Дмитрий Яшенин - Мушкетер. Кто Вы, шевалье дАртаньян?
— Я тоже знаю, — отозвалась миледи, мрачно глядя на него.
— Вы что, меня имеете в виду? — спросил д'Артаньян, подходя к ней.
Миледи настороженно подобралась, опасаясь новой выходки, однако разведчик просто смотрел на нее, а потом вдруг рыгнул, как это часто бывает с похмелья, когда желудок, радуясь тому, что благополучно пережил очередное безумство хозяина, резвится и устраивает всяческие шалости.
— Фу! — И, презрительно скривившись, миледи отвернулась от него.
— Извините, — пролепетал разведчик, озираясь по сторонам и все больше и больше не узнавая комнату Констанции в Лувре. — Караул! — шепотом завопил он. — У меня такое чувство, что я где-то… но не дома…
— Прекрасно, сударь! — воскликнула миледи. — Прекрасно, что вы наконец стали это осознавать! Может быть, вы хоть теперь-то уберетесь прочь?!
— Да нет, нет! Погодите! Погодите! — заартачился д'Артаньян. — Я же все помню! Мы с друзьями сидели в трактире, ну это у нас традиция такая, потом меня затолкали в какую-то карету и отправили в Лувр, к Констанции…
— Куда вас отправили?!
— В Лувр, к Констанции, — повторил псевдогасконец, не понимая, почему у миледи так округлились глаза.
— Но Лувр в Париже!
— Ну разумеется, в Париже! Где же еще?!
— Ну а мы где?! — спросила миледи, которую вдруг осенило: так вот откуда французский язык!
— Что значит — где? — уставился на нее разведчик. — В Лувре, естественно…
— В Париже?!
— В Париже!
— В Париже?! — Миледи расхохоталась. — Так вы думаете, что это — Париж?!
— А вы, получается, думаете иначе?! — Разведчик улыбнулся. — Париж это, красавица! Париж! Древняя Лютеция! Город на Сене!
— Ах вот оно как! Значит, Париж? Древняя Лютеция? Город на Сене, да? — Красавица задумалась на мгновение, потом остановила свой взгляд на окне и, подбежав к нему, отдернула занавеску.
— Да что вы здесь хозяйничаете-то?! — возмутился псевдогасконец. — Что вы здесь… дергаете-то все?! Может, Констанции нужно, чтобы занавески были задернуты?! А вы…
— Идите-ка сюда! — не дала ему договорить миледи.
— Идите-ка вы сами знаете куда! — огрызнулся д'Артаньян, тем не менее подходя к ней.
Миледи Винтер с улыбкой смотрела, как он нетвердым шагом приблизился к окну и, опершись рукой о подоконник, выглянул на улицу.
Что же касается самого лазутчика, то, бросив всего один взгляд, он мгновенно уловил резкое изменение в привычной картине, видимой из окна кастелянши ее королевского величества Анны Австрийской. Нет, если бы дело заключалось в том, что из ее окна стала вдруг видна речка Сена, это было бы еще полбеды! Настоящей бедой были изменения, произошедшие с самой речкой Сеной: она стала гораздо шире, прямее и… величественнее прежнего, набережные ее изменились до неузнаваемости, равно как и дома, стоящие вдоль них, а на другом берегу в неясной дымке… псевдогасконец присмотрелся… на другом берегу возвышалась огромная, массивная башня, верхушка которой терялась в тумане. Прежде ничего подобного из окна Констанции Бонасье он не наблюдал. Впрочем, что уж душой-то кривить: прежде ничего подобного он не наблюдал ни в Париже, ни во всей остальной Франции!
Однако память, нагруженная знаниями, почерпнутыми из книг, дала верную подсказку.
— Так это что же… это что же… получается… — пролепетал лазутчик, — получается, это вот… Лондон?!
— Да, сударь! — торжествующе подтвердила миледи. — Это Лондон! Древний Лондиниум! Город на Темзе!
— Господи-и!.. — простонал разведчик. — Так это, получается, меня в Англию занесло?! Боже милостивый, ну за что мне такое наказание-то?!
И в тот же миг, словно ответ Небесного Вседержителя, перед его внутренним взором возник город Женева с 3-й улицей Строителей, а также с гостиницей «Изумрудный пик» и несчастным господином Бонасье с его не менее несчастной госпожой Бонасье…
А в следующий миг шевалье д'Артаньян, девятнадцать лет назад крещенный Александром в купели Софийского собора города Вологды, со всей остротой и ясностью осознал, что Бог ДЕЙСТВИТЕЛЬНО существует и воздает всем смертным по их делам в грядущей жизни! А особо отличившимся - уже прямо в этой…
— Господи! — взмолился он. — Прости ты мя, грешника окаянного! Ведь не по собственному же почину, а волей пославшего мя Центра я людей-то обманываю! — И разведчик, перекрестившись, зажмурился, истово надеясь, что, когда он откроет глаза, заморская столица растворится как страшное видение и он снова окажется в Париже, на улице Могильщиков.
