Олег Дивов - Вредная профессия (сборник)

Катя взяла в руки виброшвабру и невольно залюбовалась своим новым маникюром. Из головы не шел высокий мускулистый черноволосый красавец с желтыми глазами голодного хищника. Чувствуя, как сладко заныло внизу живота, Катя принялась за уборку. Нет, она никогда не поддастся его чарам!

«Столько крови убрать за минуту непросто, – подумала Катя. – А ведь убийца очень спешил». Катя оглянулась. В углу стояла виброшвабра.

Первому бандиту Катя сломала нос виброшваброй. Отбросила свое импровизированное оружие и выхватила из косметички «дезерт игл» калибра 50.

Пытаясь унять нервную дрожь, Катя смотрела на окровавленную виброшвабру.

Виброшвабра плясала по полу. Катя осенила себя крестным знамением и попятилась с кухни. Тут ее и схватил пылесос.

Катя наступила на работающую виброшвабру и чуть не умерла от щекотки.

Катя наступила на работающую виброшвабру, чуть не умерла от щекотки, рассмеялась, потеряла равновесие и, продолжая хохотать, выпала в окно.

Катя наступила на виброшвабру, вывалилась в окно и упала под колеса президентского кортежа, проезжавшего мимо.

– Ух, как тряхануло! – сказал Путин. – И это называется Лужков починил московские дороги?

Сладострастно изгибаясь, Катя орудовала виброшваброй, чувствуя, как намокают трусики.

Катя аккуратно ввела ручку виброшвабры в вагину и включила прибор на половинную мощность.

Катя сунула ручку виброшвабры себе в жопу и дала полный газ.

Советские женщины! Смелее овладевайте виброшвабрами!

В Конькове мерзкая погода

Гамлет Оганезов по прозвищу Омлет и Али Алиевич Алиев, для друзей просто Алик, возвращались из торгового центра «Кони-Айленд». У Омлета там был магазинчик, у Алика – два.

К Алику с утра прицепилась охрана – похмелиться, потом с него срубил денег на водку бухой пожарный инспектор, потом нетрезвый покупатель обозвал черножопым кровопийцей. Ближе к обеду, когда Алик вышел съесть бизнес-ланч, пьяный мент, попавшийся навстречу, сделал вид, что не узнал коммерсанта, и невыносимо долго таращился мутным электронным глазом в его паспорт. После обеда приперлась, едва держась на ногах, контрольная закупка – дышала перегаром, роняла кредитки на пол, хватала руками продавщиц.

Алика разбила мизантропия, и он по пути домой сыпал едкими цитатами, запомнившимися со времен учебы на философском факультете.

Омлет, по образованию дизайнер, сочувственно молчал.

В Конькове было холодно и мокро. Шел противный мелкий дождик.

Мэрия обещала исправить погоду к вечеру, но вчера. Сегодня мэрия обещала к вечеру починить юго-западный метеогенератор.

На перекрестке надрывно гудели машины. Сверху затормозил монорельс, повалили наружу вьетнамцы. Поезд тронулся в сторону Чертанова, из окон градом сыпались пустые винные пакеты и водочные стаканчики.

– Спокойно, это иллюзия, – сказал Алик, зябко ежась. – Это все плод моего воображения. Но оно, наверное, совсем больное, если я вообразил, что живу и работаю в Конькове!

Омлет недоверчиво покачал головой.

– А мой психотерапевт расценки поднял… – пожаловался Алик. Брезгливо пнул бутылку, катившуюся под ноги, и добавил негромко: – Говорит, трудно ему со мной. Я и не думал, что он расист.

Омлет горестно шмыгнул носом.

Друзья проходили мимо дешевого бара для русских, когда с грохотом распахнулась дверь и на улицу вылетел, растопырив конечности, некто Прыщ, барабанщик местной киберпанк-группы «Худо».

Гремя цепями, шипами и заклепками, Прыщ спикировал в лужу, подняв фонтан коричневых брызг.

– Бля! – заорал Алик, отпрыгивая.

Омлет достал белоснежный носовой платок и принялся молча собирать грязь со своего кашемирового пальто.

Прыщ ворочался в луже, устраиваясь поудобнее.

– Господи! – простонал Алик. – Ну как же задолбали эти русские! Просто житья от них нет. Не могу я тут больше, уеду к тетке в Чикаго, давно она меня зовет…

– А в Чикаго негры, – сказал Омлет.

– У наших своя территория, негры туда не ходят. Знают, что зарежем.

– А русские?

– О да. Русские ходят везде…

Они стояли над лужей, в которой уютно булькал Прыщ.

– Вот же скотина… – пробормотал Алик. – Спорим, он даже не простудится, эндемик хренов. Он же местный, ему тут климат. А мы – чужие.

