Сергей Шведов - Возвращение оракула

— Все может быть, конечно, — вздохнул Ярослав. — Но что мы сейчас будем делать?

— Я предлагаю развести костер, — бодро высказался майор Сидоров. — И подождать рассвета. А хворосту здесь, надо полагать, в избытке.

Предложение майора было разумным, и все с готовностью принялись искать сухие ветки. Василий Валентинович Сухарев, впервые столкнувшийся с виртуальным пространством, о котором столько слышал в последние дни, пребывал в растерянности. Только что произошедшая на его глазах грандиозная битва повергла его в состояние, близкое к шоку. Рушились все непреложные законы бытия, смерть перестала быть смертью, но и жизнь приобрела отчетливый шизофренический оттенок. Мало того, что уважаемому человеку пришлось в последние дни вращаться среди демонов, оборотней и графов, так в довершение всех бед он еще и сам стал призраком. Можно себе представить реакцию вышестоящих лиц на столь предосудительные превращения следователя прокуратуры. Впрочем, Сухарев утешал себя тем, что и среди вышестоящих лиц не обошлось без недоразумений. Губернатор сослан в Сибирь, мэр окончательно запутался в господах, которым он служит, а прокурор Лютиков и вовсе стал Лешим. Справедливости ради следует заметить, что сделал он это по заданию подпольного комитета, в тяжкий для города час, но тем не менее нечисть есть нечисть. Не исключено, что и следователя Сухарева ждет та же участь, во всяком случае, дремучий лес для него уже создан, осталось только мхом обрасти и можно приступать к исполнению обязанностей. Достойное завершение карьеры, ничего не скажешь.

Тяжкие думы, одолевавшие следователя, помешали ему вовремя оценить неприятное положение, в которое он попал благодаря своей опрометчивости. Сухарев заблудился в ночном лесу, хотя вроде бы пытался держаться поближе к стану. Казалось, еще минуту назад он слышал голоса своих товарищей по несчастью, и вдруг эти голоса смолкли, и вокруг воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь треском ломающихся веток да уханьем ночных птиц.

— Эй! — крикнул слегка струхнувший Сухарев. — Здесь есть кто-нибудь?

— Есть кто-нибудь, — с готовностью откликнулось эхо.

— Ты кто? — переспросил не разобравшийся в ситуации следователь.

— Ты кто? — с готовностью отозвалось эхо.

— Я леший, — представился Василий Валентинович и, очень даже может быть, не покривил при этом душой.

— А я русалка, — отозвалось эхо, чем поставило Сухарева в тупик.

Впрочем, не исключено, что эхо здесь было совершенно ни при чем, и заброшенному в лесные дебри волею обстоятельств следователю прокуратуры действительно попалась на пути русалка. Во всяком случае, Сухареву показалось, что там, на залитой лунным светом полянке, действительно кто-то стоит.

— Иди сюда, — сказала русалка. — Я покажу тебе дорогу.

— Дорогу куда? — не удержался от вопроса Сухарев.

— Дорогу к счастью, — засмеялась русалка.

Со счастьем у Василия Валентиновича в последнее время действительно возникли проблемы, в том смысле, что семейная жизнь разладилась и в перспективе пока что ничего не просматривалось. Ну, разве что кроме этой русалки, которую он видел теперь вполне отчетливо. От обнаженного женского тела у Сухарева перехватило дух, он воровато огляделся по сторонам, боясь обнаружить нечаянных свидетелей, и ускорил шаги. Падение следователя прокуратуры состоялось на берегу лесного озерка, куда вывела его нечаянная проводница. Хотя, с другой стороны, можно ли считать моральным падением сексуальную связь лешего с русалкой? При зрелом размышлении Сухарев пришел к выводу, что вряд ли. Правда, эти зрелые размышления пришли к нему гораздо позже, когда факт уже свершился и отмене не подлежал.

Лежа на теплой земле, Сухарев подумал, что весна в этом году выдалась бурная и почему-то теплая. Давно не бывавший на природе Василий Валентинович полагал, что в мае ночи более холодные. Нынешняя же выдалась прямо на загляденье. Вон даже русалки вышли на охоту явно раньше положенного времени. Сухарев полагал, что сейчас его потащат в воду, в качестве уплаты за грехопадение, но ошибся в своих расчетах. Русалка купаться явно не собиралась, а, наоборот, принялась неспешно одеваться.

— А я всегда считал, что русалки ходят обнаженными.

— Я не просто русалка, я — ведьма, — усмехнулась в ответ его новая знакомая.

— А зовут тебя как?

— Ефросинья.

— А меня — Василий.

— Ну, тогда пошли, Василий.

— Куда? — не понял Сухарев.

