Вячеслав Шторм - Женить нельзя помиловать
— Вернулся, заступник!
— Не побоялся приказ княжий нарушить!
— Прямо к терему путь держит!
— За зазнобушкой своей!
— Младшого брата в подмогу привез!
— Вот потеха-то будет!
«Это кто тут еще младшой?!» — уже собирался было возмутиться я, но локоть Элейн чувствительно врезался мне под ребра. Шагавший рядом с Извергом Ки Дотт виновато покосился на меня и развел руками.
В общем, когда мы наконец добрались до великокняжеских хором, вокруг нас образовалась такая толпа, что впору хоть переворот устраивать. Тем более что многие на всякий случай прихватили с собой топоры, вилы, грабли и прочий сельхозинвентарь, а неимущие на ходу подбирали камни и выламывали из заборов штакетины.
Встречающая делегация тоже оказалась на высоте: дорогу перегородили человек тридцать агрессивных молодцов. Что странно — русобородые княжеские копейщики стояли бок о бок с чернявыми ромеянскими латниками и угрюмыми скандинами с топорами, а за их спинами еще десяток — скуластые, круглолицые, в мохнатых шапках степняки — с луками наготове. Наглядный, так сказать, пример единения братских народов! Уж не гвардии ли это конкурентов нашего женишка?
— Как ты смел, наглец, из ссылки без приказа явиться?! Народ на бунт подбивать?! — По ступеням расписного крыльца, тяжело топая сапогами со стальными набойками, сбежал мордатый чернобородый детина в блестящей кольчуге и алом плаще. В правой руке он держал обнаженный меч, в левой — наполовину обглоданную поросячью ножку.
«Воевода! Щек Киевич!» — прошелестело по толпе.
— Это неправда! — Заранее подученный Элейн, сэр Шон сделал шаг вперед. — Разве не князь Вольдемир приказал объявить повсюду, что все славные рыцари… то есть богатыри… приглашаются в столицу на пир княжеский? Или ты, воевода, — тут он слегка повысил голос, обернувшись к застывшим за его спиной жителям Вольдемирска, — сомневаешься в моей принадлежности к оным?
Толпа зашумела; несколько пробных метательных снарядов — к счастью, пока не камней, а подгнивших овощей — живописно размазались по выставленным щитам стражников.
— Тише, друзья! — поняв, что пора вмешаться, поднял я руки. — А то воевода и впрямь решит, что мы задумали терем князя нашего, славного Вольдемира, штурмом брать.
«Друзья» ответили нестройными «нет!», «да!» и «посмотрим!»
— А ты кто таков будешь? — набычился Щек, чувствуя, что теряет инициативу.
— Я-то? — а правда, кто?
— Это мой гость и побратим, непобедимый сэр Сэдрик! — с пафосом произнес лохолесец. — Воитель столь славный, что на его родине о нем слагают легенды!
— Сэ-эдрик? — насмешливо протянул воевода. — Имя-то не наше, не руссианское. А вот для скандина — самое оно. С каких это пор, люди добрые, вы ворюг слушаете?
В толпе зашумели — рогачей тут явно недолюбливали. Нужно было срочно спасать ситуацию.
— От ворюги слышу! — презрительно обронил я, состроив презрительную гримасу. — То-то ты рядом с ними против своих встал. Да и внешне похож! Только у них рога — от кузнеца, а у тебя — от жены!
Толпа поддержала мои слова восторженным ревом, гоготом и свистом.
— Да и вообще, друзья, странно получается! — влез в перепалку Бон. — Князья да бояре иноземцев привечают, на пирах угощают, а вам и корки сухой не кинут!
Ох, что тут началось! Видно, парень наступил горожанам на любимую мозоль:
— Верно!
— Правильно!
— Понаехали!
— Всю бражку выпили!
— Всех поросят съели!
— Всех девок перепортили! — громче всех заорала дородная молодка, выставив вперед необъятный бюст и призывно поглядывая на ближайшего скандина.
— Доколе?!
— Бе-ее-ей!
К счастью, до драки дело не дошло.
— Кхе-кхе! Ох! Чего орете?
На крыльцо, поддерживаемый под руки двумя слугами, вышел изрядно хмельной мужчина лет пятидесяти. Богатая, шитая золотом одежда его в нескольких местах темнела подозрительными пятнами, в тронутой сединой бороде запутались хлебные крошки, а глаза изрядно осоловели.
«Князь! Сам князь! Вольдемир! Красно Солнышко!» — пронеслось по толпе. Шум стих, горожане мигом скинули шапки и согнулись в низком поклоне. Так вот ты какой, Вольдемир Красно Солнышко! Хотя, судя по цвету лица правителя, уместнее было бы сказать «Сизо Солнышко».
— Княже! Илюшка, разбойник, приказов не слушает… — начал было воевода, но тут зрачки Вольдемира сфокусировались на Ки Дотте.