– Ну, мне направо, – привычно сказал Омлет. – Тебе налево. До завтра?

– До завтра, – вздохнул Алик, пожимая ему руку.

– Чикаго-Шмыкаго, – сказал Омлет. – Забудь нах. Мы в Конькове. «Коньково» – это такое состояние души. Когда вот-вот двинешь кони, но все еще почему-то живой.

Алик грустно кивнул.

Их русские жены, эти жирные клуши. Их русские любовницы, эти алчные шлюшки. Их русские поставщики, эти ласковые расисты. А дети-полукровки, эти наглые высокомерные москвичи?! Какой тут, нах, Чикаго-Шмыкаго. Алик с Омлетом давно влипли. Потом увязли. И пропали.

Друзья поочередно харкнули Прыщу на косуху и разошлись по домам.

Оба понимали, что вырваться из этого ада им уже не суждено.

2004 г.

Стояние на реке Москве

На рассвете танки русских подошли к Москве.

В головной машине открылся башенный люк. Высунулась рука с мегафоном. За ней – лейтенант Иванов.

– Сдавайтесь, чурки! – заорал Иванов в мегафон. – Сдавайтесь, а то хуже будет! Русские пришли!

Из-за баррикады, перекрывающей въезд под Московскую кольцевую дорогу, выглянул бригадный генерал Хухуев.

– Я твоя мама имел, морда жидовская! – крикнул он. – Моджахеды не сдаются!

Показал лейтенанту Иванову «фак» и на всякий случай тут же спрятался.

К танку подошел тяжелым командирским шагом подполковник Криворучко.

– Лейтенант! – рявкнул он. – Что за самодеятельность?! Мегафон сюда. А сам убрал хлебало нерусское в люк, быстро. А то противник хрен знает что о нас подумает.

Иванов отдал мегафон и сказал обиженно:

– Сами понабрали в армию хрен знает кого, а теперь ругаетесь.

После чего, как и было приказано, убрал нерусское хлебало в люк.

Подполковник Криворучко поднял мегафон и крикнул:

– Сдавайтесь, чурки! А то хуже будет!

– Я твоя мама имел, русская свинья! – отозвался бригадный генерал Хухуев.

Из люка снова высунулся Иванов.

– Охренеть конструктивная беседа, – заметил он.

– Ну и вали в свой Израиль, если такой умный, – надулся подполковник. – Как я должен с чурками говорить, по-твоему?

– Сейчас нам объяснят, – сказал Иванов. – Вон пиндос нарисовался.

К переговорщикам короткими перебежками, то выскакивая из-за танков, то скрываясь за ними, двигался военный советник капитан Моргенштерн.

– Дурак дураком, а чурок боится, – прокомментировал Криворучко. – Умный, значит. Или все-таки дурак?

– Вы бы сами ушли за броню, – посоветовал Иванов.

– Я стою на своей земле, – веско сказал подполковник.

Подбежал Моргенштерн, присел за кормой танка.

– Ну? – спросил он на ломаном русском.

– Чего? – не понял Криворучко.

– What the hell is going on?

– Слушай, говори по-нашему, пиндос несчастный, а? – взъярился подполковник. – Чему тебя в твоем драном Вест-Пойнте учили?

– Я буду жаловаться, – четко выговорил Моргенштерн.

– Ага! – обрадовался Криворучко. – Слышу голос не мальчика, но мужа.

Моргенштерн достал из кармана переводчик и принялся нажимать кнопки.

– Покиньте открытое пространство! – железным голосом потребовала электронная машинка.

– Понял, – Криворучко кивнул и поднял мегафон. – Покиньте открытое пространство! – крикнул он в сторону баррикады.

– Сам ты покиньте открытое пространство! Я твоя мама имел! – раздалось в ответ.

Иванов грустно поглядел на командира и сказал:

– Вы бедного пиндоса доведете рано или поздно. Он свихнется, и у нас будут неприятности.

– А не хрена тут! – гордо ответил Криворучко.

Моргенштерн продолжал давить на кнопки.

– Сообщите противнику, что вы действуете согласно мандату НАТО! – сказал переводчик.

– Манда ты! – крикнул Криворучко в мегафон.

– Сам дурак!

– За дурака ответишь, козел!

– А ты за козла ответишь!

– Детский сад, – резюмировал Иванов и закурил.

Моргенштерн высунул из-за танка руку и дернул подполковника за штанину.

– Кто?! Фамилия?! – удивился подполковник. – А, это ты…

– Сообщите противнику, что, согласно Вашингтонскому договору 2013 года, занимаемая им территория должна быть возвращена под юрисдикцию Республики Москва!