Сергей Лукьяненко - Остров Русь
— Ты кто? — с искренним любопытством спросила Несмеяна, прокричавшись.
— Емеля я, суженный твой, — ответил тот приготовленной заранее фразой.
— Суженный? — переспросила Несмеяна и кокетливо всхлипнула. — А ежели я папеньку позову, тебе голову отрубят.
— Не отрубят, — уверенно заявил Емеля, — потому как я тебя сейчас рассмешу. А тому, кто это сделает, батюшка твой, государь, обещался в жены тебя отдать. Да полцарства впридачу. Так что он мне уже почти что тесть.
— Уже рассмешил, — хлюпнув носом, недоверчиво сказала Несмеяна.
— Не веришь, — кивнул головой Емеля. — Ну гляди. — И он торжественно произнес: — По щучьему велению, по моему хотению, засмейся, царевна!
Царевна изо всех сил попыталась скривить губы в улыбке, но ничего у нее не вышло, и она снова тихонько заплакала.
— По щучьему велению, по моему хотению, засмейся, царевна! — повторил Емеля дрожащим голосом.
— Да щука-то тут при чем?! — возмутилась царевна, вновь взахлеб разрыдавшись, — бестолочь! — И, с ненавистью глядя на Емелю, закричала: — Папенька!
— Ау, доченька, — раздался из соседней комнаты голос князя.
— Зови палача, папенька, клиент пришел!
Пораженный очередным предательством щуки, Емеля понял: пора делать ноги. И сделал их.
...Вызванный на место преступления Микула Селянинович без труда определил, кто был наделавшим переполоху неудачливым претендентом на руку и сердце царевны. Объявив на Емелю розыск по всей Руси, послал он и за Иваном дураком, чтобы восстановить сына своего старого товарища в утерянных правах.
— ...Вот что, Ваня, — сказал воевода дураку, когда наша четверка появилась в его кабинете. — Теперь все у тебя путем пойдет. Но в богатыри я тебя сразу принять не могу. Поскольку ты, выходит, вроде как помог прохиндею этому — Емеле — в наше доверие втереться...
Иван хотел было возразить, но Микула Селянинович осадил его взмахом руки:
— Знаю, знаю, что не по умыслу злому, однако ж... Походи пока в «добрых молодцах», конюшни княжеские почисти. Конюха — Авгием зовут. И там, между прочим, подвиги совершать можно. А потом и видно будет. Однако ж, чую я, а опыт у меня, сам понимаешь, велик, ждут тебя большие дела!
...Выйдя от воеводы, обрадованные богатыри принялись что есть силы дубасить Ивана по спине и плечам, приговаривая: «Ну, поздравляем, дружище!», «С назначеньицем!»...
— Это дело надо спрыснуть! — уже во дворе заявил Алеша Попович. Давайте-ка, друзья, соберемся вчетвером в кабаке часов эдак в десять. В том, что на Муромской дороге, а?!
— Дело говоришь! — согласился Илья Муромец.
— Дело! — подтвердил Добрыня.
И богатыри вскочили на коней. А с ними и Иван — на Гнедка.
— Я бы рад, — взял он слово, — да только остановиться мне где-то надо, крышу над головой найти.
— А чего ее искать-то?! — заявил Алеша, — к дядьке Черномору тебя определим. Один черт, у него на постое тридцать три богатыря. Тридцать четвертым будешь! Тем паче, с хозяйкой я знаком коротко, — добавил он потише, слегка зардевшись.
После слов этих богатыри пришпорили коней и двинулись в известном им направлении. Иван поспешил вслед.
...Выйдя из черноморовской хаты, Алеша объявил:
— С хозяйкой все улажено, заходи, располагайся. Она сейчас одна дома, — он многозначительно подмигнул. — А мы пока пойдем, подвигов поищем.
— Не забудь: в десять — в кабаке! — напомнил Добрыня.
— Не забуду! — заверил Иван и шагнул в сени.
Там и встретила его хозяюшка... Марья-искусница.
Иван так и обомлел. Марья же, приветливо улыбаясь, стояла, держа во белых руках хлеб да соль.
— Вот и свиделись, добрый молодец. И на сеновал ходить не надобно, — сказала она игриво. — Ну как, не лишней голова у змея оказалась?
— Ужель твоя работа, красавица?! — воскликнул Иван вне себя от счастья.
— Моя, не моя, — скромно потупила глаза Марья, — а все таки не зря я «искусницей» в народе прозвана...
Тут Иван опечалился:
— Ты, значит, дядьки Черномора жена?
Опечалилась и Марья:
— Так это, Ваня. Да только давно уж я при живом-то муже вдовствую. Сутки напролет Черномор с тридцатью тремя богатырями бражничает. А придет домой, сразу в ванну лезет: без воды он, понимаешь, не может.
— А на тебя и внимания не обращает?
— Не обращает...
— Да как же он может? На такую бабу!..
Марья Искусница, забыв на миг горести, засмеялась обольстительно:
— А ты, Иван, хоть и дурак, а хитер, хитер! Садись-ка лучше столоваться.
С этими словами Марья накинула на стол скатерть-самобранку и принялась дружка своего нового поить да потчевать.
За вкусным обедом, да игривой беседою, преисполненный самых соблазнительных надежд, Иван и не заметил, как настало ему время мчаться на условленную встречу с богатырями.
Глава третья, в которой Иван знакомится с невеселой историей своего нового друга
Как на крыльях прилетел Иван в кабак.
— Друзья! — вскричал он, усаживаясь за уставленный снедью дубовый стол. — Поистине сегодня счастливейший день! Сегодня я приобрел не только трех прекрасных друзей, но и возлюбленную! Знали бы вы как она хороша! Как... как...
— Эх Ваня, — остановил его Илья Муромец, кладя тяжелую ладонь ему на плечо. — Счастье твое просто смешно. — С этими словами свободной рукой он поднял с пола трехведерную зеленую бутыль и водрузил ее на стол. — Хотел бы я знать, что бы ты сказал, если бы я рассказал тебе одну любовную историю.
— Случившуюся с тобой?
— Или с одним из моих друзей, не все ли равно?
Алеша и Добрыня многозначительно переглянулись.
— Расскажи, Илья Муромец, расскажи, — запросил Иван.
— Выпьем, это будет лучше, — попытался сменить тему Илья.
— А ты пей и рассказывай.
— Это действительно вполне совместимо, — заметил Илья, наполняя кружки богатырям и Ивану.
Как из под земли перед столом вырос благообразный седоватый старец с гуслями на ремне.
— Ой вы, гой еси, добры молодцы! — приветствовал он сидящих и протянул откуда ни возьмись взявшуюся в его руке пустую кружку, раза в три большую объемом, чем у богатырей, — не споможите ль народному сказителю в созидании вдохновения? — спросил он явно риторически.
— Да ты присаживайся к нам, Боян, чего уж, — предложил Добрыня приветливо.
Боян погладил ладонью свою белую окладистую бороду, якобы размышляя, принять ли приглашение, затем ответил с достоинством:
— Что ж, не грех с героями былинными чарку распить. — И опустился на скамью рядом с Алешей.
Тот вскочил и церемонно обратился к Ивану:
— Знакомься, Ваня, это Боян. Поэт.
Затем повернулся к старцу:
— Боян, это Иван. Дурак.
— Знаю, знаю, — закивал старец, — дуракам на Руси завсегда почет. Много я о тебе преданий слышал, Ваня. А вот ликом ты каков, еще не видывал.
«Интересно, чего это он обо мне слышать мог?» — удивился Иван, но промолчал, решив однако порасспросить еще.
А Боян продолжил:
— Что ж, друзья мои, за удаль молодецкую! — Он опрокинул кружку, затем смачно крякнул и занюхал выпитое грязным рукавом кафтана.
Богатыри последовали его примеру. Иван осушил свою кружку залпом, и почувствовал, что его глаза вылезли на лоб. Алеша галантно подал ему крынку с огуречным рассолом:
— Запей, Ванюша. Царская водка — напиток богатырский, не сразу по нутру бывает. Не печалься, привыкнешь вскорости.
Иван осушил крынку и лишь после этого сумел с хрипом выдохнуть.
Боян, черпая большой расписной деревянной ложкой черную икру и намазывая ее на печеные плоды хлебного дерева, вновь обратился к Илье:
— Мне показалось, своим появлением я, богатырь, перебил тебя.
— Да, да, Илья, — обрадовался Иван, к которому дар речи уже вернулся, — ты начал любовную историю...
— Вы непременно этого хотите? — обвел Илья присутствующих тяжелым взглядом. Те закивали, набивая рты яствами.
— Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей, некий богатырь, родом, как и я, из села Карачарова, что недалече от славного города Мурома...
— Брось жеманиться, Илюша, — перебил его Баян, — в селе-то Карачарове только один богатырь и был.
Илья Муромец густо покраснел.
— Что ж, ладно, будь по вашему, — сказал он замогильным голосом. — Резанем правду-матку... Так вот. Родился я в селе Карачарове, что под Муромом, отец мой, батюшка, был крестьянином. И сидел я сиднем целых тридцать лет...
— А чего? — удивился Иван.
— Детский паралич, — шепотом пояснил Алеша.
Тем временем Боян, не дожидаясь приглашения, хряпнул еще кружку, утер губы ладонью и вмешался:
— Ну, эту-то историю любой дурак знает. Разве что кроме этого, — он покосился на Ивана. — И как тебя калики перехожие вылечили, и как ты Святогора-богатыря в гроб загнал. И как жену твою Калин-царь извел. А вот про любовную интрижку, — он скабрезно хихикнул, — про это мы еще не слыхивали. Ближе к телу, Илюша!
