Алексей Глушановский - Улыбка гусара
— Да наверняка сгнил. Если мозги гнилые, то и кости не лучше, — отшутился я от не прельстившего предложения покопаться в могиле. Я же не хунган какой-нибудь, для которого кости — один из основных источников могущества. — Интересно, этот Дали мог только чужие картины поганить или как?
— А вот его личное творение! К тому же не одно.
Я посмотрел в указанном Элен направлении и увидел какого-то зверя, похожего на жирафа, который изволил подгорать на медленном огне, человека (вроде бы) с длинной шеей и что-то еще столь же непонятное… Нарисовано это было довольно примитивно, да и чувства, возникающие при взгляде на полотно были далеки от приличных. Странное сочетание брезгливости, отвращения и желания никогда не видеть такое «творчество». Нет, я не против фантасмагорий, скорее даже за, но тогда уж будьте любезны рисовать красиво. Увы. Подобного не наблюдалось.
Вот и мой любимый сюжет, пусть и этот офорт несколько испорчен чужим вмешательством… «Сон разума рождает чудовищ» — емкое и совершенно правдивое название. Спящий человек уронил голову на стол, а за его спиной возникает множество странных и просто чудовищных созданий. Аллегория, но ее смысл ясен всем, кто умеет хоть немного думать. Когда гаснет разум, или он просто подменяется чем-то иным, тогда на волю вырывается вся муть и гадость, таящиеся внутри человеческой души. Вот как здесь, в этом так называемом «музее».
— Красивый офорт, Гойя вообще был очень талантлив.
— Знаю, поэтому меня так и взбесило издевательство над его картинами. Но сон разума действительно породит чудовищ. Породит здесь и сейчас…
— А может подождешь минутку?
— Смысл?
— Ну как же, сюда экскурсия зашла, сейчас экскурсовод будет заливать, какие прелестные картины здесь представлены, а те будут радостно соглашаться.
— Тогда согласен, — радостно оскалился я. — Это выйдет еще более неплохо. Как думаешь, ма шери, ослиные мотивы для начала сойдут?
Почему бы и нет? — пожала плечами готесса.
* * *Царство Осла — небольшая, но очень язвительная серия офортов Гойя, входящая в цикл Каприччиос. Люди в них исчезают, вернее отодвигаются на задний план, ну а на главное место выходит его величество Осел.
— Оживим осликов, Чума?
— Ага, они своим «И-а» внесут ноту разума в этот маразм, — хихикнул бесенок. — Щас я тут подготовлю…
Очередное воплощение у нас тут намечается, но на этот раз не совсем иллюзий. Опора больно уж специфическая — сами офорты (пусть даже копии) обладают определенной энергетикой. Искусство Мастеров вроде Гойя и само по себе таинственно-мистическое, а коли прибавить к нему магию вампиров… Получится что угодно, но не банальщина.
Хм, вот экскурсия приблизилась к первому ослиному офорту… Ослиная школа, где осел-учитель раскрывает перед учениками книгу с одной лишь буквой «А», зато в очень больших количествах, но те внимают ему со всей серьезностью.
— Обратите внимание на этот шедевр великого сюрреалиста Сальвадора Дали, — заводит песню экскурсовод — весьма немолодая женщина с каким — то вытянутым, словно лошадиным лицом и чересчур сухощавой фигурой…
— Всего несколько штрихов и вместо обычного рисунка Гойи мы видим истинное произведение искусства. Видна рука великого художника, способного с легкостью создать из ничего все.
— До чего же они похожи на тех, кто изображен там, — невольно ахнула Элен. — Вот так игра случая!
И верно… Важный, раздувшийся от собственной значимости до кончиков длинных ушей учитель в ночном колпаке и с опухшей от сна мордой так похож на полупочтенного экскурсовода. Ну а восхищающиеся несколькими экскурсанты — не есть ли они живое воплощение тех ослят, что из всей грамоты знают лишь букву «А», кою и тянут на разные лады? Кто умнее — ученик или учитель, экскурсовод или те люди, что искренне восхищаются тем, что является не более чем насмешкой над искусством? Умнее, глупее, но нет никаких сомнений, что сложно обнаружить более важную и глубокомысленную особу.
— Также советую… И-а! — внезапно из её голоса вырвался трубный рев… Так. Чума похоже уже начал… Надо позаботиться чтобы нас с Элен не задело. Я торопливо накинул защитное заклинание. — …манеру кисти. — как ни в чем не бывало продолжила экскурсовод.
