Гарри Гаррисон - Билл — герой Галактики на планете Бутылочных мозгов [на планете закупоренных мозгов]
— Док, как мои дела?
— Прекрасненько, прекрасненько, — ответил доктор.
— Ну ладно, если я в порядке, как насчёт того, чтобы позволить мне выйти отсюда?
— О, уверен, с этим не стоит спешить, — ответил доктор и издал лёгкий довольный смешок.
— Что означал этот смешок? — спросил Билл Иллирию после ухода докторов.
— Ну ты же знаешь этих докторов, — ответила Иллирия. — Они все находят забавным.
— Что должно произойти со мной, когда я освобожусь отсюда?
— Нам обязательно сейчас говорить об этом? — спросила Иллирия. — Такой прекрасный день, зачем его портить?
Иллирия пришла вечером. Им с Биллом нужно было о многом поговорить. Билл узнал, что тсурианцы жили на своей планете Тсурисе намного дольше, чем они могли вспомнить. Существовала теория, согласно которой, когда Тсурис родился из огненных вспышек Эйора, его жёлто-красного солнца, вместе с ним родился тот разум, который теперь живёт на планете как тсурианцы. Билл не понял, что она имела в виду. Иллирия пояснила, что на Тсурисе не бывает настоящих рождений или смертей. Все разумные существа, когда-либо жившие здесь, все ещё находятся тут, обитая в бессознательном состоянии в растворе природных электролитов.
— Все? — спросил Билл. — И сколько же их здесь?
— Ровно один биллион, — ответила ему Иллирия. — Не больше и не меньше. И они — мы — были здесь с самого начала. Когда-нибудь я покажу тебе, где ожидают те, которые без тел. Или отдыхающие, как мы их зовём. Они все в бутылках...
— Биллион мозгов в бутылках! Ужасающее количество бутылок.
— Это действительно так, и мы вычистили всю галактику в их поиске. У нас есть винные бутылки, пивные бутылки, бутылки из-под безалкогольных напитков — любой вид бутылок, название которого ты сможешь припомнить.
— Э-э, — протянул Билл, снова впадая в депрессию. — А почему их должно быть ровно биллион?
— Пути Деити неисповедимы, — ответила Иллирия. Она была религиозной женщиной — практикующим членом Церкви Малюсеньких Милостыней. Несмотря на это, она была приятным компаньоном и более образованной, чем большинство тсурианских женщин. По крайней мере так она говорила Биллу.
* * *Билл, естественно, хотел знать, что с ним будет. Иллирия не особо желала говорить об этом. Каждый раз, как Билл затрагивал эту тему, она становилась мрачной. Её голубовато-жёлтые глаза заволакивались, а голос становился сухим.
Принимая во внимание все вышесказанное, Билл неплохо проводил время. Единственной требуемой от него работой, если можно это так назвать, был двухчасовой сеанс в ванной с питательным раствором. Никогда раньше его кожа не была такой мягкой. Ногти тоже стали мягкими. Даже когти на аллигаторской ступне, которая к тому времени выросла до приличных размеров, стали размягчаться. Однажды он спросил Иллирию, зачем ему нужно так часто принимать ванну, но она ответила, что предпочитает не говорить об этом.
Иллирия была очарована ступнёй Билла. Сперва она пугалась её, и настаивала, чтобы он носил вельветовые носки. Но спустя некоторое время стала привыкать к зелёной аллигаторской ступне и нежно потягивать его когти своими пальцевидными отростками, как мать-гриф играет с когтями своих птенцов.
Однажды Иллирия спросила, как у него с математикой.
— Не очень, — ответил Билл. — Я проучился два семестра в специальной технической школе, но особых успехов не достиг. Даже чтобы выполнить простейшее сложение на электронном компьютере, мне нужен специальный курс мозговых математических инъекций.
— Мы не разрешаем это здесь, — сказала Иллирия. — Каждый должен выполнять математические вычисления в уме.
— Так если все другие умеют выполнять математические операции, зачем мне это?
Иллирия вздохнула и не ответила. На следующее утро пришли доктора. Их было трое. И все отличались формой друг от друга. Билл уже знал, что для Тсуриса это нормально.
— Но откуда у вас столько различных форм? — спросил Билл.
— На нашей планете всегда не хватало одной вещи, — ответил ему доктор, — нормального функционирования рождения и смерти. Когда возник наш мир, в нём уже находились все разумные существа, в виде водяных капель внутри больших пурпурных облаков. Прошло очень много времени, прежде чем здесь появились какие-то физические формы. Но даже тогда, они пришли с других планет. Экспедиция с какого-то другого мира. Мы смогли, с помощью своего превосходного разума, по крайней мере в награду за беспокойство, принять их в своё число. Так наше существование на Тсурисе получило физическую основу. К сожалению, никто из нас не мог иметь детей, хотя, уверяю тебя, и мужчины, и женщины испробовали всё возможное. Результаты? Никаких. Поэтому мы всегда ищем подходящие сгустки протоплазмы, в которых могли бы разместить нерожденных членов нашей расы.
