Виктория Князева - Золотое царство
Удивительно и прекрасно было на морском дне! Добрые молодцы медленно шагали вслед за лебединой девой, не переставая изумляться. Огромные разноцветные рыбы проплывали мимо них, плавно поводя красочными плавниками, яркие цветы покачивались на тонких зеленых стеблях.
Все глубже и глубже заводила лебединая дева молодцев на морское дно, дневной свет перестал проходить сквозь толщу воды, повсюду царила непроглядная тьма. Только серебряная корона на голове у девы сияла ровным белым светом, на который и шли молодцы. Кругом была полная тишина, и только по колебанию воды ясно становилось, что рядом проплыл кто-то или что-то. Дорога по дну была ровная, но все-таки то тут, то там попадались острые камешки, стебли растений и огромные раковины неведомых морских созданий. Вертодуб, идущий впереди, хотел было спросить у лебединой девы, долго ли еще идти, но понял, что не может произнести ни звука. Так и пришлось брести неведомо куда час, за ним другой. Наконец впереди засиял свет, сначала неясный и колеблющийся, потом яркий и пронзительный. Спустя несколько минут все увидели винтовую лестницу, которая вела куда-то вверх. Лебединая дева подошла к ней, жестом велела подниматься, а сама осталась стоять внизу, грустно улыбаясь и слегка качая головой. Один за другим молодцы стали взбираться наверх по ярко озаренным ступеням. Перил не было, поэтому приходилось идти очень осторожно, смотря под ноги и опасаясь сделать неверный шаг.
Долог был путь наверх, но вот наконец и последняя ступень была пройдена, морские воды расступились, и молодцы увидели над собой яркое голубое небо. Сделал еще несколько шагов по замшелым камням, образующим длинную прибрежную косу, все увидели, что оказались рядом с огромным островом.
— Это и есть Ладень? — вопросил Славята у товарищей, когда к нему снова вернулся дар речи. — Не думал, что когда-нибудь его увижу.
— Он, знамо дело, — подтвердил Вертодуб и хмыкнул: — Вишь ты! Не обманула, значит, Яга.
Все вместе быстрым шагом добрались до берега и огляделись по сторонам. Остров был зеленым на удивление, повсюду росли елки, сосны и пихты, кое-где были высокие лиственницы и вязы. Пахло хвоей и свежим морским ветром, пронзительно кричали какие-то птицы, вдали курился дымок над невидимой пока избой. К ней молодцы и отправились.
— Интересно, — спросил дорогой Витомысл, — у них здесь осень или зима? Трава зеленая, а студено больно, вроде и снежок недавно был, поглядите на ветви!
И верно, ветви некоторых деревьев были припорошены белым снежком, снег лежал и под деревьями, на осыпавшейся хвое. Но, несмотря на это, было довольно тепло, стрелок даже кафтан расстегнул, решив, что смущаться некого, все свои.
Вскоре показалась первая избушка, за ней другая, побольше, а потом и вся деревенька, как на ладони, встала перед путниками. Но нигде не было слышно ни мычания коров, ни кудахтанья кур, все было будто неживое. Впрочем, из печных труб шел дым, в небольших садах возле домов кто-то работал, до слуха молодцев донеслась тихая песня.
— Странно тут, — медленно проговорил Вертодуб, оглядываясь по сторонам, — ровно бы простая деревенька, а что-то боязно.
— Будто в стане врага, — кивнул Андрей, — жутковато, да делать нечего. Надобно выспросить у кого-нибудь, как к царю Еремиру на поклон явиться.
— Надо, — согласился Вертодуб. — Пойдем, что ли, в гости к кому зайдем?
Но заходить ни к кому не понадобилось, потому что молодцам навстречу вышел из небольшой избушки статный мужичина, ростом чуть пониже Вертодуба, но вдвое шире его в плечах. Был незнакомец чрезвычайно бледен, темные глаза мутны и невыразительны. Одет он был в кафтан из порыжевшего сукна, на голове торчала старая потрепанная шапка.
Стрелок счел необходимым поклониться:
— Здравствуй, добрый человек.
— И тебе здравствуй, — глухо ответствовал незнакомец, чему-то усмехаясь. — Вы кто такие будете?
Молодцы назвались. Человек хмыкнул, почесал шею и неохотно проговорил:
— Я Стогор прозываюсь. Зачем пожаловали?
Андрей только рот открыл — дескать, к царю Еремиру пожаловали, как Витомысл его перебил:
— Стогор?! Стогор Сизокрыл?
— Он самый, — кивнул мужик.
— А ты разве не… того? — осторожно спросил Витомысл, на всякий случай отойдя на шаг назад. — Не этого?..
— Ну и что с того? — пожал плечами Стогор. — Мы тут все такие.
— Кто все? — удивился Славята, но Вертодуб тут же наступил ему на ногу, и парень замолчал.
— Так зачем пожаловали? — еще раз поинтересовался Стогор.
Тут наконец опомнился Вертодуб:
— Мы, добрый человек, из царства Золотого прибыли к царю вашему Еремиру на поклон да за советом. Не подскажешь ли, где дворец царский?
