопрос Витина мама. — Он тебя обижает? Если обижает, то я сейчас его…
Припомнив историю с маминым неудавшимся выселением из домика, Антон похолодел.
— А это хороший дядя! — вступился за него Витя. — Он ко мне очень хорошо относился.
— На цепочку посадил.
— Нет! — махнул рукой Витя. — На цепочку — это не он! Это дяди-милиционеры. А мы от них убежали.
— Правильно сделали, — сурово проговорила старуха, протянула мощную руку и двумя пальцами разорвала цепь наручников так легко, будто цепь была бумажной вроде дешевого елочного украшения.
Антон со вздохом облегчения тряхнул освобожденной рукой, на запястье которой, правда, еще красовался браслет. Зато теперь он не был уже прикован к Вите.
А Витя не был прикован к нему.
— Ну, сынок! — проговорила мама, раскрывая объятия. — Обними свою старушку!
— Мама! — восторженно воскликнул Витя и бросился старухе на шею.
— Пожалуй, — пробормотал Антон, — я вас оставлю.
И бочком выбрался из комнаты, осторожно прошел мимо двух чудовищ, все еще пожирающих друг друга, и побежал по темному коридору.
«Теперь совесть меня не замучит, — радостно думал он. — За Витину безопасность я могу быть совершенно спокоен. Такая мамаша двадцать быков одной ручищей скрутит и в пучок завяжет. Да. Только вот откуда эта мамаша взялась? Непонятно. Чудеса. А я на практике знаю: когда появляются чудеса, жди неприятностей. Да и вообще очень подозрительно — обыкновенный подвал, а мы здесь заблудились. Ох нехорошие у меня предчувствия».
* * *Никита упрямо шел по коридору. За последнее время, особенно за последние несколько часов, он столько перевидел, что удивить или испугать его теперь не могло ничто. Тем не менее он то и дело останавливался, прислушивался к непонятным шорохам вокруг и трогал ручку заткнутого за пояс пистолета, который вручил ему один из тех черных.
«Полуцутиков, — думал он. — Полуцутиков и еще раз Полуцутиков. Везде он! Складывается такое впечатление, что это из-за него у меня столько проблем. Вот дьявол. Как будто кто-то выбрал меня для своей неведомой для меня игры, в которой ставка — этот самый Полуцутиков. Бандиты хотят его убить, эти люди в черном тоже хотят… черт его знает, что они от него хотят. Хотят, чтобы я в него пальнул из странного пистолетика. Это вроде бы его задержит на какое-то время. Хотя что там задержит? Проще было бы из настоящего пистолета. Ладно, эти черные совсем непонятные личности, и дела у них такие же непонятные».
Так он размышлял, пока двигался вперед. А когда вывернул ему навстречу из бокового коридора удивительно низкорослый человечек со странно знакомым лицом, Никита не особенно и напугался. Только, вздрогнув от неожиданности, отступил назад, сунул одновременно руку за пояс к пистолету, похожему на пульверизатор.
Человечек тоже увидел Никиту. Он тотчас широко улыбнулся и гаркнул:
— Ба! Какие люди, — точно так, как будто Никита давно и хорошо был ему знаком.
— Ты кто? — в упор спросил Никита.
— Да как же ты меня не узнаешь, — начал было человечек и тут же осекся. — Ну, правильно, — пробормотал он, — ты меня не узнаешь, потому что никогда не видел…
И только он проговорил эти слова, как Никита понял, что он именно где-то уже видел человечка, вернее, откуда-то помнит его лицо.
Откуда?
Ответ, не заставив себя долго ждать, выплыл из недалеких загашников его памяти.
Ну конечно! Это ведь и был тот самый Полуцутиков, дважды заказанный разными лицами.
— Полуцутиков, — полуутвердительно проговорил Никита.
— Я самый, — теперь подозрительно хмурясь, отозвался человечек. — Ну ладно, я пошел. Не должен я был с тобой встречаться. Странная какая-то случайность. Хотя погоди. Может быть, ты не настоящий. — Он помолчал, приглядываясь. — Может быть, просто мой Никита, то есть Антон, думал про тебя, «Матер и ал и затор мыслей». Нет, ты похож на настоящего живого человека. Плохо. И видеть ты меня не должен был. А ты видел. Надо это недоразумение исправить.
И сунул руку за пазуху. Быстрей, чем это здесь записано, Никита выхватил пистолет-пульверизатор и направил его на человечка, на лице которого мгновенно вспыхнул ужас, как блик от сирены пожарной машины в глазах погорельца.
— Руку! — приказал Никита. — Ну! Только медленно.
— Я ничего, — забубнил господин Полуцутиков, со страхом глядя в черное дуло. — Я только… у меня там небольшой газовый револьверчик. Тебе и больно-то не было бы особо. Я бы тебя только оглушил по голове, чтобы память отшибить. Потому как не должен ты был меня видеть. И все. А кто тебе эту штучку дал?
— Не важно, — сказал Никита. — Что ты там про память говорил? У меня последнее время с памятью как раз большие проблемы. Уж не с тобой ли они связаны?
— Не со мной, — ответил Полуцутиков с такой поспешностью, что Никита тут же утвердился в своих подозрениях.
— Так вот оно что, — протянул Никита. — Это, значит, ты виноват во всем, что случилось. От тетки Нины меня вытурили, и вообще. Говори, гад, кто я такой на самом деле? Бандит или еще кто? И как меня зовут по-настоящему? Никита или еще как?
Полуцутиков ничего не ответил. Только дернул рукой, которую все еще держал за пазухой, может быть, просто так дернул, не рассчитывая выхватить пистолет, но Никита инстинктивно нажал на спусковой крючок.
Из ствола пистолета-пульверизатора вырвался сноп ослепительно белого света. Раздался глухой хлопок вместо ожидаемого Никитой звучного выстрела. Силуэт Полуцутикова замигал, точно на экране неисправного телевизора, а потом послышалось далекое гудение, и все кончилось. Господин Полуцутиков, мгновенно окаменев, с деревянным стуком рухнул навзничь.
Никита опустил руку и облизнул пересохшие губы. И тут из-за угла, из-за того самого угла, откуда вышел господин Полуцутиков, показался другой человек. Никита, действуя по инерции, и на него направил пистолет-пульверизатор, но вдруг задохнулся от непередаваемого чувства. Словно давно проржавевшие колесики, которые вовсе не должны были вращаться, все-таки начали свое движение у него в голове, оживляя искусственно умерщвленные клетки памяти.
И Никита все вспомнил. То есть почти все.
— Как это так? — прошептал он, вглядываясь в лицо стоящего напротив него человека. — Ты — это я, правда? А я никакой вовсе не Никита. Мое имя — Антон. А ты меня подменил. Как? Как?
Тот молчал.
Тогда заговорила подвальная темнота.
— Как-как. Раскаркались. Все очень просто.
Никита — то есть уже не Никита, а Антон — вздрогнул. Вздрогнул и Антон, то есть уже не Антон, а Никита.
Прямо из стены выступил невысокий, но очень ладно сложенный человек, впрочем, довольно странно одетый в старинного вида кафтан, полосатые панталоны и грязные мушкетерские ботфорты. Оба — и тот, который звался раньше Никитой, и тот, который звался раньше Антон, — одновременно уставились на физиономию пришельца — худую, небритую физиономию; на лбу причудливый шрам, очертаниями напоминающий японский иероглиф; крылья так называемого породистого носа нервно подрагивали, а немного косящие зеленые глаза смотрели неожиданно пронзительно.
