Илья Новак - Мир вне закона
Оттуда донесся визг.
– Кто-то есть внутри, – выдохнул я, и тут повар вновь появился в поле нашего зрения – теперь он висел над полом, перегнувшись пополам. За тесемки фартука его обеими руками держал кудрявый темноволосый фенгол.
– Ваше? – добродушно спросил он. – Здоровый ведь еще дядя. Почти целый. Зачем его выбрасывать?
– Шуша! – закричал позади нас Смолкин. – Наконец-то!
– Смолк!
Тело повара упало на пол, и фенголы устремились друг к другу.
– Вовремя!
– Мы отправились сюда, как только услышали твой призыв.
– А я побывал в Леринзье.
Мы с Чочей озирались, соображая, куда подевался Гленсус, и тут я вспомнил про лабораторию.
– Может быть, – начал я.
Дверь в конце коридора распахнулась, из нее спиной вперед вылетел ученый Урбан Караф. Мелькнула голова Его Боссовства, затем возникла рука, сжимающая массивный четырехствольный пистолет.
Глаза Гленсуса блеснули, пистолет повернулся к нам, и мы с Чочей отпрыгнули в противоположные стороны.
БАБАХ!!!
Грохот выстрела на мгновение заглушил радостные возгласы фенголов и доносящийся со двора гул. Повар схватился за задницу, вскочил и помчался прочь по коридору, громко вереща.
За мгновение до того, как дверь лаборатории захлопнулась, в проеме мелькнуло бледное лицо Латы.
Когда мы с Пат-Раем подбежали, Урбан Караф, пританцовывая, кружился, держась за щеку и в крайнем возмущении тараторя:
– Он дал мне пощечину! Пощечину!
Чоча навалился на дверь, Караф, семеня короткими ножками, подскочил ко мне и вцепился в воротник.
– Мерзавец! – выкрикнул он мне в лицо. – Недоносок! Ублюдок! Дал пощечину! Шакалоподобный отпрыск стареющей гиены! Мне пощечину! Мне!! По-ще-чи-ну!!! – речитативом стал повторять он.
Все еще тяжело дыша, я спросил:
– Гленсус сможет включить деформационную машину?
Чоча отошел к противоположной стене и с разбегу ударил в дверь здоровым плечом. Гру-ух! – разнеслось по коридору.
– Величайшему изобретателю Конгломерата! – продолжал неистовствовать коротышка, тряся меня за воротник.
– Машина работает? – повторил я.
– По-ще-чи-ну!!! И вытолкал из моей же лаборатории! Ах-ха!
Гру-ух! – Чоча вновь отошел от не поддавшейся ни на йоту двери.
– Поще…
Я оторвал пальцы ученого от своего воротника, схватил за воротник его самого и прорычал:
– Если сейчас же не ответишь, то получишь еще раз!
В дальнем конце коридора, позади все еще обменивающихся впечатлениями фенголов появились несколько наемников, атакующий их паучник – я узнал в нем Кранта – и пара рыбаков, Карась и ухажер Милки. Последний с томным выражением лица размахивал над головой своим восьмеркообразным музыкальным инструментом. Судя по звукам, ко второму этажу приближалась толпа.
Гру-ух!
– Говори! – повторил я.
– Да, он может включить машину, – подтвердил Караф, с любопытством оглядываясь на Чочу. – Конечно, может. Я сам и обучил его. Собственно говоря, думаю, именно этим он сейчас и занимается.
Гру-ух!
– Сколько нужно времени на то, чтобы машина вошла в рабочий режим?
– Несколько минут… И ему наверняка мешает эта девчонка… И еще пару минут, пока гроздь накопит нужную мощность…
– Чоча! – крикнул я, выпуская толстяка. – Через десять минут Гленсус с Латой покинут Ссылку.
Гру-ух! – Пат-Рай, молча покосившись на меня, мотнул головой и отошел для очередного разбега.
– Кроме того, я ведь как раз заканчивал доводку консоли управления, – заметил Урбан. – Там оголена половина контактов и отключен контур сглаживания импульсов. Если сейчас провести деформацию, машина сгорит. Мы навсегда останемся здесь!
Гру-ух!
– Ай!
– Ой!
Лезвийные бичи свистели в воздухе, музыкальный инструмент издавал немузыкальные звуки, раз за разом опускаясь на головы, – наемников теснили. Из перпендикулярного коридора вывалилась толпа циклопов и столкнулась с поднимавшимися по лестнице паучниками и рыбаками. Над клубком тел, который медленно катился в нашу сторону, кружились несколько фенголов.
Гру-ух!
Смолкин и кудрявый Шуша наконец разжали братские объятия. Шуша полетел к эпицентру потасовки, а Смолкин приблизился к нам. Глаза фенгола за толстыми линзами очков сияли неподдельным восторгом.
– Великий день настал! – сообщил он. – Тирании Свена Гленсуса наступает конец, все народы поднялись, чтобы…
Тут и Советчик подал голос:
Военачальник, баловень побед,в бою последнем терпит пораженье,и всех его заслуг потерян след.Его удел – опала и забвенье.
