Terry Pratchett - Санта-Хрякус (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)
Покачиваясь на ее руке, Чайчай задумчиво смотрел вверх. Потом он зажал рукоятку меча в зубах, опустил освободившуюся руку к поясу…
Вопрос: «Достаточно ли безумен этот человек, чтобы убить того, кто его держит?» – был задан очень быстро, и ответ на него был получен практически мгновенно. Она дернула ногой и сильно ударила Чайчая по уху.
Ткань рукава затрещала и начала рваться. Чайчай попытался перехватить руку. Она ударила его ногой еще раз, и рукав оторвался. Несколько мгновений наемный убийца держался за пустоту, а на лице его застыло выражение человека, пытавшегося решить сложную задачу. А потом он полетел вниз, становясь все меньше и меньше…
Он упал прямо на сложенную внизу кучу, разбросав детские зубки по всему мраморному полу. Дернулся пару раз…
И исчез.
Ладонь, похожая на гроздь бананов, подняла Сьюзен над перилами.
– Можно попасть в беду, если бить девочек, – предупредил Банджо. – Девочек обижать нельзя.
Раздался щелчок.
Двери распахнулись. Холодный белый туман растекся по полу.
– Наша мама… – сказал Банджо, пытаясь осмыслить все увиденное. – Наша мама была здесь…
– Да, – кивнула Сьюзен.
– Но это была не наша мама, потому что нашу маму похоронили…
– Да.
– Мы видели, как засыпали могилу и все такое.
– Да, – повторила Сьюзен и добавила про себя: «Ты это очень хорошо помнишь».
– А куда ушел Дэйви?
– Э… в другое место, Банджо.
– В хорошее? – неуверенно спросил громила.
Сьюзен с удовольствием воспользовалась возможностью сказать правду или, по крайней мере, не совсем ложь.
– Возможно.
– Лучше, чем здесь?
– Не знаю точно, но многим людям то место нравится.
Банджо посмотрел на нее розовыми поросячьими глазками. На мгновение лицо пятилетнего ребенка стало лицом тридцатипятилетнего мужчины.
– Это хорошо, – сказал он. – Значит, он снова увидит нашу маму.
Но, похоже, такой длинный разговор утомил его. Тело Банджо вдруг обмякло.
– Я хочу домой, – сообщил он.
Она посмотрела на его заляпанное грязью лицо, пожала плечами, достала из кармана носовой платок и поднесла его ко рту Банджо.
– Плюнь, – велела она. Банджо подчинился.
Сьюзен вытерла платком грязь с его лица и вложила тряпочку в огромную ладонь.
– Высморкайся хорошенько, – приказала она, отошла подальше и выждала, пока не стихнет эхо от взрыва. – Оставь платочек себе, – улыбнувшись, произнесла она. – И пожалуйста, заправь рубашку.
– Хорошо, госпожа.
– А теперь спустись вниз и вымети все зубы из круга. Сможешь?
Банджо кивнул.
– Что ты сможешь? – решила проверить Сьюзен.
Банджо сосредоточился.
– Вымести все зубы из круга, госпожа.
– Хорошо. Тогда ступай.
Она проводила его взглядом, потом повернулась к белой двери. Она была уверена, что седьмой замок волшебник не открывал.
Комната за дверью была абсолютно белой, и густой, стелившийся по полу туман приглушал звуки шагов.
В комнате стояла кровать. Огромная, с пологом на четырех столбах, очень старая и пыльная.
Сначала Сьюзен было подумала, что на кровати никого нет, но затем заметила лежавшую в груде подушек фигуру, похожую на сухонькую старушку в домашнем чепце.
Старушка повернула голову и радостно улыбнулась Сьюзен.
– Здравствуй, дорогуша.
Сьюзен не помнила свою бабушку. Мать отца умерла, когда она была совсем маленькой, а со стороны матери… бабушки просто не существовало. Но ей хотелось бы иметь именно такую бабушку.
Вредная и противно реалистичная часть ее разума тут же заявила, что таких бабушек, о которых мечтает она, просто не бывает на свете.
Сьюзен показалось, что до нее донесся детский смех. Потом он прозвучал еще раз. Где-то очень далеко, почти на грани слышимости, играли дети. Звук детского смеха всегда ее успокаивал.
Главное – не слышать, о чем там детишки говорят.
– Нет, – неожиданно сказала Сьюзен.
– Прошу прощения, дорогуша? – не поняла старушка.
– Ты не зубная фея.
О боги, здесь было даже лоскутное одеяло…
– Как это не зубная фея? Она самая, дорогуша.
– Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие зубки?… Ничего себе, у тебя и шаль есть.
– Я чего-то не понимаю, милая…
– Но вот кресло-качалку ты забыла, – покачала головой Сьюзен. – Кресло-качалка обязательно должно быть.
