Андрей Белянин - Трилогия "Багдадский вор"
– Ты получишь целый дихрем серебром, но если…
– Буду казнён в соответствии со всем богатством твоей фантазии, – равнодушно перебил Насреддин, делая начальству знак наклониться поближе. – Там, за углом, есть лавка старьёвщика, купи себе в ней купеческое платье и попросись на ночлег. С тобой пойду я, а десять сундуков с товарами будут нагружены на десять лошадей. Али-Баба не откажет путникам в гостеприимстве…
– А в каждом сундуке будет сидеть по моему воину! Ночью я выпущу всех, и мы захватим злодеев спящими!
– Твоя мудрость и прозорливость не знают разумных границ… – с непередаваемым оттенком полувосхищения-полуиздёвки протянул фальшивый брадобрей. – Лавка плотника находится через четыре дома по соседней улице, быть может, он продаст десять сундуков сразу.
– Мы поступим иначе, – после секундного размышления коварно усмехнулся глава городских стражников. – Я вернусь в караван-сарай и возьму всё, что мне надо, даром! А ты жди здесь…
– Воистину говорят: «Советы суслика смешны для тигра!»
После такого комплимента неподкупный Шехмет раздул щёки, вскинул подбородок и чуть тронул пятками под бока своего коня. Белоснежный арабский скакун, пританцовывая, понёс своего хозяина вниз по узкому переулочку. Кое-как развернувшись, остальные всадники припустили вслед.
Ходжа философски поковырялся в ухе, чихнул, вытер нос остатками рукава и, неспешно подойдя к дому Али-Бабы, постучал в ворота. Мальчишеский голос ответил минуты через две:
– Кто там?
– О юный отпрыск почтеннейшего семейства, не у вас ли находится в гостях знаменитый Багдадский вор?
– У нас, они с моим приёмным отцом вкушают лепёшки и шурпу.
– О ненасытная утроба, жрёт, где только может… – тихо облизнулся Ходжа и громко попросил: – Будь добр, прекрасный юноша, передай Багдадскому вору, что его товар будет доставлен через полчаса. И это будут не кувшины с маслом, а сундуки с тканями. Десять штук! Ты всё понял, мальчик?!
– Обязательно передам, – честно пообещал ребёнок.
– И пусть он там не пьёт вина!
– Что вы, уважаемый?! Аллах запрещает правоверным мусульманам употребление…
– Знаю, знаю… – отмахнулся Насреддин, разворачиваясь спиной к воротам. – Только кое-кому все эти запреты, как Рабиновичу – вентилятор! Кстати, не забыть бы спросить у Лёвы: что такое вентилятор?
Когда я работал ещё только над первыми главами этого романа, то пару раз консультировался с моим хорошим другом, известным харьковским литературоведом. Так вот, он как-то прочёл мне целую лекцию о том, что на самом-то деле в Багдаде был халиф, а не эмир. Эмир, видите ли, эмирствовал в Бухаре! Плюс ещё тенге – это именно бухарская мелкая монета, а в Багдаде якобы все расплачивались динарами и дихремами. Ну что я мог сказать? Для начала сунулся в областную библиотеку и, покопавшись в книгах, обнаружил, что мой критик совершенно прав! Потом, в тот же вечер, набрал телефон Оболенского в Москве и устроил ему разнос за такую «подставу». Лев выслушал меня с истинно танковым спокойствием и сказал, что всё это чушь! Нет, если дословно по тексту, то он выразился так: «Андрюха, не морочь мне голову, всё это – фигня! Может быть, в Багдаде и должен был сидеть твой халиф, но я сам видел только эмира. И все его называли эмиром, а уж чего там навыясняли всякие учёные и филологи-востоковеды… лично мне до лампочки! Ты кому веришь?! Твой профессор когда в последний раз был в средневековом Багдаде? Я его знаний не оспариваю, но и ты мои мемуары на склерозе не замешивай. Таньга там были! Были, я тебе говорю! Только не тенге, а именно – таньга! Я с тобой тут делюсь откровенными воспоминаниями, как редкий очевидец, а ты мне специалистов в нос тычешь… Вообще ничего не буду говорить!» Господи, ну естественно, я бросился извиняться… Книга уже как-то складывалась, оставлять её из-за мелких исторических неточностей казалось глупым, но мнение своего харьковского друга я всё же принял к сведению. По совести говоря, мне не так уж интересно, сколько правды и сколько лжи в рассказах Оболенского. Он любит и умеет приукрашивать, я об этом предупреждал. Но сама-то история от этого только выигрывала, получаясь куда более живой и интересной! Поэтому каждый вечер я открывал большую тетрадь, и волшебный Восток распахивал мне свои чарующие, сказочные объятия…
* * *Надевающий маску теряет лицо.
Кодекс самураев буси-до– Отец, там приехал купец с караваном, он просится на ночлег!
Али-Баба вопросительно взглянул на бывшую рабыню, та молчаливо кивнула.
– Но, сынок, разве у нас во дворе поместится целый караван?