Выждав несколько секунд, псевдогасконец открыл-таки глаза и, снова узрев ошеломивший его вид на речку Темзу, понял, что Всевышний остался глух к его увещеваниям. То ли на сей раз лазутчик слишком уж крепко разгневал Его, то ли Он просто полагал, что и так достаточно помогает агенту русской антиразведки. Оба предположения были в равной степени правдоподобны.
Закручинился д'Артаньян, пригорюнился псевдогасконец, опечалился антиразведчик:
— О господи! Так это получается… получается, меня вместо Арамиса запихнули на корабль?!
Миледи молчала.
— Получается, я здесь, а он — там?! О господи! — Он запустил руки в карманы сначала штанов, потом камзола, старательно обыскивая себя.
В штанах обнаружился его родной полупустой кошелек, а во внутреннем кармане камзола… во внутреннем кармане камзола обнаружился конверт, в котором лазутчик с ужасом опознал то самое письмо, которое Арамис вез!
— Ну а теперь, сударь, когда вы осознали свою ошибку, не будете ли вы любезны убраться отсюда? — оборвала его размышления миледи.
— Убраться?! — испугался д'Артаньян. — Да куда же я уберусь-то отсюда?! Я же здесь ничего не знаю! Даже языка!
— Ну это меня не касается… — начала было миледи, однако тихий стук в дверь заставил ее прерваться. — Ага! — торжествующе воскликнула она. — Это — ОН!
Это самое «ОН» прозвучало столь грозно, что разведчик аж содрогнулся.
— Не надо! Не открывайте! — попытался он удержать миледи, устремившуюся в переднюю комнату.
— Сразу не открыть — хуже, — ответила она и выпорхнула из спальни.
Подбежав к двери, миледи замерла на мгновение, пытаясь успокоиться, а потом улыбнулась и отворила дверь.
На пороге стоял статный, красивый вельможа, которого поэты эпохи сравнивали исключительно с одним лишь Аполлоном Бельведерским. Ему было тридцать пять лет, и его длинные золотистые локоны, стекавшие на крепкие, сильные плечи, обрамляли открытое и мужественное лицо подлинного рыцаря.
Это был премьер-министр Англии Джордж Вильерс, герцог Бекингемский.
Едва переступив порог, он тут же подхватил ручку миледи Винтер и, поцеловав ее, прижал к сердцу.
— Сударыня, сегодня вы само очарование! — сказал он, улыбнувшись.
— Ах, милорд! — Миледи покраснела, тщетно пытаясь пригладить волосы, разлохматившиеся в битве с д'Артаньяном. — Благодарю вас, что согласились на эту встречу!
— Я не просто согласился на эту встречу, сударыня, я мечтал о ней! — ответил галантный кавалер. — Мечтал и приготовил вам подарок.
— Подарок? Прекрасно! — Миледи улыбнулась. — Знаете, я тоже приготовила вам подарок, но… он там! — Она указала на спальню.
— Там? — переспросил герцог, взглянув в сторону спальни, откуда не доносилось ни звука.
Признаемся откровенно, он не понимал: почему бы им без лишних предисловий не пройти прямо туда?
— Милорд! Я должна рассказать вам о невероятном происшествии! — смущенно воскликнула миледи, не знавшая, как бы помягче подвести его к встрече с незваным шевалье.
— Да?
— В это просто невозможно поверить!
— А что такое? — улыбнулся Бекингем.
— Вы представляете, я прихожу сюда и вижу, что на моей постели спит какой-то мужчина…
— Какой еще мужчина? — спросил герцог, причем улыбка начала медленно сползать с его лица.
— Совершенно незнакомый мне мужчина, милорд! — вкладывая в эти слова всю свою искренность, воскликнула миледи. — Вы представляете, он так крепко спал, что мне пришлось поливать его водой из вазы!
— Вот как? — Бекингем нахмурился. — Ну и где же сейчас этот… совершенно незнакомый мужчина?
— Он там.
— В спальне?
— В спальне.
— Так. — Герцог стал еще смурнее и, отстранив женщину, решительно направился в спальню.
— Только умоляю вас, держите себя в руках! — Миледи бросилась за ним, заметив, как он положил руку на эфес шпаги.
Ничего не ответив ей, Бекингем прошел в спальню и, подойдя к кровати, резко откинул в сторону полог балдахина.
— Так! — повторил он, делая шаг назад, причем его рука, лежавшая на эфесе, столь сильно стиснула его, что костяшки пальцев побелели.
После того как миледи отодвинула тяжелую оконную гардину, демонстрируя лазутчику вид на Темзу, в свете недостатка не было, и герцог одним взглядом охватил и д'Артаньяна, сидевшего на кровати с найденными-таки ботфортами в руках, и развороченную постель, и смятый кружевной пеньюар миледи, валявшийся подле кровати. Словом, картина была вполне завершенная и в комментариях не нуждалась!
