Антон Краснов - Миссия «Демо-2020»
– Вот именно.
– А у них там что, своих спецов нет? Там же, наверно, такие зубры сидят, что я на их фоне просто таракан на бельевой веревке. – Афанасьев поежился и нерешительно посмотрел на Коляна Ковалева, сидящего напротив и строящего страшные рожи из разряда «смерть предателям и уклонистам». – Что, едем к этому… Ярославу Алексеевичу? Так, Иваныч?
– Совершенно верно. Жду тебя через полчаса у гостиницы «Чехия».
– Иваныч, через полтора, а? Дай с ребятами допариться, тут и пива совсем ничего осталось…
– Нет! – обрубил Серафим Иванович. – Знаю я твое «совсем ничего»! Ты в прошлый раз на пресс-конференцию к первому заместителю председателя правительства области тоже ходил, когда «совсем ничего», а в результате такая статейка появилась, что мне самому чуть статью не вляпали, а агентство едва не закрыли.
– Так это в прошлом году…
– Хватит! Через полчаса, и ни минутой позже! Очень, очень важное дело!
И Женя услышал в трубке короткие гудки. Он растерянно взглянул на Коляна Ковалева и пробормотал:
– Что-то Иваныч ведет себя странно. Не по-херувимски.
– Не по хе… Как?
– Херувим – это вроде на небе такой живет, – пояснил одаренный лейтенант Васягин. – Типа ангела. А еще серафим. А Женькиного начальника как раз и зовут Серафим Иваныч. Вот Афанасьев и прикалывается.
– А-а-а…
– Все ты правильно сказал, Вася, только не до приколов сейчас. Иваныч прямо с цепи сорвался. Что это с ним? Даже когда на интервью к Пугачевой Алле Борисовне, когда она к нам на гастроли приехала, опаздывали, и то он так не пузырился. А тут… Черррт его знает, зачем я ему так срочно понадобился!
– Так у нас же еще пиво, а в холодильнике водочка… – недоуменно проговорил Колян.
– Без меня выпьете.
Ковалев недоуменно воззрился на Женю Афанасьева и, разведя —руками так, как будто он хотел обнять какого-то неимоверно толстого человека, проговорил:
– То есть что значит – без тебя? Маразм какой-то! Это… ты своему Херувиму Ивановичу…
– Серафиму, а не Херувиму.
– Ну вот, я это самое и говорю. Серафиму этому скажи, что не дело так обламывать. Если б еще платили по делу и начисляли нормально… А то ты уже сидишь третий месяц без копейки, а он тебя только кормит «завтраками»: «завтра, завтра»!
– Так денег не начислили партнеры, – слабо пытался защищаться Женя, впрочем прекрасно сознавая, что его доказательная база очень слаба.
– Денег не начислили!!! – окончательно воспламенился темпераментный Колян. – Так пусть он прямо и скажет, что деньги будут… ну, скажем, к августу 2020 года, а пока что пятнадцать лет поработай на доброхотных началах, блин!
Афанасьев махнул рукой и стал собираться. Честно говоря, он уже и не вслушивался в последние слова Ковалева. Его мысли были заняты другим. Что-то уж очень суров и безапелляционен обычно кроткий и незлобивый, как и положено человеку с таким именем, Серафим Иванович Сорокин!.. Наверно, в самом деле приключилось что-то экстраординарное. Э-эх!..
– Ну, иди, иди! – напутствовал его Колян. – Может, аванс какой дадут, а то пьем все время за мой счет, блин!
На это возразить было совершенно нечего.
2– Евгений Владимирович? – Человек из службы внешней разведки посмотрел на Афанасьева с неприкрытым интересом. – Очень приятно. Жаль, что причина, из-за которой возникла необходимость с вами познакомиться, столь неприятна.
Афанасьев захлопал глазами: пугала многозначительная внушительность, с которой выражался Ярослав Алексеевич.
– У вас дома есть сейф?
– Сейф? – Афанасьев поморщил лоб, а потом отрицательно покачал головой: – Сейфа нет. А зачем он мне дома? Прятать от конкурентов секретные материалы журналистских расследований?
– Вот именно, – ответил московский гость. – А на работе?
– На работе есть, – за Афанасьева ответил Сорокин. – Я так понимаю, он может потребоваться.
– Непременно.
И с этими словами Ярослав Алексеевич вынул из внутреннего кармана чистый конверт. По тому, как осторожно он держал его двумя пальцами, Сорокин понял, что это и есть те самые письма от
таинственной незнакомки, адресованные Николаю Малахову.
– Взгляните, Евгений Владимирович. Афанасьев взглянул на шефа, а потом принял
конверт и медленно вытянул из него несколько сложенных вдвое листков. Развернул и увидел, что в нескольких местах из текста вырезаны фрагменты. Несколько продолговатых прямоугольничков, содержавших, судя по всему, не более одного-двух слов.