Сзади что-то хлопнуло, и послышался затихающий скрип. Она не обернулась.
– Если сейчас еще появится котенок, играющий с клубочком, я за себя не отвечаю, – твердо сказала Сьюзен и взяла стоявший рядом с кроватью подсвечник.
Он показался ей достаточно тяжелым.
– Я считаю, что ты ненастоящая, – спокойным голосом продолжала она. – Этот дом не может принадлежать маленькой старушке, укутанной в шаль. Ты появилась из моей головы. Так ты пытаешься защититься. Копаешься в головах людей, чтобы определить, как на них лучше воздействовать.
Она махнула подсвечником, и тот легко прошел сквозь лежавшую на кровати фигуру.
– Видишь? Ненастоящая.
– Как раз я – настоящая, – возразила старушка, меняя очертания. – А вот подсвечник – нет.
Сьюзен посмотрела на кровать.
– Не-а, – усмехнулась она. – Теперь ты выглядишь куда кошмарнее, но я тебя не боюсь. И такой тебя тоже. – Фигура на кровати принимала все новые очертания. – И отцом меня не испугать. О боги. Что, в запасе совсем ничего не осталось? Пауки мне нравятся. Змей я не боюсь. Собаки? Нет. Крысы? Я люблю крыс. Извини, ну вот этим вообще никого не испугаешь!
Она схватила последнее возникшее на кровати существо. И его форма перестала меняться. Существо было похоже на сморщенную обезьянку, но с большими и глубокими глазами, расположенными под густыми, нависающими балконами-бровями. Шерсть была серой и жидкой. Существо попыталось вырваться и тяжело задышало.
– Меня нелегко напугать, – предупредила Сьюзен, – зато очень легко рассердить.
Существо обмякло в ее руке.
– Я… я… – пробормотало оно. Сьюзен решила его отпустить.
– Ты – страшила, правильно?
Когда она разжала пальцы, существо без сил упало на кровать.
– Не просто страшила, – пробормотало оно.
– Что это значит?
– Я – Страшила с большой буквы, – сказал страшила.
Сьюзен только сейчас обратила внимание на его жуткую худобу, на шерсть с проседью, на обтянутые тонкой кожей кости…
– То есть самый первый страшила?
– Я… я помню, когда земля была другой. Лед. Он наступал много раз. А еще… Как вы их называете? – Существо чихнуло. – Суша, большие куски суши… они тоже были другими…
Сьюзен присела на кровать.
– Ты имеешь в виду континенты?
– …Все они были другими. – Черные запавшие глаза смотрели на Сьюзен, а потом существо вдруг вскочило и замахало длинными костлявыми руками. – Я был кромешной тьмой в пещере! Я был тенью среди деревьев! Ты слышала о… первобытном ужасе? Так вот, это тоже был… я! Я был… – Страшила согнулся и закашлялся. – А потом… появился этот… ну, ты знаешь, светлый и яркий… молния, которую можно было носить с собой… горячий, как маленькое солнце…. И не стало больше темноты, остались только тени, а потом появились топоры, топоры в лесу, а потом… а потом…
– И тем не менее страшилы никуда не делись, – пожала плечами Сьюзен. – Они живут и здравствуют.
– Они прячутся под кроватями! Скрываются в буфетах! Но… – Страшила едва отдышался. – Если бы ты видела меня тогда… в старые времена… когда люди спускались в пещеры, чтобы нарисовать сцены охоты… Я был ревом в их головах… и от страха желудки выпадали у них из задниц…
– Ну, старое уходит, новое приходит, – абсолютно серьезно заявила Сьюзен.
– …Все остальные возникли много позже… они не знали, что такое первобытный ужас. Они знали только… – Даже в шепоте страшилы была слышна насмешка. – Темные углы. А я был самой темнотой! Я был первым! А потом я стал ничуть не лучше этих, нынешних… пугал служанок, портил сметану… прятался в тенях. И вдруг однажды ночью я подумал… что я вообще здесь делаю?
Сьюзен понимающе кивнула. Страшилы не отличаются сообразительностью. Да и вообще, осмысление такой штуки, как экзистенциальная неопределенность, – процесс довольно долгий и мучительный даже для куда более светлых умов. Впрочем, ее дедушка… мыслил очень похоже. Вот к чему приводит слишком частое общение с людьми. Ты больше не хочешь быть таким, каким тебя представляют, и начинаешь пытаться стать таким, каким хочется тебе самому. Зонтики, серебряные расчески…
– К чему все это? Так ты подумал, да?
– …Стал пугать детей… приходить по ночам… И начал наблюдать за ними. Во времена льда детей было немного… были большие люди и были маленькие люди, но не дети… И… вдруг я понял… у них в головах совсем другой мир… Старые времена еще живы… в их маленьких головках… Старые времена… Когда все было молодым.