— Я слышал, что ты сказал, — произнёс Билл, — и не думаю, чтобы мне это нравилось.
— Здесь нет ничего личного, — сказал доктор.
— Ничего личного в чём? — спросил Билл, опасаясь наихудшего.
— Ничего личного в нашем решении использовать твоё тело. Подразумевая, что ты не пройдёшь тест на разумность.
— Слишком спешите, — сказал Билл. — Что за тест на разумность?
— А разве Иллирия тебе не сказала? Мы требуем, чтобы все посетители нашей планеты прошли тест на разумность. Те, кто не сможет, используются нами как носители.
Билл понял, что справедливо опасался наихудшего. Даже сейчас, ещё не зная точно, чего опасаться, он чувствовал, что дела плохи.
— Что за тест на разумность? — переспросил он.
— Несколько простых вопросов.
Затем доктор отбарабанил фразу, смысл которой был не ясен Биллу, даже будучи переведённой для него на английский язык транслятором. Фраза содержала слова типа «косинус», «квадратный корень из минус единицы», «логарифм по основанию», «сигма», «ромбоид» и ещё другие слова, которые Билл никогда даже не слышал. Стараясь выиграть время, он попросил написать это.
Следующий вопрос касался мнимых чисел, транспредельных чисел, числа Кантора, и каких-то ещё чисел, относящихся к чему-то, называемому геометрией Лобачевского. И этот тест Билл провалил. И на остальные вопросы он ответил не лучше.
— Ну ладно, старина, — сказал доктор, — не обижайся, но результаты наших тестов показывают, что у тебя настолько мизерный разум, что подобный уровень даже не предусмотрен в наших таблицах.
— Это всего лишь математика, — сказал Билл. — У меня никогда не было склонности к математике. Можете проэкзаменовать меня например по географии, или по истории...
— Извини, — перебил доктор, — единственный используемый нами тест — по математике. Так, знаешь ли, намного выше точность.
— Да, знаю, — вздохнул Билл. — Нет, постойте! Я такой же разумный, как и остальные здесь! Может даже разумнее — и у меня есть медаль в доказательство этого. Я — герой, галактический герой, удостоенный наивысшей военной награды. Я из расы, которая не производит в уме математических вычислений. Большинство из нас.
— Мне действительно жаль, — сказал доктор. — А кроме того, PS, мы не увлекаемся военными наградами. Вы замечательно дружелюбное, хотя и глупое, чувствующее создание, и иногда на твоём лице появляется такое проницательное выражение, что мы почти поверили, что ты понимаешь, что тебе говорят. Очень плохо. Для тебя готов бассейн с протоплазмой, парень.
— Что происходит? — простонал Билл.
— У нас есть специальный процесс, который интегрирует твои клетки специального назначения, подготавливая их к перерождению в качестве одного из тсурианцев. Ванны с питательным раствором размягчали твою кожу, подготавливая тебя к ванной с протоплазмой на случай, если тест на разумность завершится так, как и случилось. Простая профилактическая мера, окупившаяся сполна.
Билл и ругался, и проклинал, и умолял, и дрался, и брыкался с пеной у рта. Но это не сработало. Доктора были непреклонны. И, чёрт подери, намного превосходили его по массе. Они схватили его, борющегося и вопящего, выволокли из его комнаты и протащили по коридору в комнату, где в резервуаре пузырилась и пенилась жидкость. Билл и сам стал пускать пузыри и пену, но сопротивление было бесполезно. Они плюхнули его в резервуар.
— Это ещё сильнее расслабит тебя, тебе даже понравится, — сказал доктор с явным лицемерием.
На следующий день они привязали его к креслу-каталке и провезли через холл. Зашли в комнату с открытой дверью. Внутри находился огромный бассейн протоплазмы, окрашенной в зеленовато-коричневый цвет несварения. Она вызывала лёгкое отвращение и больше была похожа на потерявшего эластичность осьминога. Протоплазма пузырилась и булькала, время от времени выбрасывая толстые завитки, на конце которых были большие выпуклые глаза. Глаза на мгновение дико озирались, а затем завиток опадал обратно в жидкость.
Они поместили Билла в специальную палату, где накормили до отвала, прежде чем использовать его тело. Пока ел, он приободрился. Но вскоре после того, как закончил, он снова впал в отчаяние, так как каждая унция мускулов, каждый дюйм жира вокруг талии, сильно приближали его к переходному бассейну.