Присмотревшись, Афанасьев понял, что это одно слово. Более того, это имя. Или фамилия.
– Мы нашли эти письма уже испорченными, – сказал Ярослав Алексеевич. – По всей видимости, вырезал сам Малахов, потому что никто, кроме него, просто не мог этого сделать.
– А вы? – неожиданно для себя самого спросил Афанасьев.
– Мы? Зачем же нам осложнять вашу работу? Возможно, уничтожена фамилия человека, у которого эта женщина – Елена – спрятала пропавшие данные.
– Да, да, конечно, – пробормотал Афанасьев, пряча конверт в карман пиджака. – Простите…
Они уже собрались уходить из номера москвича, условившись о связи, как Ярослав Алексеевич хлопнул себя по бокам и воскликнул:
– Чуть не забыл! Вот.
– Что это? – спросил Сорокин, разворачивая протянутый ему лист с компьютерной распечаткой.
– Это отчет графологической экспертизы этих писем, сделанной в Москве. У нас. Посмотрите, должно помочь. И помните – эти письма следует беречь как зеницу ока! Да, и еще… – Он внушительно посмотрел сначала на Сорокина, а потом на Афанасьева и вкрадчиво произнес: – Я также рекомендовал бы не сообщать о нашем разговоре ни коллегам, ни родственникам. Все-таки дело государственной важности.
– Не нравится мне все это, – уже на лестнице сказал Сорокину Евгений Афанасьев. – Даю голову на отсечение, что этот, из разведки, что-то недоговаривает.
– Не что-то, – отозвался Сорокин, – а очень многое. Но мы должны делать то, о чем нас просят. Ты знаешь, сколько составит наш гонорар в случае успеха?
– Ну?
И Сорокин назвал цифру, услышав которую Афанасьев споткнулся и скатился по лестнице, отчаянно оскверняя атмосферу замысловатой бранью. Сорокин посмотрел ему вслед и пробормотал:
– «Рекомендовал бы не посвяшать в это дело ни коллег, ни родственников»… Родственников! Да меня моя жаба изведет вопросами, откуда мне перечислили ТАКИЕ деньги!.. НЕ убил ли кого?.. НЕ ограбил ли?.. Хотя не далее как позавчера орала, что я и мухи прихлопнуть не могу, даже если мне за это заплатят! Интересно… что она теперь скажет…
Впрочем, Серафим Иванович кривил душой: ему не было интересно, что именно скажет его супруга. Достаточно было взглянуть на его тоскливую шаркающую походку, когда он плелся домой…
В то время как Женя Афанасьев…
О, этот Афанасьев!
Возвратившись в редакцию, Афанасьев заперся в опустевшем кабинете Сорокина, том самом, что располагал сейфом, и внимательно, с нескрываемым интересом прочитал оба письма. Еще бы – ведь они сулили счастливое и безбедное существование на всю оставшуюся жизнь. А осталось не так уж и мало.
«Здравствуй, Коленька. Сегодня я проснулась ночью оттого, что мне приснилось, как ты катаешься со мной на „Чертовом колесе“ в городском парке. Я проснулась, зажгла лампу и начала смеяться, как сумасшедшая, вспомнив, как я учила тебя плавать. Ты тогда был похож на новорожденного котенка и как-то по-детски вылезал на берег… Извини, если обидела.
Последний раз ты был очень мрачен, и я никак не могу забыть, как ты ходил со мной в театр и плакал, когда… (в письме зачеркнуто, потом поверху неразборчиво дописано) такого теперь не бывает. Мой начальник, оказывается, тоже был в тот раз в театре, правда в основном в буфете, где он восторженно лакал водку с пивом. Разумеется, напился, как утопленник в весенний разлив. А на следующий день он сказал, что (зачеркнуто, но Афанасьеву все-таки удалось разобрать), дескать, чего это ты, Ленка, гуляешь со всякими худосочными бледно-зелеными студентами консерватории? Это ты – студент консерватории. (Дальше разборчиво.) Он намекнул, что при встрече обязательно расскажет все *** (вырезано), по дружбе раскроет глаза на жену. Хорошо, пришел посетитель, и они с моим начальником начали пить водку. Завтрак репортера.
Колечка, мне так часто становится страшно за все то, что сегодня между нами. Глупо думать, что такое может остаться надолго и не сорвется и не улетит, как осенние листья под ветром. И еще (неразборчиво) он начал догадываться, что я люблю тебя. Когда ты пришел к нам, чтобы показать свои рисунки, которые он обещал взять, то помнишь, тогда уронил чашку с кофе и долго собирал осколки. Помнишь? Так вот, Колечка, в этот момент он обо всем догадался. Просто он хороший и всегда честен перед собой (неразборчиво) не хочет признаться, что его жена прислонилась к другому. Он чувствует. Он любит меня, и это очень больно, что вот так (зачеркнуто).
