Наталья Резанова - У принцессы век недолог
– А кто у нас враг? – полюбопытствовала я. – Наверное, боярин Бобоану?
– Этому тоже веры нет... а только все они хором несут про какую-то Авеститу, хозяйку всей горной нечисти.
– Ну, вам-то к нечисти не привыкать.
– Да уж, то, что у нас творится, похуже всякой нечисти будет. Ночью, хорошо, что не в нашу смену это было, один из уродов доктора взбесился...
– Который?
– Из новых... – Рыжий доверительно понизил голос. – Человекосвин. Он, говорят, прежде сильным колдуном был, да в немилость попал, и кишка у него тонка оказалась против здешних. Забил двух соседей по вольеру, а остальные его сами порвали.
– А дальше что?
– А дальше, – сообщил Белый, – приперся шаман черномазый, посмотрел, плюнул, сказал, что он с такими огрызками не работает, и ушел.
– И куда огрызки дели? На корм прочим «воспитанникам»?
– Доктор так и хотел. Но черномазый сказал – нельзя, еще отравятся. И снесли это графу в подвал...
И стражники, как обычно, дружно заржали.
Итак, поговорить с братом Удо, даже в таком облике, никак не удастся. Не оттого ли он взбесился, что увидел меня и вспомнил, кем был? И никакой соли не понадобилось.
Лапуту Мамбуру я тоже увидела – уже после полудня, когда пробиралась по крыше того перехода, где накануне мы шли с доктором Бланко. Старый мерзавец не вернулся на пост у портала. Он отдыхал в тени. Сидел, привалившись к стене. И не один, что характерно. Рядом примостился экс-волхв Подколодный. Один дымил трубкой, другой бережно баюкал бутылку.
– Этот Вепшепепшем, сволочь гонорийская, – повествовал беженец из Поволчья, – одна только слава, что магнат. Распорядился в погреб меня не пускать, понимаешь ты, морда твоя хунганская? Типа там меды у него столетние, их баклагами не пьют... Канал пророчеств перекрыл! И всякие-разные набежали, в уши начали ему вливать – мол, планеты у меня не в тех домах сидят, натальными картами я не пользуюсь... Астролухи! Я без всяких этих... анальных карт все, что надо, предскажу, когда у меня в мозгах просветление! Мне тогда сам Траханеот Рыдалец не брат! Бот слушай! – заорал он по-поволчански.
С неба падает кометаПрямо к милому в штаны.Это верная приметаПриближения войны!
– Душевный приход, le Pigeon.
– Какой я пижон! Я честный волхв! Все меня в этом замке обижают, один граф, добрый человек, уделил деталей, чтоб перегонный аппарат построить. А дальше я сам, без медов ваших поганых гонорийских обойдусь! Мы, поволчане, знаешь какие? У нас главное – руки золотые, и воображение немерянное. Нам горсточку запчастей дай да пару досок – мы такое соберем, что Заморской Олигархии и во сне не приснится! Оружие совершенной мощности... корабли, чтоб к звездам летать... или вон установку, чтоб всем магическим порталам пути-дороги перебить...
– Так почему, если вы такие умные, вы такие бедные?
– А вот как раз поэтому! От большого ума! И еще потому, что каждый раз, как начинаешь, скажем, приспособление для сбивания вражеских драконов собирать или вот корабль воздушный, все равно получается перегонный аппарат. Да тут еще и выпить по-человечески не с кем! Не с имперцами же! Каждый раз норовят бражку спереть, а душевно поговорить не желают! Бабы шастают каждую ночь, все беды от них. Но те хоть ночью, а теперь и днем какая-то зараза объявилась, вот говорят мне звезды, шепчут прямо, большие от нее будут неприятности!
– Насчет нее не беспокойся. Я ей такое гри-гри подложил, это высший класс! – Мамбуру поцеловал кончики пальцев. – Если проймет, умрет в три дня.
– А если не проймет?
– Тогда станет Мамбой. Самой главной, по-вашему.
– Как ты – Мамбуру?
– Как я, только главнее. Но только до сих пор всех пронимала. Это сильная порча, не чета потугам бледнозадых. И вообще, белой мамбы в природе не бывает, бывает только черная!
Разговор получился весьма познавательный, но после этих слов Мамбуру снова впал в ступор, и лишь Подколодный продолжал бормотать что-то под нос, поминая карты, в которые он не играет, грядущие беды и пресловутую звезду.
А я устремилась на поиски заветного окна. Хорошо хоть, что я не оставила в комнате ничего из своих вещей. Кто знает, что еще взбредет в обкуренную голову бокора? Способен ли он заколдовать сумку, чтоб задушила меня ремнем, или нож, чтоб меня прирезал? Я не склонна была проверять.
Сумку я утащила не из осторожности, а потому что там находился весь походный полевой набор. Пока что мне не нужны были веревка и крюк, каковыми я пользуюсь крайне редко. Но, действуя по обстоятельствам, – почему бы и нет?
