Виктория Князева - Медное царство
— А это еще кто?
— Это Ерш Ежесил, плотник.
— Плотник, — обрадовался второй, до сих пор молчавший стражник, — вот это хорошо! Вот это нам кстати! А не возьмется ли он починить нам ворота?
— Не возьмется! — строго сказала Яга. — Он к самому царю едет, в его покоях лестницу починять!
— Эге! Важная птица! — зацокал стражник языком. — А что за зверь с ним такой чудной?
— Это ты зверь, — Яга подняла кверху тонкий палец, — а это ручной волк, Ерш Ежесил его царю на потеху везет!
Веста хотела возмутиться, но быстро смекнула, что стражникам ни к чему знать, что она умеет говорить, и промолчала. Первый, наиболее упитанный страж снял замок и навалился плечом на створку ворот. Второй постоял, почесал затылок и пару раз тоже потолкал ворота, которые никак не хотели поддаваться. Тогда слез с коня Темнополк и, поплевав на ладони, взялся за дело сам. С его помощью все пошло куда как веселее, и вот уже створки ворот, скрипя, начали медленно открываться. Не дождавшись, пока они откроются полностью, Яга пустила Темновеста шагом, и он, едва не задев головой верхней арки, вошел в город. Следом двинулись Веста с Иваном и Пересвет. Замыкал шествие Темнополк, который остановился, чтобы помочь стражникам закрыть ворота.
— Да как же вас, — удивился он, — таких малосильных и на такое дело поставили?
— Никого дюжее не нашлось, — грустно развел руками стражник, — остальные все на войну ушли.
— Плохо дело, — посочувствовал Темнополк, — ну да не беда, чай, вернутся воины по домам — вас сменят.
— Сменят, — стражник с удовольствием закивал, — я‑то ведь простой приказчик, а это брат мой, он и вовсе ткач. Мы даром что дюжие, а к тяжелому труду непривычные.
— Эх, — Темнополк похлопал его по плечу, — ну ничего, друг, держись, немного осталось.
— Хорошо бы, — вздохнул стражник и, кивнув, пошел обратно на свой пост за воротами.
Темнополк догнал Ягу и лихо вскочил в седло.
— Ну, во дворец?
— Во дворец, — кивнула она, — проводим Ваню до самой площади, там и дожидаться будем. Только Пересвета спрятать надобно, не ровен час, узнают его.
— Надо, — согласился Пересвет, — но только куда мне деться, да так, чтобы в любой час к вам на выручку поспеть?
— Схоронишься на любом постоялом дворе, там смотрят только на то, сколько монет у тебя в кошеле. А как прознать, где мы да что с нами, это не твоя забота. Я сама тебя покличу, если будет надобность.
— Да откуда ты все знаешь? — не выдержал Ваня. — И про то, что со мной приключилось, и про все…
— Оттуда и знаю, — хмыкнула Яга, не вдаваясь в подробности, — положено мне так — и всего делов.
— Ну ладно, знай, — милостиво разрешил Иван.
Пересвет снял с седла серебряную клетку и протянул ему:
— Держи, брат. Не скрою, дюже рад от нее избавиться, ну и говорлива же оказалась птаха твоя! Клетку трясет, прутья грызет, щебечет и щебечет, ничем ее не заткнуть!
— Она еще и кусается знатно, — поделился с ним Ваня, — а это вообще зарез, чуть палец мне не оттяпала.
— Ну и птичка, — охнул Пересвет, — и на кой же царю Елисею такое счастье?
— Красива больно.
— Ну разве что… — пожал Пересвет плечами, — по мне так свернуть проклятой голову и чучело набить.
Птица, услышав угрозу, возмущенно захлопала крыльями, но Иван с такой силой тряхнул клетку, что всякая охота буянить у огнецветки мигом отпала.
— Пойдешь по той дороге, — начала Яга, обращаясь к Пересвету, — там свернешь налево, увидишь вывеску…
— Да что ты мне рассказываешь, — добродушно перебил ее тот, — я же здесь родился!
— Родиться родился, да дюже переменился, слушай, что тебе говорят! — рявкнула на него Яга. — Войдешь в дверь под вывеской, окажешься в харчевне, спросишь хозяина, его Гостяйкой кличут. Проси горницу без окон, что подле кухни. Будет Гостяйко отказываться да отнекиваться, ты ему золото посули, он и станет посговорчивее. В той горнице ты схоронись да нас жди‑поджидай, а коли услышишь посвист тонкий, знай, что это я тебя на помощь кличу. Тут уж времени даром не теряй, седлай коня да скачи прямиком к площади. Все понял?
Пересвет молча кивнул и, поклонившись всем, быстро помчался по улице, указанной Ягой.
— Ну, одного молодца вроде пристроили, — вздохнула Яга довольно, — поехали дальше.
