Валентин Леженда - Разборки олимпийского уровня
Колесница вздрогнула.
Внутри нее что-то приглушенно зажужжало (да мотор, мотор! — Авт.), там, где у нормальной повозки крепились вожжи, сами по себе задвигались диковинные черные рычажки.
— Ну, теперь держись, — выдохнул Фемистоклюс, судорожно вцепившись в борта божественного устройства.
Еще раз сильно вздрогнув, колесница медленно поползла вверх, загудели хрустальные рельсы, заскрипели зубчатые колеса.
— А как же Фаэтон? — вдруг вспомнил Алкидий, хватая друга за руку.
— Что Фаэтон? — не понял Фемистоклюс.
— Ну как же! — казалось, от отчаяния Алкидий сейчас расплачется, — ведь это был сын Гелиоса, он пытался править колесницей отца, чуть не сжег всю Грецию и сам погиб в огне.
— Кретин, — громко ответил Фемистоклюс. — Не было никакого Фаэтона. Эту легенду специально олимпийцы выдумали. Просто пьяный Гефест полез однажды колесницу Гелиоса чинить и в итоге, естественно, напортачил, а ведь замять это дело как-то надо было, куча народу ведь поджарилось, скандал на всю Аттику. Вот и выдумали боги некоего Фаэтона. А что, красиво очень даже получилось, героически так…
Внизу меланхолично плескалось темное море, а деревянная платформа на воде уже давно превратилась в размытую серую кляксу.
Колесница бога солнца набирала высоту.
— Не дрейфь, приятель, — успокаивал друга Фемистоклюс. — Через час будем на Олимпе, план переходит в решающую стадию.
Распластавшись на дне колесницы и зажмурив глаза, Алкидий шепотом молился Аиду, прося бога подземного царства пока не забирать его к себе.
Фемистоклюс, внимательно следивший за ночным небом, внезапно пригнулся, сев на дно повозки рядом с другом.
— Селена едет, — тихо пояснил он. — Луну на небо везет.
Время шло.
Колесницу сильно трясло, занося на поворотах (здесь, по-видимому, имеется в виду турбулентность. — Авт.), и Алкидий, под недоуменным взглядом Фемистоклюса, всякий раз тихонько подвывал от страха.
— Слушай, Алкидий, я тебя не понимаю, — пытался успокоить друга Фемистоклюс, — чего ты боишься? Ведь боги — это, считай, те же греки, с единственным отличием, что много жрут, гуляют да живут вечно, в них нет ничего сверхъестественного. Лучше вспомни, сколько раз Аресу герои морду били, вечно его потом Афина выручает, и что ты думаешь, он своим обидчикам мстит? А вот тебе, фигушки, синяки на морде залечит и снова давай свары да драки среди смертных устраивать, подстрекать.
Но эти успокоительные речи на Алкидия не действовали.
Махнув рукой, Фемистоклюс принялся ждать конечной цели их увлекательного и, что греха таить, сатирски рискованного предприятия.
И вот наконец колесница затормозила, въехав в открытые ворота просторного небесного гаража. Фемистоклюс осторожно выглянул из повозки.
Колесница Гелиоса стояла в просторном светлом помещении, стены которого были украшены забавными порнографическими фресками, изображавшими наиболее пикантные моменты из жизни героев.
— Ух ты! — воскликнул Фемистоклюс и застыл с открытым ртом, разглядывая фрески. — Так и есть, мы на Олимпе.
— Что, уже приехали? — сиплым голосом спросил со дна колесницы Алкидий.
Медные ворота, через которые повозка заехала в гараж, были по-прежнему открыты. В проеме виднелось ночное, освещенное луной небо с белоснежными барашками облаков.
— Вылезай, напарник, — тихо сказал Фемистоклюс, пихая друга сандалией. — Пора браться за дело.
Выбравшись из колесницы, Алкидий тоже восхищенно ахнул, увидев красочные фрески, и замер. Но Фемистоклюс быстро привел друга в чувство, напомнив в грубой форме, где и зачем они находятся.
— Если что, — усмехнувшись, добавил он, — если кто нас остановит и спросит, кто мы такие, хотя, конечно, это маловероятно, то ты — этот, как его, Асклепий, а я Зефир, западный ветер.
Алкидий ошарашенно кивнул.
За гаражом, где стояла колесница бога солнца, начинался темный коридор, выстланный мягким пушистым ковром (думаете, не было в Греции ковров? В Греции, тем более древней, все было! — Авт.).
В стенах коридора имелись ниши, украшенные мраморными статуями.
Фемистоклюс задумчиво почесал рыжую клочковатую бороду, принюхался, смешно двигая смуглым носом, после чего извлек из-за пазухи небольшую дощечку.
— Что это? — удивился Алкидий, вопросительно глядя на друга.
Фемистоклюс поморщился.
— Это приблизительный план Олимпа, — небрежно ответил он. — Не мешай. Так, где же здесь у них столовая?