Исследования показали, что искомое окно не было зарешечено и протиснуться в него было можно. Кроме того, данная стена выходила не на реку, а на ров. Но выгодно ли это мне, я еще не решила.
Возвращаться к себе я не стала, стрельба по птицам также было отложена. Остаток времени до вечера я провела в изучении крыши. Пения из темницы не доносилось, зато слышно было, как хором воют наемники.
Он взмахнул своим мечом,Сделал морду кирпичом,И прикинулся, как будтоВсе на свете нипочем.Перемолвясь с толмачом,Он проведал, что почем,Заорал: «Пошли все на фиг!Я здесь вовсе ни при чем!»
Когда стемнело, я спустилась по стене и пролезла в окошко. Предположение насчет горючих материалов оказалось близко к истине. В помещении, куда я попала, стояли закупоренные жестяные бочки, судя по запаху и по потекам на жести – со смолой. Похоже, они здесь действительно готовы к нападению. Но – откуда? Назрел вооруженный конфликт с Бобоану? Или всерьез относятся к Авестите?
Дверь была заперта изнутри, но я открыла ее стилетом-отмычкой. Этот этаж не был охраняем – бочки со смолой не представляли особой ценности, замка на двери оказалось достаточно. Но когда я спустилась по узкой и крутой лестнице, цепляя обгорелой безрукавкой свежую побелку, выяснилось, что этажом ниже по коридору ходит часовой.
Хорошо, что он был не в доспехах. А то при падении было бы слишком много шума. Бердыш, вывалившийся из его руки, я успела подхватить.
Направляясь в Потку, я намеревалась всех поубивать. Но это ж был наемник – не совсем свой брат контрактнику, но все ж таки нечто вроде родственника. Поэтому я капитально оглушила его, связала портупеей, заткнула рот портянкой, забрала оружие. Ключей у него не было, наверняка они хранились у начальника стражи. Однако оставлять стражника валяться на всеобщем обозрении было нельзя. Оглянувшись, я заметила, что одна из дверей в коридоре приоткрыта. Проверила. Это была пустующая камера. Местное руководство не лгало – замок Потка не перегружал себя узниками. Я втащила стражника в камеру и закрыла дверь поплотнее. Затем снова извлекла отмычку и отперла другую дверь. За ней должен был обитать интересующий меня узник.
Он поднялся мне навстречу и произнес без всякого удивления:
– Я давно вас ждал, дитя мое.
Заждалась меня эта Злая Судьба! Всем личным составом!
Я развернула бердыш и приперла им дверь.
– Отец Батискаф! Я не двинусь отсюда, пока вы не ответите на мои вопросы. Ночь только началась, и время у нас есть. Где Гверн? Во что вы нас втянули? Что связывает квадратистов и Сомелье с еретиками Края? И причем здесь, дракона мать, Магический банк Голдмана?
– Гверн? Но разве он не с вами?
– Мы не в Нездесе, святой отец, чтоб отвечать вопросом на вопрос. Будь он со мной, демона с два бы я сюда явилась!
– Увы, в последний раз я видел вашего супруга именно в Нездесе – в тот вечер, когда мы расстались. Что же до прочего... Боюсь, рассказ займет много времени.
– А вы не бойтесь. Излагайте самое существенное.
Он тяжко вздохнул.
– Хорошо. Я многого не открыл вам... но, уверяю, не по злобе, а потому, что надеялся справиться сам. Монсеньор Сомелье давно уже обратил внимание на то, что еретики Края собирают вокруг себя недовольных из магических и научных кругов. Мне было поручено расследовать дело Трибунале, бывшего архитектора, таинственно исчезнувшего из Парлевы вместе с группой подозрительных иностранцев. Поступали сведения, что он был замечен в Токай-Гуляше и Гонории...
– Не отвлекайтесь. Я видела Трибунале.
– Да, но в какой ипостаси?
– В каком смысле?
– Так вы еще не поняли? Я считал вас более проницательной. Хотя... я занимался этим делом много месяцев, и то мне понадобились изрядные усилия, чтобы вникнуть в суть. Итак, сей Трибунале сделал в Парлеве недурную карьеру, был в милости у его величества Мезанфана, получал выгодные заказы. Но ничто из этого не могло отменить его природного уродства, а Парлева – город, где более всего в Ойойкумене ценится красота и изящество. Придворные смеялись над ним, дамы отказывали ему во внимании. Как показало следствие, возводя свои строения, обиженный богами архитектор оснащал их множеством тайных ходов, известных лишь ему одному. Благодаря им, он мог раздобывать сведения, компрометирующие его врагов, и следить за ничего не подозревающими красавицами в самые интимные моменты. Но этого женолюбивому зодчему было мало. Он сблизился с кружком диссидентствующих магов при университете Парлевы, изменил своему королю, перейдя на службу к графу Дрэкуле, и отдал свое тело на волю хирурга-изувера Бланко...