– Не знаю, отец… Там десять лошадей с поклажей, высокий господин с очень сердитым лицом и добрый брадобрей с плешью на голове.
– Разместятся! – уверенно разрешил Оболенский, сыто откидываясь на подушках. – Это, видимо, мой товар прибыл. Можете не разгружать, сундуки и на лошадях прекрасно повисят.
– Но бедным животным надо отдохнуть, – удивился Али-Баба.
– Ничего, уже сегодняшней ночью их ноша заметно полегчает… – с нажимом произнёс Лев, адресуясь исключительно к Марджине, и она это прекрасно поняла. В её чёрных раскосых глазах мелькнуло зарево такой упоительной радости, что Оболенскому на миг даже стало жарко. – Ну, так нечего тянуть, зови дорогих гостей за стол и будь лапушкой, сгоняй за вином, я угощаю!
Женщина безоговорочно приняла из рук Багдадского вора золотой динар, попробовала его на зуб и, поклонившись, вышла из комнаты.
– О добрейший и благоразумнейший…
– Не надо титулов и грубой лести, – мягко остановил хозяина наш герой. – У меня интуиция пашет без передыху – ты ведь хотел спросить, как я намерен избавить твою хату от этой навязчивой хранительницы домашнего очага?
– Да, да… – сбивчиво забормотал Али-Баба. – Я очень ей благодарен, клянусь аллахом! Но… ей всё мало! Я дал ей свободу, дал золото, ключи от всех сундуков – ей опять мало! На днях она потребовала, чтобы я женил на ней сына своего брата…
– У-у… тётка западает на малолеток? – понимающе присвистнул Лев. – Вообще-то очень неглупый ход, если вдуматься… Пара несчастных случаев, и она остаётся молодой вдовой с богатым наследством!
– Увы мне…
– Эй, надеюсь, ты ещё не дал согласие?!
– Нет, но она требует…
– Не вздумай, пожалей ребёнка! А что касается твоей бывшей наёмной работницы, то у меня такое предвидение, будто бы после этой ночи она надолго залетит в тюрягу… «Залетит», я имею в виду – сядет, а не то, что ты подумал…
Али-Баба с надеждой взглянул на ухмыляющегося Оболенского и, пустив слезу, бросился целовать «пыль его сапог».
– Сдурел мужик! Я ж тебе не Наташа Ростова… – искренне возмутился Лев, отдёргивая ногу. Но хозяин упорствовал в проявлении своей благодарности, завязалась свалка, в каковом положении их и застал вошедший Насреддин.
– Вай дод! Лёва-джан, что он от тебя хочет?
– Сам спроси!
– Только не говори, что он первым начал…
– Слушай, ты в чём меня подозреваешь?!
– Уважаемый Али-Баба, не могли бы вы отпустить восхитительно белую ножку моего друга и выйти во двор, где вас нетерпеливо дожидается багдадский купец, изнывающий от жгучего желания у вас переночевать? – Одной длинной фразой домулло выпроводил смутившегося хозяина за дверь. – Где Марджина?
– Объект отправлен за алкоголем, а ты взял с собой самогонку?
– Нет, у меня имеется кое-что получше… – «Брадобрей» сунул руку за пазуху и вытащил крохотный бумажный пакетик. – Это гашиш, он дарит самые чувственные фантазии. Между прочим, пришлось отдать торговцу последние три динара.
– Хорошая наркота дешевле не стоит, – авторитетно кивнул Лев, чьи познания о наркобизнесе ограничивались газетными вырезками и кинематографическим ширпотребом. – Да, кстати, почему сундуки, а не кувшины?
– Сундуки безопаснее, – пояснил домулло. – Или ты, упаси аллах, решил дать возможность этой женщине ещё раз сварить в масле правоверных мусульман?
– Ну-у, может, самую чуточку…
Ходжа покосился на вальяжного Оболенского, быстро сунул в рот половинку персика и, прислушиваясь к шагам за дверью, прошипел:
– Это Шехмет! Умоляю тебя, о невежливый и сквернословящий, будь с ним поласковее!
– Я буду с ним… нежен, – томно промурлыкал Лев, потягиваясь, как огромный мартовский кот.
– Ладно, шайтан с тобой, обольстительный бесстыдник! Ответь только на один вопрос: там, в гареме, ты спал с какой-нибудь женой эмира?
– Сразу с тремя… Только почему же спал? Я, знаешь ли, очень даже… бодрствовал!
– Только могильная земля исправит горб горбатого… – прочувствованно оповестил домулло, и дверь в комнату открылась. Али-Баба с поклонами ввёл внутрь маскарадного купца. Честное слово, иного эпитета было не подобрать! Чалма поверх медного шлема, рукояти ножей, торчащие из-за голенищ, румийская кольчуга, блистающая в разрезе халата, за поясом ятаган, а длинная белая борода топорщится мочалом под чёрными усами. Чтобы окончательно быть неузнанным, премудрый господин Шехмет перевязал левый глаз чёрной тряпочкой и изменил голос.