Осел на офорте повернул голову, прислушиваясь к столь родным и знакомым звукам. Рождение если и не чудовища (до этого длинноухое творение Гойи ну никак не дотягивает), то уж гротескного искажения мира точно. Или не искажения, а всего лишь отражения существующего в истинном облике?
— Мне показалось, или осел оживает?
— Не показалось, ма шери. Сейчас тут начнется такое, от чего покойный Гойя немедленно схватился бы за кисть, начав творить очередную серию своих шедевров. Смотри и наслаждайся, билеты на такое действо нигде не продаются, а представление не повторяется.
Поверхность офорта пошла волнами, с него как накипь слетела пачкотня Дали и вот уже это не просто картина, а словно окно в иной мир, где торжествующее «И-а» бьет по ушам не хуже молота по наковальне. Меняется суть происходящего, метрика пространства, застывшая картина приобретает глубину, мерность, готова вот-вот выплеснуться наружу, в реальный мир.
Но рано, еще рано, если уж устраивать большую художественную выставку работ Гойя, то не стоит ограничиваться одним лишь офортом, лучше задействовать сразу несколько. Тогда и для зрителей (меня и Элен), и для участников поневоле впечатления будут на порядок более насыщенными и запоминающимися.
Мартышка, пишущая парадный портрет осла, вдруг злобно щелкает зубами и выпрыгивает наружу, мягко приземляясь на пол зала. Она осматривается и внезапно на морде появляется радостное выражение…
— Кажется, ей понравилось окружение!
— Да нет, — отвечаю я готессе. — Просто она понимает, что на общем фоне даже рисунок, вышедший из-под шаловливых лап мартышки, будет смотреться вполне прилично.
Но такой пассаж не мог остаться незамеченным. Все таки музей, а не цирк бродячих комедиантов… Вроде бы. Кто-то из посетителей указывает на обезьяну пальцем и глупо смеется, демонстрируя некоторое сходство с вышеупомянутым приматом… Мартышка возмущенно верещит, после чего взмахивает кистью, зажатой в лапе.
Капли краски летят во все стороны, причем некоторые из них попадают как раз на картины. Совы и вовсе странноватые создания из «Сна разума» прорвали пленку, разделяющие мир фантасмагорий от реальности и с мягким шелестом отливающих черным бархатом крыльев взмыли под потолок, закружившись в безумно-завораживающем танце. Демонические существа с других офортов вступили в зал более медленно и величаво, с ленцой оглядывая оцепеневших любителей абстракционизма. Они-то знали, что теперь это ИХ вотчина, а остальные здесь так, мимолетные гости на вечном празднике фантасмагорий.
Полуобнаженная ведьмочка с развевающимися черными волосами кружилась волчком, издевательски хохоча… Парочка домовых с пивными кружками в руках, пустившаяся в пляс вокруг возникшей ниоткуда пивной бочки и вовлекающая в этот танец вовсе не желающих подобного внимания людей. Еще один осел в мантии дипломированного врача с важным видом слонялся по залу, выискивая жертву для медицинских экспериментов. Неважно, отчего помрет больной, зато диагноз будет внушительным и непременно по латыни…
От продолжающих танцевать под потолком сов начинают исходить лучи не света, но тумана, скрывающие большую часть происходящего, превращая пока что относительно обычный зал в перекрёсток кошмаров, рожденных кистью великого, по-настоящему великого художника — Гойи.
— Пошли, ма шери, сейчас человеку находиться тут не очень-то полезно, — говорю я готессе и увлекаю ее по направлению к ведущей на второй этаж лестнице.
* * *Вот, собственно и второй этаж. Тут пока что спокойно и так будет по крайней мере несколько дней — созданному конструкту потребуется время, чтобы прибрать к рукам весь дом. Правде, этим все и ограничится, поскольку такие проявления в принципе не могут выйти за пределы здания, в коем были порождены.
Чуму я решил пока не отвлекать… Больно уж бесенку нравилось происходящее в выставочных залах, да к тому же подобная атмосфера паники и истерии — идеальная среда для подпитки столь необходимым ему спектром энергетики. Пусть резвится, дитятко полуразумное, ну а мы с готессой пока что проведаем начальника всего этого паноптикума. Или все же кунсткамеры? А, не суть важно!
— Граф, посмотри.
— Ираида Ильинишна Старохатская, — прочитал я надпись на двери кабинета. — А что? Обычная фамилия. Вполне кстати соответствует облику этого заведения.
— Да я не о том! Это же известная в области правозащитница всех наркоманов, педофилов и прочей швали и одновременно ненавистница всего, что связано с нашей страной. К тому же еще и… Да ты и сам увидишь. Особенно не любит тех, кто хотя на волос приподнимается над уровнем толпы.