— Подскажу, — хмыкнул Стогор, — только отчего же дворец? Так, изба… Побогаче, конечно, чем у остальных, да только и не терем расписной. Пойдемте…
И Стогор Сизокрыл повел гостей острова прямиком к царю Еремиру.
И в самом деле, жил владыка острова вовсе не во дворце, а в просторной избе. Прежде чем пройти к самому царю, молодцам пришлось миновать троих дюжих охранников, каждый из которых записал имена гостей в толстую книгу, обтянутую красной кожей. Наконец гостей пропустили к самому владыке, да только не всех сразу, а по очереди. Первым выпало идти Андрею.
Странным показался стрелку владыка Еремир — уж больно прост для могучего государя. Плечист, но невысок, лицо какое-то невыразительное — светло-серые глаза, бесцветные брови, рыжеватая бородка. Не за что зацепиться взглядом, даже родинок и тех не было. И одет государь был как-то неважнецки: кафтан самого простого сукна, домотканая рубаха да старые сапоги из свиной кожи. Впрочем, долго рассматривать стрелок его не стал, подумал-подумал да и повалился Еремиру в ноги.
— Не вели казнить, государь-батюшка!
Еремир поморщился, с неприязнью глядя на странного гостя. В том, что распластанный на ковре перед троном хлопец был человеком пришлым, владыка и не сомневался, всех жителей острова он знал в лицо. Кроме того, всем его подданным было прекрасно известно, что государь терпеть не может церемоний. Впрочем, это все мелочи, думалось царю, главное не то, как кто себя ведет, а то, как он поступает. Говорят, что в каждых землях свои порядки, кое-где и вовсе по здешним меркам непристойные. А вдруг гость из какого-нибудь эдакого царства, где и вовсе булыжники едят, песком умываются? Всякое бывает на свете.
— Сам откуда, добрый молодец?
— Из Золотого царства, — ответствовал стрелок, не поднимаясь с колен.
— Встань, — приказал Еремир. — Дело у тебя какое?
Андрей шустро вскочил на ноги, отряхнул штаны и неспешно заговорил:
— Приключилась у нас, царь-батюшка, вот какая беда…
Долго и обстоятельно рассказывал стрелок царю Еремиру обо всем, что произошло в Золотом царстве и окрест, о том, как необходима царю Кусману помощь владыки острова Ладень. Царь слушал не перебивая, кивал согласно, хмурился. Наконец Андрей закончил и выдохнул:
— Ну что скажешь, государь? Поможешь али нет?
— Да как тебе сказать, сынок, — задумчиво проговорил Еремир, — дело-то не шуточное. Слыхал я про царство Полынное, давно еще слыхал, да вот только по силам ли с самим царем Огнем тягаться?
— По силам, батюшка, — уверенно сказал Андрей. — Ежели великие да могучие заселили остров твой воинами славными, давно в бою павшими, неужто нам, смертным, с ними спорить?
— Верно говоришь, — улыбнулся царь, — давно я сего часа поджидал, а только как ни готовился, все не думал, что все так скоро произойдет. А впрочем, что лишний раз говорить: зови давай товарищей своих, поговорить с ними надобно. Сам пока отдохни с дороги, сейчас дочь свою покличу, чтобы тебя почивать отвела. Зелинега!
На зов царя из своей светелки вышла юная царевна, стрелок обернулся, чтобы взглянуть на нее, да так и застыл.
Вошла в горницу девица ростом невеличка, лицом круглолица и до того хороша, что не верилось — неужто может быть на свете такая красота? Длинные светлые волосы рассыпались по спине Зелинеги блестящим плащом, глаза царевны были пронзительносиние и бархатистые, словно бы два огромных самоцветных камня. Темные брови изгибались так изящно, будто были прорисованы чьей-то умелой рукой, полные губы алели, как спелая вишня. Кожа у царевны была снежно-белой, царевна вся светилась изнутри, как яркая небесная звезда. А вот руки…
Руки Зелинеги были всегда сжаты в кулаки, да так сильно, что кожа на ладонях побелела, а из-под пальцев струилась кровь. Никто не знал, отчего дочь колдуна никогда не показывает рук, и только Еремир догадывался, почему так. Лебединая дева, подарив Зелинеге жизнь, поднесла ей и другой подарок — пять золотых колец с самоцветными камнями. Ни днем ни ночью Зелинега не снимала их, но лишь одно из колец, с малахитом, видели все, четырьмя другими любовалась только сама Зелинега. На левой ее руке огнем горели золотистый янтарь и исси ня-черный сапфир, на правой сияли кровавый рубин и зеленый изумруд. Все камни были гладкие, без граней, и такая таилась в них сила, что никто, кроме Зелинеги, не мог и взглянуть на них, не боясь ослепнуть. Пятое кольцо висело у Зелинеги на груди на тяжелой золотой цепи. По крупному малахиту змейкой разбегался сложный узор, вырезанный чьей-то умелой рукой. Кольцо было велико девушке, поэтому она и носила его на шее. Была и еще одна причина, по которой Зелинега носила кольцо с малахитом у всех на виду, — она не чувствовала его силы и мощи, потому считала его всего лишь красивым украшением, не более. И если бы лебединая дева не велела носить Зелинеге все кольца, девушка никогда бы не надела кольцо с малахитом.
