Terry Pratchett - Роковая музыка (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)
Сержант Колон и капрал Шноббс мирно несли службу у Противовращательных ворот, по-товарищески делили самокрутку и слушали далекий рев Фестиваля.
– Похоже, вечер удался, – сказал сержант Колон.
– Именно так, сержант.
– Похоже, там беспорядки.
– Повезло, что мы не там, сержант.
Они услышали цокот копыт приближавшейся к воротам лошади. Всадник с трудом держался в седле. Когда же он подъехал поближе, стражники увидели искаженное лицо С.Р.Б.Н. Достабля, который сидел на лошади с грациозностью мешка с картошкой.
– Телега здесь не проезжала? – резко осведомился он.
– Какая именно, Достабль? – поинтересовался сержант Колон.
– Что значит, какая именно?
– Было две телеги, – ответил сержант. – Одна с парой троллей, а на второй ехал господин Клеть, ну, знаешь, из Гильдии Музыкантов…
– О нет!
Достабль пришпорил лошадь и ускакал в ночь.
– Что это с ним? – удивился Шнобби.
– Должно быть, кто-нибудь из этих задолжал ему пенни, – ответил сержант Колон и оперся на пику.
Потом они услышали цокот копыт еще одной лошади. Стражники едва успели прижаться к стене, когда она пронеслась мимо.
Лошадь была белая и огромная. Мантия всадника развевалась на ветру, как и его волосы. Налетел порыв ветра, и лошадь с всадником скрылись на равнине.
Шнобби долго смотрел им вслед.
– Это была она, – сказал он наконец.
– Кто?
– Сьюзен Смерть.
Свет в кристалле сузился до точки и погас.
– Ну вот, даром истратили трехдневный запас магии, – недовольно пробурчал главный философ.
– Ни единый чар не пропал даром, – возразил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
– Живой концерт лучше, – заметил профессор современного руносложения. – Очень не хватает пота, который на тебя капает.
– А мне показалось, что только толпа начала заводиться, как все и закончилось, – сказал заведующий. – Я думал…
Волшебники оцепенели от жуткого крика, потрясшего здание. В нем было что-то животное, но одновременно и каменное, металлическое, зазубренное, как пила.
Наконец профессор современного руносложения нашел в себе силы прошептать:
– Такой ужасающий, леденящий кровь, пронизывающий до мозга костей крик вовсе не значит, что произошло нечто кошмарное.
Волшебники осторожно выглянули в коридор.
– Он донесся откуда-то снизу, – сказал заведующий кафедрой беспредметных изысканий, направляясь к лестнице.
– Почему же ты идешь вверх?
– Потому что я не идиот.
– Но это может быть какая-нибудь ужасная Тварь!
– Правда? – заведующий побежал по лестнице еще быстрее.
– Хорошо. Поступай как хочешь. Это твое решение. Только не забудь, наверху живут студенты.
– А… э…
Заведующий кафедрой медленно спустился, с опаской поглядывая наверх.
– Послушайте, – сказал главный философ, – сюда невозможно проникнуть. Территория Университета защищена мощнейшими заклинаниями.
– Ты прав, – согласился профессор руносложения.
– Кроме того, мы ведь постоянно их усиливаем, что входит в наши обязанности, – продолжил философ.
– Э… да, конечно, усиливаем, – подтвердил профессор руносложения.
И тут звук раздался снова. В реве угадывался медленный пульсирующий ритм.
– Кажется, он доносится из библиотеки, – сказал главный философ.
– Кто-нибудь видел библиотекаря?
– Последнее время он постоянно возился с какими-то подозрительными штуками. Думаешь, он занялся чем-то оккультным?
– Это – Университет.
– Да, но я имел в виду что-нибудь еще более оккультное.
– Давайте держаться вместе.
– Я уже за кого-то держусь.
– Ведь если мы будем держаться вместе, кто на нас нападет?
– Ну, огромные страшные…
– Заткнись!
Декан открыл дверь в библиотеку. Там было тепло и тихо. Иногда раздавался шелест страниц, и нетерпеливо позвякивали цепи.
Серебряный свет струился в подвал с лестничной площадки. Из подвала периодически доносилось у-уканье.
– Кажется, он не сильно встревожен, – заметил казначей.
Волшебники крадучись спустились по лестнице. Дверью ошибиться было невозможно – из нее струился свет.
Волшебники вошли в подвал.
И затаили дыхание.
Оно стояло на возвышении в центре комнаты, озаренное светом свечей.