Снова тронулись в путь, на этот раз уже без задержек. До дворца доехали быстро, Ваня еще успел удивиться, как же изменился город. Во многих домах ставни были наглухо заколочены досками, некоторые колодцы были завалены тяжелыми каменными глыбами, лавки и трактиры были заперты, а некоторые и вовсе хранили следы от пожаров. Нигде не было видно ни души. Медное царство запомнилось Ивану многотысячными толпами и разряженными людьми, теперь же его поражала давящая тишина, которая словно накрыла город огромным куполом. Даже солнце над головой и то было какое‑то зловещее, как будто бы оно выжигало заброшенный город своими жаркими лучами. Наконец впереди показалась городская площадь, непривычно тихая и безлюдная. Дворец казался огромным зверем, который словно зубами ощерился медными колоннами, щурился черными глазами‑окнами и готов был в любой момент броситься на незваных гостей. Ване очень не хотелось идти туда, но он подумал о том, что в Сторожевой башне было куда как страшнее, и смело сказал:
— Ну, мы пошли.
— Не боишься? — хитро прищурилась Яга. — Небось душа в пятки ушла?
Иван задумался над ее словами, но с удивлением обнаружил, что страх исчез, словно и не было его. Снова появилась странная уверенность в том, что у него все получится, снова захотелось рваться вперед, в бой.
— Не боюсь! — воскликнул он и спокойно взглянул на медный дворец.
Дворец как дворец, колонны да крыша, окна, закрытые резными ставнями. Стены расписаны дивными узорами, а что больно мрачный — так с чего бы обители грозного царя быть уютным домиком?
— Пойдем, Веста, — сказал Ваня и погладил волчицу по голове, — мы справимся.
— Обязательно справимся, — подтвердила она и быстро взобралась по деревянным ступеням на огромное крыльцо.
Иван толкнул дверь рукой в полной уверенности, что она крепко заперта, но, к его удивлению, та широко распахнулась, пропуская гостей в просторные сени. Ване стало немного не по себе, он ожидал какого‑то подвоха, но все было спокойно, слышно было только, как где‑то наверху тихо капает вода. Веста огляделась, увидела справа широкую лестницу, крытую расписным ковром, и побежала по ней наверх.
— Хорошо ты здесь ориентируешься, — одобрил Иван, он‑то здесь все уже позабыл.
— Ты бы здесь столько прожил, тоже каждый уголок бы знал, — хмыкнула волчица.
Она поднялась по крутым ступеням до самого верха и пошла прямо по длинному коридору, тускло озаренному факелами. Дошла до самого конца и поскреблась лапами в большую дверь, обитую золотыми и медными пластинами. Ваня слез, навалился плечом, и дверь широко распахнулась, да так, что он едва устоял на ногах. За дверью оказалась зала, уже знакомая Ивану, с мраморной лестницей и пурпурным балдахином. На троне крепко спал царь Елисей, а его храп далеко разносился по всем уголкам просторного помещения, отдавался раскатистым эхом и смолкал где‑то под потолком.
— Надо его разбудить, — тихонько шепнула Веста Ване на ухо. — Я останусь здесь, внизу, спрячусь за колоннами, а ты иди к нему наверх, если что — прыгай ко мне.
— Тут же высоко! — возразил Иван.
— Ничего, не глиняный, не разобьешься, — хмыкнула волчица, — иди давай!
— Иду, — покорно кивнул Ваня, — только вот…
Он не договорил, махнул рукой и, потрепав Весту по макушке, быстро взбежал наверх по мраморной лестнице. Остановился прямо перед царем Елисеем и начал трясти за рукав:
— Батюшка царь! Не изволь гневаться!
Батюшка царь только всхрапнул, да так могуче, что Ваня даже подпрыгнул.
— Батюшка царь!
Елисей не просыпался. Иван дергал его за руки, тянул за одежду, под конец даже, рассердившись, пару раз дернул за бороду, но все было напрасно.
И вдруг в тишине, нарушаемой только царским храпом, раздались чьи‑то шаги. Ваня вздрогнул, посмотрел вниз и успел только увидеть, как прочь убегает Веста, поджав хвост и даже, кажется, слабо поскуливая. По зале шла женщина, при одном только взгляде на которую Иван сразу понял, что это и есть сама царица Рогнеда.
— Он не проснется, — сказала она негромким приятным голосом, — теперь уже никогда не проснется.
Ваня вздрогнул и, решив, что бежать некуда, сам спустился по ступенькам вниз. Только тут он сумел как следует рассмотреть царицу и все никак не мог отвести от нее глаз.
Царица Рогнеда была прекрасна. Льдисто‑голубые глаза лучились холодным светом, черные брови почти сходились на переносице. Кожа царицы была белая, как мрамор. Светлые косы спускались чуть ли не до пола, были они перекинуты на грудь и в каждую вплетена голубая лента. На Рогнеде был длинный белый летник, перетянутый широким красным кушаком, на груди красовался сложный рисунок из драгоценных камней. Широкие рукава были перехвачены выше локтя жемчужными зарукавниками, а по краю оторочены серебряной тесьмой. На левой руке Рогнеды не было мизинца, поэтому она старалась прятать покалеченную руку в длинный разрезанный рукав. Царица медленно ступала ногами в красных сафьяновых сапожках и, улыбаясь, приближалась к нему.