— Я же обещала показать тебе дорогу к счастью.

Нельзя сказать, что Сухарев оробел, он просто не знал, можно ли полагаться в поисках счастья на русалку, которая вдобавок еще являлась и ведьмой. К тому же следователь в данный момент и без того был доволен жизнью и прикидывал в уме, как бы уговорить свою новую знакомую покинуть лесные дебри и переселиться в шумный город. Жилплощадью Василий Валентинович ее бы обеспечил, а уж там как бог даст.

Ефросинья уверенно торила путь по затихшему в предрассветную пору лесу, судя по всему, для нее здесь не было тайн, и в темноте она видела не хуже, чем днем. Сухарев же то и дело спотыкался о ветки и корни, которые с завидной регулярностью попадались на его пути. Шли они довольно долго. Непривычный к длительным пешим прогулкам, да еще по лесу, следователь сильно подустал. Зато Ефросинье слово «усталость», похоже, было незнакомо, и она легко и почти бесшумно шагала по тропе, лишь изредка оглядываясь на то и дело отстающего Сухарева. Приглядевшись к своей новой знакомой, Василий Валентинович пришел к выводу, что соблазнил далеко не девушку. Ефросинье на вид было никак не меньше тридцати пяти лет. И набежавший рассвет это подтвердил. Сухарев счел этот возраст оптимальным, поскольку и сам был далеко не мальчиком.

— Пойдешь за меня, — неожиданно предложил Сухарев.

— А с чего это ты вдруг решил свататься к ведьме?

— Так я ведь и сам леший, а следователем прокуратуры только подрабатываю на жизнь.

— Пойду, — легко согласилась Ефросинья, — но уж ты не обессудь, если что не так.

Василий Валентинович расправил плечи и ускорил шаги, не желая выглядеть в глазах своей избранницы рохлей. В конце концов, возраст Сухарева еще не таков, чтобы раскисать после часового перехода. Лесная тропа внезапно оборвалась обширной поляной, и взору Василия Валентиновича открылось величественное зрелище, от которого у него захватило дух. Огромное сооружение, напоминающее египетскую пирамиду, выплывало ему навстречу. Впрочем, Сухарев очень скоро убедился, что сооружение не плывет, а стоит на довольно высоком холме. А то, что он принял было за воду, всего лишь роса, испаряющаяся под лучами утреннего солнца. Но в любом случае следователь был потрясен.

— Храм Йо? — спросил Сухарев внезапно севшим голосом.

— Да, — ответила Ефросинья.

Подходя к храму, Сухарев слегка оробел, но быстро взял себя в руки. В конце концов, это сооружение всего лишь дело рук человеческих, пусть даже если это руки далеких потомков. И ничего таинственного, а тем более мистического в этом сооружении нет.

— Каждый видит в нем то, что хочет видеть, — сухо сказала Ефросинья. — И поступает соответственно своей природе.

В правоте Ефросиньи Сухарев убедился очень скоро, едва ступив в величественный зал, посреди которого находился отливающий голубоватым светом гигантский шар. Сцена, представшая его взору, была безобразной. Два человека, сцепившись в объятиях, катались по полу, награждая друг друга тумаками и изрыгая при этом страшные ругательства.

Василий Валентинович без труда опознал дерущихся, а увидев на полу возле шара две круглые металлические пластины, отливающие металлическим блеском, очень быстро сообразил, что именно не поделили гайосар Йоан с чародеем Хрипуном. Сухарев хотел было поднять пластины, но его опередила Ефросинья. Причем она не просто подняла диски, но и распорядилась ими со знанием дела. И прежде чем Василий Валентинович успел глазом моргнуть, русалка подошла к голубому шару и опустила оба диска в приоткрывшуюся щель.

— Нет! — закричал с пола Углов. — Что ты делаешь, стерва!

Хрипун вскочил и попытался было наброситься на Ефросинью, но, наткнувшись на кулак Сухарева, вернулся в исходное положение. Иванов вел себя более спокойно, он просто сидел на полу и устало качал головой. На лице его было написано отчаяние. Впрочем, это отчаяние быстро сменилось злобой, и Сухареву наверняка пришлось бы несладко в противоборстве с двумя обеспамятовавшими негодяями, если бы как раз в этот момент под сводами храма не появилась целая группа очень хорошо знакомых ему лиц.

— Ну вот, — сказал Кравчинский, приветствуя Сухарева поднятой рукой. — Я же говорил, что он найдется. Здравствуй, Ефросинья.

— Пора, — отозвалась в ответ русалка. — Приступайте.

Первой к голубому шару подошла Катюша, сняла украшающую голову диадему и приложила ее к пульту. Шар благодарно вспыхнул зеленым цветом надежды.