— Илюша! Друг сердешный! — воскликнул он, широко раскинув руки. Слуги успели подхватить падающего правителя в самый последний момент. Э-э, да он пьян куда сильнее, чем я думал…
— Что ж ты, пес! Я тут, понимаешь, третий день иноземных послов пою… в смысле — принимаю, — продолжал правитель, с трудом восстановив равновесие, — а тебя все нету! Нехорошо!
— Такты же, к-княже, сам его в М-муром послал, — от возмущения Щек даже начал заикаться.
— Князю лучше знать, кого и куда послать! — поспешно вмешался я. — Так что ты бы, воевода, не нарывался…
— Пра-ально! — одобрительно мотнул головой Вольдемир. — Насчет послать — мне завсегда лучше! А с Илюшей — вдвойне лучше! Пошли, богатырь! И друзей с собой бери. Пропустите их!
— Всех? — ужаснулся Щек Киевич. Вольдемир, судя по всему, только сейчас заметил, сколько народа собралось перед теремом.
— Нет. Все, пожалуй, не влезут… — задумчиво протянул он. — А ну, воевода, разыщи ключника! Открывай кладовые, выкатывай бочки! Пусть народ руссианский погуляет на славу, выпьет за здоровье княжны Амельфы да зятя моего будущего…
«Народ руссийский» после этих слов издал такой восторженный рев, что я так и не расслышал окончание фразы князя. То ли «еще б его знать», то ли «ети его мать»…
Гуляли в княжеском тереме с размахом, сразу видно, что третий день. Столы ломились от блюд и ковшей, лавки — от многочисленных гостей, а в воздухе витали здравицы, ругань и перегар. Слуги, несмотря на многочисленность, метались туда-сюда, как обитатели горящего муравейника. Шутка ли сказать: заменить пустые тарелки на полные, а из полных вытащить физиономии перебравших гостей и вновь заменить; вытереть пролитое из опрокинутых кубков и налить заново; обновить мебель и посуду, пострадавшие от неумеренной удали пирующих; не привлекая к себе излишнего внимания, рассортировать валяющихся вперемежку на полу хмельных гостей и борзых собак, первых оттащить в сторону, чтобы проспались, а на вторых прикрикнуть, чтобы чересчур не борзели, и так далее. В общем, подвиги куда как более трудные, чем все богатырские деяния, вместе взятые. Не ценят тут истинных героев, ох не ценят!
Само собой, место князя было за центральным столом, стоявшим на возвышении, а рядом предавались чревоугодию самые знатные придворные.
— А ну, князья да бояре, потеснитесь! — скомандовал Вольдемир. — Ко мне друг Илюшка приехал, да не один, с товарищами!
Князья да бояре покосились на нашу пятерку и кисло переглянулись.
— Али на ухо тугими стали?! — Красно Солнышко на глазах побагровело, над переносицей тучами сомкнулись брови, громом ударил в пол золотой посох.
— Не гневайся, княже! — прошамкал какой-то знатный старичок. — Илье-богатырю меж нами завсегда почет и место наилучшее, а вот прочие… Не знаем мы их. А достойны ли чужеземцы сии сидеть за столом великокняжеским рядом с нами, внуками Авосевыми?
— А ведь верно говорит Нудила Стоич! — кивнул Вольдемир. — Ты бы, мил-друг Илюшенька, познакомил нас с друзьями своими, что ли?
Сэр Шон коротко поклонился, откашлялся и начал представление:
— Справа от меня — славный и могучий сэр Сэд… — Тут Ки Дотт вспомнил, как чуть не опростоволосился недавно с воеводой, и поправился: — Сэдко.
— Тот самый? — скривился какой-то жирный воитель, на выдающемся пузе которого трещал роскошный панцирь. — Который на гуслях тренькал и чуть на русалке не женился?
— Нет, — быстро, пока я не успел вмешаться, ответил лохолесец, — тезка.
— А-а. Значит, богатырь?
— Богатырь! — торопливо подтвердил сэр Шон и просительно взглянул на меня. Ладно уж, уговорили. Я тщательно прицелился и жахнул кулаком по столу, как раз между блюдом с исполинской усатой рыбиной и миской каких-то солений. Стол сложился пополам, гости попадали, орошаемые хмельным и безалкогольным, постным и скоромным. Князь задумчиво снял с носа веточку укропа, тщательно рассмотрел ее со всех сторон, прожевал и авторитетно подтвердил:
— И впрямь — богатырь!
Вставшие бояре и дружинники одобрительно зашумели, попутно стряхивая с себя остатки яств и черепки от посуды. Трое чудом сберегших чаши и кубки тут же завопили что-то про «по такому делу», «за знакомство» и «штрафную».
— А прочие? — не унимался боярин Нудила, вполне оправдывая свое имя.
— Слева — сэр Бон… Он… э-ээ…
— Не богатырь! — отрезал князь, смерив нашего игрока взглядом. Бон покосился на меня, на остатки стола, которые как раз уносили слуги, и кивнул:
