Сергей Мусаниф - Во имя рейтинга

— Дайте мне проявить смекалку, — сказал я. — Эта зона — Олимп.

— Я не верю в богов, — сказал Билл, — Как в целые пантеоны, так и в отдельных личностей. Но те парни, что живут три с половиной тысячи лет назад, верят. И не просто верят, они ведут себя так, будто точно знают, что боги думают по тому или иному поводу. Они — видят их. А мы не видим.

— Это и есть небольшая неясность?

— Да. Я хочу, чтобы вы отправились в прошлое и выяснили правду относительно богов Древней Греции. Нашли убедительную причину, по которой мы не можем вести съемки на Олимпе. Расставили все точки над «i».

— Это хорошо, — сказал я. — А то я думал, что вы попросите прирезать Ахилла, переспать с Еленой и плюнуть в левый глаз Зевсу.

— Так вы согласны?

— Прежде надо уточнить небольшие технические подробности. Что я буду с этого иметь?

— Миллион долларов.

— Один миллион? За перелет из Флориды в Нью-Йорк вы заплатили мне сто тысяч, а за путешествие по тоннелю в прошлое — всего один миллион?

— В месяц. Каждый месяц.

— Уже лучше. Теперь другой малозначительный факт. Вы уже перебрасывали по этому туннелю что-нибудь живое или ограничивались только механизмами?

— Перебрасывали.

— Мышей?

— Кроликов.

— Сколько штук?

— Пять.

— И как они?

— Сдохли.

— Да ну?

— Их сожрали лисы почти сразу же по прибытии. Лабораторные животные непригодны к выживанию в естественной среде.

— Хорошая шутка, — одобрил я. — А людей вы перебрасывали?

— Людей — нет.

— Почему?

— Не хотелось повторения истории с кроликами. Далеко не каждый человек способен выжить во враждебной среде, каковой является древнегреческое общество тех времен.

— И вы выбрали меня.

— Потому что вы идеально приспособлены. Вы умны, вы можете постоять за себя в рукопашной, вы не падаете в обморок при виде крови, и у вас есть опыт по внедрению в чужеродные вам организации. Мы могли бы найти ученого, специализирующегося в данной области, но он не проживет в реальном мире и дня. Мы могли бы найти мордоворота из службы мистера Хенриксона, — он кивнул в сторону молчаливого мужчины, — но тот не сможет ответить ни на один из поставленных вопросов. Поэтому мы искали кого-то вроде вас. Разведчика, диверсанта, саботажника, если хотите. Способного сойти за своего парня в любой компании, способного пораскинуть мозгами в одной ситуации и дать реальный отпор противнику в другой. Так вы согласны на мое предложение или мне продолжать сыпать комплиментами в ваш адрес?

— В целом согласен.

— Тогда мистер Хенриксон проводит вас к мистеру Громову. Мистер Громов — главный аналитик этого проекта, он введет вас в курс дела, объяснит все подробности и поставит реальные задачи.

— А где я могу получить мой первый чек на миллион?

— Он у мистера Хенриксона.

Дэн

Академик Петр Иванович Северов, гений теоретической физики, первооткрыватель темпорального туннеля и мой земляк, никогда не расставался с трубкой, но никогда и не курил. Сей довольно громоздкий старомодный агрегат постоянно маячил где-то в районе академического рта, но я никогда не видел, чтобы он выпускал дым.

Академик сидел на подоконнике и читал Гомера. Я кашлянул, дабы обратить на себя внимание. Профессор — чрезвычайно увлекающийся человек, когда он погружен в какое-то занятие, то замыкается в своем собственном мире, так что кашлять мне пришлось трижды.

— А, Данил, — сказал академик, аккуратно загибая страницу и откладывая книгу в сторону. — Верите, я никогда не читал Гомера. Я даже не слышал о Троянской войне до того, как прорубил туннель за три месяца до ее начала. Всегда интересовался исключительно своим предметом.

— А я всегда хватал понемногу отовсюду, — сказал я. — Покурим?

— Вы курите, — сказал он. — Я сейчас не хочу.

— Как вам Гомер?

— Он… подавляет своей дотошностью. Вы заметили, что в «Илиаде» нет ни одного безымянного героя? Все они поименованы, даже если появляются в тексте всего один раз, чтобы пасть от руки какого-нибудь великого воина. А его список кораблей? Здесь он больше похож на бюрократа, нежели на поэта.

— Некоторые считают его историком.

Академик пожал плечами.

— Вы так не думаете? — спросил я.

— Мне сложно судить. Историки не всегда оперируют фактами, часто они излагают исключительно свои домыслы. Если так, то Гомер — историк. Видите ли, Данил, история — это не точная наука, она в чем-то сродни литературе. Я — представитель точных наук. По крайней мере, так мне казалось.

— И вы сами делаете историю.

— Не надо громких фраз.

— Тогда расскажите мне, как работает ваше изобретение.

— Я передавал вам все мои файлы.

— И я ни черта в них не понял, — признался я. — Мои познания в теоретической физике не столь глубоки… По факту они не глубже чайной ложки. Я ничего не могу разобрать, кроме вашей фамилии, вынесенной в заголовок. Вы не могли бы объяснить мне человеческими словами?

— А вы уверены, что вам это надо?

— Я — аналитик, — сказал я. — И я не могу делать свою работу, то есть анализировать, если я чего-то не понимаю.

— Я тоже не все понимаю.

— Как это может быть?

— Знаете, с какой попытки мне удалось прорубить туннель?

— С четвертой?

— Ха! — сказал академик. — Первые восемь раз я пробовал, когда на горизонте еще не было нашего магната с его деньгами. Все восемь попыток провалились, но каждая давала мне новые поводы для размышления. Я понял, что мне нужна колоссальная энергия, без которой я не смогу поддерживать туннель в открытом состоянии, и я начал искать спонсора. Им оказался мистер Картрайт. Он предоставил мне почти неограниченные финансовые возможности, он построил энергостанции, которые работают только на мой проект, и я продолжил попытки. После очередной неудачи я вносил в прибор некоторые изменения, но я не мог понять, почему он не работает, Либо построенная мною теоретическая модель была неверна в принципе, и тогда все эти улучшения не имели никакого смысла, либо… он должен был работать и без изменений. Но этого не происходило. Время — наименее изученная материя в нашей Вселенной, и у меня не было предшественников, на опыт которых я мог бы опереться. Иногда мне казалось, что я занят поисками того, чего попросту нет. Что я ищу черную кошку во вселенной, лишенной света.

— Первооткрывателям всегда трудно, — заметил я.

— А потом был прорыв, — сказал академик. — Прорыв, причины которого я не понял и по сей день. Потому что действующий образец моего прибора не имеет больших принципиальных отличий от своего предыдущего собрата, который отказывался работать. Все, чем я занят до сих пор, — это попытки понять, что и почему произошло. Поэтому я не могу публиковать свои теории, даже если бы не было моего договора с мистером Картрайтом, согласно которому туннель на первые три года является исключительно его собственностью, а уже потом становится достоянием человечества. Вы говорите, что не понимаете сути моего изобретения, и я вижу, что вас это беспокоит. Так представьте, как это беспокоит меня, ибо я сам не понимаю сути того, что изобрел.

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — процитировал я.

— Гомер?

— Шекспир.

— Настоящий ученый никогда бы не согласился с подобной постановкой вопроса. Принимать мир таким, каков он есть, — это ненаучно. Все непознанное должно быть познано.

— А непознаваемое?

— Я отрицаю наличие того, что вы называете непознаваемым. Есть лишь то, что мы не в состоянии познать в данный момент времени, однако мы не должны склонять перед ним свои головы.

ГЛАВА 4

Полковник Трэвис

Мистеру Громову на вид было не больше тридцати лет. Среднего роста, худощавый, сутулый, длинные волосы собраны к некое подобие хвоста. Глаза блестят дорогими контактными линзами.

Типичный интеллектуал.

После обычного ритуала знакомства («зовите меня просто Дэн»), мистер Хенриксон отдал мне мой чек, потом препоручил меня заботам мистера Громова и аккуратно закрыл за собой дверь.

— Значит, вы будете нашим агентом в прошлом? — спросил Дэн.

— Похоже на то, — согласился я. — А вы будете вводить меня в курс дела?

— По мере возможности, — ответил он.

— Предупреждаю сразу, у меня очень много вопросов.

— Это понятно, — сказал Дэн. — Я думаю, для начала вам надо познакомиться с основными действующими лицами.

— Если вы так считаете…

Дэн откинулся на спинку кресла, щелкнул кнопкой появившегося в руке пульта, и одна из стен его кабинета превратилась в сплошной большой экран.