– Где план? – перебил я Смолкина. – Нам немедленно надо…
Мимо на всех порах пронесся Чоча.
Гру-ух!
Дверь все еще не поддавалась.
Уяснив, что от него требуется, фенгол опустился ниже, разворачивая пергамент, но я выхватил его из рук Смолкина и впился взглядом, пытаясь разобрать Чочины закорючки.
Гру-ух!
– Ой!
– Ай!
Без толку. На этом листе были отмечены верхние этажи и донжон, но не коридор с лабораторией.
– Смолкин, вы сможете вылететь наружу и проникнуть в лабораторию через окно?
– Сегодня утром там поставили железную решетку, – ответил вместо него ученый, с изумлением глядя на Чочу. – Я сам запер ее, когда услышал весь этот шум.
Гру-ух!
Чоча имел жалкий вид. Его лоб покрывала корка запекшейся крови, левое плечо, наверное, превратилось в сплошной синяк, кровь текла из ноги и сочилась из правого плеча… После каждой атаки он на пару секунд замирал, приходя в себя, медленно отходил, наклонял голову и вновь устремлялся на дверь.
– Гигант! – с уважением пробормотал забывший о пощечине Урбан, провожая взглядом несущегося как живой таран Пат-Рая. – Да, не перевелись еще в Конгломерате такие тупоголовые долбаки.
Я отшвырнул пергамент, лихорадочно соображая, как проникнуть в лабораторию, где на штангах деформационной машины гроздь сплавленных КРЭНов наливалась рубиновым светом, накапливая энергию, чтобы вышвырнуть Свена Гленсуса и – если он потянет ее за собой – Лату Пат-Рай из реальности Вне Закона… а после этого, сгорев, навсегда погаснуть.
Гру-ух!
– Я… я бы… – Смолкин склонился к моему уху и прошептал: – Я бы мог спроецировать вас…
– Чего?
– Помните Леринзье? Шар-клеть?
– Помню. Но вы тогда сказали, что неспособны…
– В одиночку. А вот вдвоем…
– Это долго?
– Вовсе нет. Требуется лишь определенное ментальное напряжение. На пару с кем-нибудь я бы смог проделать это. Хочу только предупредить, что большинство сцен, которые вы будете, гм… лицезреть там…
– Прекратите мямлить! – взмолился я. – Лучше начинайте побыстрее!
Урбан Караф недоверчиво произнес:
– Прорыв поверхностной оболочки путем чисто ментальной концентрации? Без дополнительных приспособлений? Неужели такое возможно?
Вместо ответа Смолкин замер, видимо, подавая какой-то неслышный сигнал. К нам подлетел Шуша. Смолкин зашептал, поеживаясь от смущения. Выслушав, Шуша хохотнул, погрозил мне пальцем и сказал:
– Весельчак!
– Что надо делать? – спросил я.
– В Клипате пространственные координаты не идентичны координатам реальности-сердцевины. Вам нужно просто идти, двигаться куда-нибудь. Отсюда мы проконтролируем ваше передвижение и, когда будет нужно, вернем обратно. Только вы, э… постарайтесь особенно не смотреть по сторонам…
– Нет, нет, – вставил Шуша. – Смотрите внимательно, а как вернетесь – расскажите мне. Всю жизнь мечтал…
Гру-ух!
Чоча медленно сполз вдоль покосившейся двери и присел на корточки, жмуря глаза и тряся головой.
– Я балдею, – ошарашенно пробормотал Урбан Караф. – Мне б такую силищу, я бы, может, и не изобретал ничего.
Пат-Рай с трудом встал и, сутулясь, вновь отошел от двери.
– Сколько это… проецирование займет времени?
– Темпоральные потоки так же не идентичны. Вряд ли вы пробудете в Клипате больше нескольких секунд реального времени, хотя вашего биологического времени на это уйдет несколько минут.
– Тогда приступайте.
– Кидарцы! – раздался крик со стороны лестницы. – Полундра, они высадились!
Оставляя на полу скрюченные тела, вопя и ругаясь, толпа покатилась с лестницы. Когда ее уже не стало видно за перилами, одна из фигур медленно поднялась. Прихрамывая, к нам вразвалочку двинулся паучник Крантуазье. Он улыбался во весь рот.
– Что ж, приготовьтесь, – скомандовал Шуша, и оба фенгола подплыли ко мне, протягивая руки. – Для начала лучше закрыть глаза. Вы сами поймете, когда их следует открыть.
– Хотя некоторые предпочитают не делать этого, – добавил Смолкин.
– Там мне будет что-нибудь угрожать? – спросил я, зажмуриваясь.
– В физическом смысле – нет. Угрозе подвергнутся скорее ваши нравственные принципы.
Четыре ладони легли на мою голову.
Гру-ух!
Звуки сражения вокруг и внутри Зеленого замка начали стихать, и словно поток теплого воздуха заструился в моих волосах. На мгновение перехватило дыхание, ощущение ладоней на лбу исчезло.
