Евгений Лукин - КАПУСТА БЕЗ КОЧЕРЫЖКИ
— Я пришел за тобой, Прекрасная, — сообщил он.
— Ага! — Елена уселась на скамью и принялась раздраженно раскачивать стройной ногой. — В каком смысле?
— В обыкновенном… — не нашелся что ответить Парис.
— Ты что же, дурачок, влюбился? — догадалась Елена.
— Ага, — подтвердил тот.
Елена возвела очи горе:
— Только тебя мне еще не хватало! И ты что же думаешь, я вот так вот возьму и пойду с тобой?! Дурак ты, Парис, Приамов сын, как есть дурак!
Парис окончательно смутился, но тут из-за его спины выдвинулся Гомер и нараспев произнес:
Движет не ум нашей жизнью земной, а богов повеленье,А не согласна ты с нами, тогда Менелая разбудим…
Нога Елены стала покачиваться еще интенсивнее.
— Тс-с! — испуганно прошептала она. — Если его сейчас поднять, он и кузницу разнесет, и нас всех без разбору к Аиду отправит…
— Разбудим! — настаивал Гомер, повысив голос, и из-за стенки, словно ему в ответ, раздалось сонное, но грозное бормотание Менелая.
Елена вскочила:
— Так вы серьезно?
— А то… — ответил Парис, набравшись смелости.
Елена внимательнее присмотрелась к Парису и вдруг заявила:
Люб ты мне, право, Парис, и пленяешь своим безрассудствомСердце и тело, отлитые, кстати, отнюдь не из бронзы.То и другое тебе отдаю я… И чад своих, кстати.Коих число, я надеюсь, тебя, храбреца, не пугает?
Она испытующе глянула в его лицо.
— Не пугает, не пугает, — заверил Гомер.
Парис затянул было:
— Ну-у-у… — Но его уже никто не слушал.
Сборы были недолгими, и вскоре многочисленная плеяда новоявленных родственников Приама, пройдя на цыпочках мимо кузницы, двинулась в сторону дома Гомера. (Вести их к себе Парис, страшась отцовского гнева, не решился.)
Проснувшись и ополоснув лицо холодной водой, Менелай в начале даже обрадовался тишине, царившей в доме. Постанывая и держась за голову, он прошелся по дому и вдруг обнаружил, что отсутствуют не только жена и дети, но и оружие, военные трофеи и кое-какие дорогие вещички.
С уходом жены он, возможно, и легко смирился бы. Но с этим!.. Ушла она сама (к чему уже давно двигалось дело) или кто-то ее похитил, не в этом суть… Сокровища должны быть возвращены!
…У Агамемнона он застал всю вчерашнюю компанию в полном сборе. Тут был и не блиставший умом, но обладавший недюжинной силищей верзила Аякс, сын Теламона, и славный воитель — обжора Диомед, и, за неимением иных достоинств, считавшийся мудрым, старец Нестор, и хромоногий, хворый пяткой Ахилл с дружком Патроклом, и хвастун Одиссей, сын Лаэрта, прозванный за плутовство Хитроумным… И множество иных славных мужей.
Вняв рассказу Менелая, все принялись живо обсуждать, кто явился виновником происшедшего… Вывод был однозначен: все женщины неблагодарны, похотливы и коварны. За это и выпили.
Менелай, найдя понимание, несколько успокоился, но тут очнулся лежавший в стороне на куче соломы Агелай. Приподняв свою усеянную трухой голову, он объявил:
— Это все Парис… — и снова впал в забытье.
Конечно же он имел в виду причину всех своих несчастий: стадо уменьшалось, Агелай стремительно беднел. Но поняли его по-другому.
— Парис, Парис!!! — загомонили сотрапезники.
А хитроумный Одиссей завершил обсуждение фразой:
— Какой еще дурак возьмет Елену…
Менелай побледнел. Такого позора он не испытывал еще никогда. Но его потянувшуюся к мечу руку остановил Нестор:
— Умерь свой гнев, герой. Не так должно великим воинам начинать борьбу за справедливость. Прежде мы должны принести достойную жертву богам и молить их о счастливом исходе.
Веселой гурьбой под предводительством Агамемнона герои отправились в дом Менелая и уничтожили все его запасы вина и еды, остатки принеся в жертву богине семейных уз Гере. Затем навестили дом Агелая и перерезали всех оставшихся быков…
По ходу дела выяснилось, что Елену действительно видели в обществе Париса и чокнутого слепца Гомера. «Их было трое, — повторял в горячечном бреду Менелай. — Трое… Трое…»
Несколько дней в жилище Гомера царили мир и спокойствие. Но вот слух о приближении Менелаева войска достиг его. Парис в испуге метался по дому и, придя наконец к выводу о собственной ратной несостоятельности, отправился за подмогой.