Это была воплощенная музыка Рока.
Высокая темная фигура вылетела из-за угла на Саторскую площадь и, продолжая набирать скорость, вбежала в ворота Незримого Университета.
Фигуру заметил только садовник Модо, который с довольным видом катил тачку с навозом по дорожке. День выдался удачным. Впрочем, для Модо почти все дни были удачными.
Он ничего не слышал о Фестивале. Не слышал о музыке Рока. Модо много о чем не слышал, потому что… не слушал. Ему нравился компост. А еще он любил розы, потому что им требовался компост.
По натуре своей он был абсолютно довольным жизнью гномом, который добился успеха в решении всех проблем ведения садоводства в чрезвычайно магическом климате. Его больше не беспокоили ни тля, ни белокрылка, ни всякие твари с щупальцами. Поддержание лужаек в надлежащем порядке представляет серьезную проблему, если по ним будут ползать всякие гадкие существа из других измерений.
Кто-то тяжело протопал по лужайке, оставив глубокие вмятины, и скрылся за дверью библиотеки.
– Вот те на, – расстроился Модо.
Волшебники снова задышали.
– Ничего себе, – сказал профессор современного руносложения.
– Опсихеть можно… – согласился главный философ.
– Вот что я называю музыкой Рока, – восхищенно произнес декан.
Он подошел ближе, всем своим видом напоминая скрягу, которого вдруг занесло в золотую шахту.
Свет отражался от черных и серебряных поверхностей, а и тех и других было предостаточно.
– Ничего себе, – как какое-то заклинание повторил профессор современного руносложения.
Чары рассеял казначей.
– По-моему, это мое зеркальце! С его помощью я выстригаю в носу волосы! – воскликнул он. – Готов поклясться, это оно!
Черное, разумеется, было черным, но серебряное серебром не являлось. Это были зеркала, блестящие жестянки, блестки и проволочки, которые библиотекарь где-то раздобыл и приладил на свое творение.
– …Оно в такой маленькой серебряной рамочке… Почему оно приделано к этой двухколесной тележке? Два колеса, одно за другим? Как нелепо. Она просто упадет, можете мне поверить. А куда запрягать лошадь, позвольте спросить?
Главный философ ласково похлопал его по плечу.
– Казначей, – сказал он. – Совет одного волшебника другому, старина.
– Да? Что?
– Если сию минуту не заткнешься, декан тебя убьет.
На тележке стояли два колеса от телеги, одно за другим. Между ними было установлено седло, а перед седлом – труба с причудливым двойным изгибом, чтобы кто-либо сидящий в седле мог за нее ухватиться.
Конечно, вся конструкция была сделана из всякого мусора, и все же, особенно при мерцающем свете свечей, она обладала каким-то темным органичным качеством, не совсем жизнью, но чем-то динамичным и волнующим, напряженным и сильным, что заставляло декана дрожать. Она излучала нечто предполагающее, что одним только своим существованием и внешним видом она нарушает не менее девяти законов и двадцати трех указаний.
– Он влюбился? – спросил казначей.
– Нужно заставить ее двигаться! – завопил вдруг декан. – Она должна двигаться. Она для этого предназначена.
– Да, но что это такое? – спросил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
– Это шедевр! – воскликнул декан. – Триумф!
– У-ук?
– Может, ее надо толкать ногами? – прошептал главный философ.
Декан, думая о своем, лишь покачал головой.
– Мы ведь волшебники, верно? – спросил он. – Неужели мы не сможем заставить ее двигаться?
Он обошел конструкцию по кругу. Ветер от его усеянной заклепками кожаной мантии заставил пламя свечей колыхаться, и на стенах заплясали причудливые тени.
Главный философ прикусил губу.
– Я в этом совсем не уверен, – признался он. – Кажется, в ней и так уже хватает магии. Она действительно дышит… или это плод моего воображения?
Главный философ резко развернулся и погрозил пальцем библиотекарю.
– Это ты сделал?
– У-ук.
– Что он сказал?
– Он сказал, что не сделал, а только собрал, – перевел декан, не поворачиваясь.
– У-ук.
– Сейчас я на нее сяду, – сказал декан.
Волшебники почувствовали, как что-то утекает из их душ, а на пустое место приходит неуверенность.
– Послушай, старина, я бы этого делать не стал, – сказал главный философ. – А вдруг она как помчится…
– Плевать, – откликнулся декан, не спуская глаз с тележки.
– Я имею в виду, эта машина, она ж не из этого мира, – пояснил главный философ.