— Как это план Олимпа? — не понял Алкидий. — Откуда он у тебя?
— От Диониса, — коротко бросил Фемистоклюс, пряча дощечку обратно за пазуху. — Нам туда.
Свернув в очередной коридор, друзья резко остановились, увидев шедшего им навстречу Гефеста. На шее знаменитого олимпийского изобретателя висел странный деревянный ящик с намотанной на катушку веревкой (проводом. — Авт.).
По мере того как Гефест продвигался по коридору, катушка разматывалась, и небесный кузнец аккуратно запихивал толстую черную веревку под ковер.
Фемистоклюс стремительно шмыгнул в ближайшую нишу и спрятался за статуей.
— Пс-с-с… — тихонько позвал он остолбеневшего друга.
Но Алкидий, тупо уставившись на Гефеста, даже не сдвинулся с места.
— Прячься, придурок, — злобно прошипел Фемистоклюс, но друг его, похоже, даже не услышал.
Как завороженный смотрел Алкидий на живого бога, не в силах пошевелиться.
Ситуация грозила срывом всей операции.
Гефест же, занятый протягиванием своей веревки, ничего вокруг не замечал. Остановившись посередине коридора, он вытащил из висевшей на груди деревянной коробки некий продолговатый темный предмет и, поднеся его к губам, громко сказал:
— Алло, Аполлон, как слышно, я протянул шнур аж до последнего яруса.
Продолговатый предмет в руке Гефеста тихо зашуршал и пару раз квакнул в ответ.
Кузнец улыбнулся:
— Порядок.
Проходя мимо посторонившегося Алкидия, бог огня остановился и удивленно на него посмотрел.
Фемистоклюс в нише за статуей укусил намотанную на кулак бороду.
— Привет, Асклепий, — весело сказал Гефест. — А я слышал, ты сейчас гостишь в Итаке. Что случилось, почему ты вернулся раньше времени, неужели мозоли у Одиссея сами прошли?
— Э… — неуверенно произнес Алкидий.
— А, ну ладно, в жизни всякое бывает, сами прошли, и хорошо, тебе забот меньше, а я вот… — Гефест похлопал рукой по деревянному ящику, — телефонтий провожу, чтобы боги могли на расстоянии переругиваться, не опасаясь при этом нанести друг другу тяжкие телесные… — И бог огня весело рассмеялся.
— Э… — снова неуверенно отозвался Алкидий.
— Ладно, не буду тебя больше задерживать. — Гефест дружески потрепал грека по плечу. — Передавай привет Танату, что-то слишком часто он в последнее время у тебя клиентуру перебивает. Да и это… — спохватился кузнец, — к Зевсу заскочи, он давеча просил тебя к нему зайти, у него опять геморрой разыгрался.
И, приветливо улыбнувшись, Гефест скрылся за поворотом.
Веревка на ковре еще какое-то время дергалась, но вскоре затихла.
— Разрази меня Аид, — сказал, выбравшись из своего укрытия, Фемистоклюс. — Неужели пронесло?
— Э… — попытался ответить Алкидий.
— Ничего, братец, — ободряюще сказал другу Фемистоклюс, — в нашем деле не такое еще бывает. Идем скорее, пока Зевс на Олимп не вернулся. По некоторым данным, он сейчас ночует у очередной смертной бабы, перевоплотившись в ишака.
— Но откуда? — спросил обретший наконец дар речи Алкидий. — Откуда ты обо всем этом знаешь?
— Я же тебе уже говорил, — ответил Фемистоклюс, — на прошлой неделе я встретил в одном из питейных заведений Диониса, и он за чашей вина выложил мне план, как можно круто насолить олимпийцам.
— А зачем ему это?
— Да сатир его знает, — пожал плечами Фемистоклюс. — Скучно мужику, мается от безделья, с жиряки готов всю Грецию опоить, если бы Зевс ему, конечно, позволил.
В конце коридора друзья обнаружили громадный пиршественный зал, по случаю позднего времени, естественно, пустовавший. (Боги тоже мужики и отдыхать от постоянных пьянок даже им надо. — Авт.).
— Этих залов на Олимпе где-то чуть больше семи десятков, — пояснил ошарашенному приятелю Фемистоклюс. — Хорошо, если за год боги хотя бы в половине побывают. Гименей, говорят, однажды в них заблудился. Бродил по пустым коридорам и орал благим матом, пока его Гермес не вывел.
Алкидий в очередной раз мертвенно побледнел.
— Но ты не бойся, — усмехнулся Фемистоклюс, — мы не запутаемся, у меня есть карта.
Тем не менее того, что им было нужно, греки в пиршественном зале не нашли.
— Вот зараза, — покачал головой Фемистоклюс, — а время-то идет.
Свернув в очередной коридор, друзья наткнулись на чинившего сандалии Гермеса.
На этот раз Фемистоклюс не растерялся, ловко сымпровизировав.
— Привет, — нагло сказал он вестнику богов, сосредоточенно ковырявшему разобранный правый сандалий.