Гомер достал кифару и ударил по струнам. Тут же у него родились строки будущей поэмы:
Двинулась рать, и как будто огнем вся земля запылала;Дол застонал, как под яростью бога, метателя грома Зевса,когда над Тифеем сечет он перунами землю,Горы в Аримах, в которых, повествуют, ложе Тифея…
— Да заткнись ты! — заорала на него Елена, как раз осознавшая, какую глупость она совершила. — Без тебя тошно! Главное ведь, не понятно ничего!.. — Она принялась лихорадочно собирать вещи, надеясь, что раскаяние принесет ей пощаду… Но тут открылась дверь.
На пороге дома стоял Парис с толпой заспанных мужчин за спиной, среди коих своим ростом и фамильной тупостью на лице отличался брат Париса — горбоносый Гектор.
Елена обреченно уселась рядышком с Гомером и тихонько всхлипнула. Стало ясно, что так просто ее отсюда не выпустят.
— Эта, что ли? — спросил Гектор, ткнув в нее пальцем и причмокнув.
— Она… — подтвердил Парис.
Гектор не стал выражать своего мнения по поводу внешности избранницы брата, а только напомнил:
— Да-а… Ты говорил, у тебя вина много…
Осушив несколько амфор, Парисовы компаньоны кричали наперебой:
— Да за такую красотку!..
— Да я б и сам!..
— Ну, брат Парис, губа у тебя не дура!
— Прелести полные перси и страстью блестящие очи… — начал было, как на рынке, расхваливать Елену Гомер, но его тут же осадили:
— Заткнись, певец слепошарый!
Внезапно шум и гам прервались стуком в дверь. В полной тишине герой Атенор отодвинул засов, и в дом ввалились парламентеры Агамемнона — Одиссей и сам Менелай.
— Где она?! — прорычал кузнец.
— Кто? — закосил под дурачка Парис.
— Ну, эта!.. — пытаясь вспомнить, как зовут жену, продолжал буянить Менелай.
Тем временем хитроумный Одиссей, оглядевшись, заметил ряд пустых амфор на полу и полных на столе, облизал пересохшие губы и предложил:
— Поговорим?
Поговорить были не прочь и хозяева.
После пятой амфоры Одиссей, неуверенно поднимаясь, промямлил:
— Ну, мы пойдем?
Но Менелая зациклило:
— А ЭТА-то где?
— Елена, что ли? — влез Атенор. — Да тут она! Забирай! Добра-то…
— Елена! — ударил Менелай кулаком по столу, вспомнив наконец имя.
Дремавшие мужи повскакали с мест: «Что?», «Кто?», «Почему?!».
— Елену забирает, — пояснил Атенор. — Отдадим?
«Да, конечно…», «Да я бы сам…», «Жена все-таки…» — загомонили собравшиеся, соглашаясь. Но тут поднялся Парис, наслушавшийся увещеваний Гомера:
— Или я вас плохо угощал? Или не в этом погребе хранится еще несметное множество амфор?
И устыдились герои. И прогнали с позором послов Агамемноновых. Гомер же выкрикивал им вдогонку:
Кто из двоих победит и окажется явно сильнейшим,В дом и Елену введет, и сокровища все он получит!..
Парис запер дом. Войти в него никто не мог, но и выйти тоже. Дом был окружен. Началась осада.
Через некоторое время, устав от безделья и прикончив припасы, воинство Агамемнона принялось разорять окрестные усадьбы, причисляя соседей Гомера к союзникам Париса и отбирая вино и скот, якобы для жертвоприношений.
Особо в этих славных походах прославился Ахилл. Хромоногого невзрачного юношу принимали за убогого странника и безбоязненно пускали в дом. Беспечные хозяева дорого платили за свою доброту: стоило им отпереть дверь, как вслед за Ахиллом в дом вваливалась орда опухших ратников и чинила там невиданный разгром.
Именно эта тактика навела на смелую мысль хитроумного Одиссея, когда все близлежащие дворы были опустошены и воинство стало роптать. Он предложил:
— А слабо нам построить коня?
— Зачем? — удивилось воинство.
— Слабо, значит? — не унимался Одиссей, сам обалдевая от своей настырности.
— Но почему коня?
— А кого? Слона, что ли?!
— Я видел знамение! — внезапно возопил некто Калхас, слывший провидцем. — Конь принесет нам победу!
— Вот! — многозначительно поднял палец Одиссей.
На этом прения закончились.
Коня, прямо перед дверью Гомера, наспех соорудил художник Эпей, пришпандорив к пустой винной бочке деревянные ноги, голову и настоящий конский хвост. Удостоверившись, что из окна дома за ними не наблюдают, дурашливо хихикая, в бочку забрался сам Одиссей и еще несколько воинов. Остальные отступили на почтительное расстояние и принялись наблюдать.
