Надежда Первухина - Право Света, право Тьмы
— Раскаяться, — услышал он голос за своей спиной.
Человек обернулся. Медленно — он не хотел, чтоб упал снег, украшавший его плечи подобно эполетам. Посмотрел на девушку, что шла к нему, осторожно ступая по обледеневшей крыше.
— Федя, опомнись, — тихо сказала Зоя. — Ты… То, что ты сделал, — безумие.
— Я делал это во имя Бога, — ответил Федор Снытников.
— Да. Только этим богом был ты. Ты сам для себя бог. Ты возомнил себя судьей и мерилом всего. Но для этого мира ты просто человек. Не лучше и не хуже остальных… Если ты и был альфой и омегой, то только в твоем собственном алфавите.
— Знаешь, Зоя, — сказал Федор. — Вот чего я никогда не хотел, так это быть просто человеком.
— Мне этого не понять.
— Куда уж тебе понять это, корова. Оборотень-корова. Я был восхищен, когда увидел это. Родители — волки, а ты — корова. Великолепно. Но ту девчонку ты спасла, можешь гордиться. И еще. Жаль, что я тебя тогда не прикончил.
— Отчего же не прикончил? Пожалел?
— Не люблю говядины. Я вегетарианец.
— Федор, зачем ты так?! Зачем тебе столько злобы?
— Что ж, хоть моя злоба останется, когда не станет меня. Прощай.
Федор шагнул к краю крыши.
— Федя, нет! — воскликнула Зоя. — Пожалуйста, только не это! Пока ты жив, у тебя есть шанс! У тебя есть возможность покаяться и вернуться к миру и людям!
— А ты думаешь, мне это нужно? — спросил Федор и сделал шаг в пустоту…
Зоя вышла из дверей медсанчасти, вытирая распухшие от слез глаза. К тому же на крыше ветер был куда сильнее, и теперь щеки жгло, как будто их секли.
У входа Зою ожидал диковинный зверь — с длинным гибким чешуйчатым туловом, кожистыми крыльями и клыкастой мордой. Одной лапой (с покрытыми серебряным лаком когтями) дракон прижимал к земле бесчувственное тело Федора Снытникова.
— Спасибо, Чжуань-сюй, — сказала Зоя дракону. — Если бы не твои способности, мы бы никогда не обнаружили его. Он здорово это продумал — прятаться на крыше. А следы заметало снегом… Он жив?
Дракон кивнул. Оглянулся. Из метели вынырнула милицейская машина, притормозила у здания, выпустила из своего чрева майора Бузова.
— Что тут у нас? — спросил майор Зою, с некоторой опаской глядя на дракона.
— Федор Снытников пытался покончить с собой. Но господин Чжуань-сюй его поймал.
— Кто поймал?
— Дракон. Это тот самый владелец чайной лавки.
— А, ну да, конечно, как же я сразу не догадался.
Большое вам спасибо, господин дракон. Вы просто молодец. Нам самоубийц в городе совершенно не нужно — какой из самоубийцы умертвий выйдет? К общественно-полезному труду вовсе не годный. Нет уж, пускай живет и расплачивается за свои преступления. А смерть — ее еще заслужить надо. Особенно у нас в Щедром. Зоечка, а вы, кстати, что нынче вечером делаете?..
— Мы с господином Чжуань-сюем будем репетировать пьесу. К Рождеству. Господин Чжуань-сюй любезно согласился сыграть роль царя Ирода…
В полутемном зале люди сидели затаив дыхание. Они смотрели на сцену, а со сцены к ним протягивал руки Ангел в белоснежном одеянии и с рассыпавшимися по плечам золотыми волосами:
Не бойтесь, люди. Весть я вам принес,
Чтоб радостью наполнили сердца вы.
Родился ныне вам Дитя — Христос,
Бог во плоти и Царь небесной славы.
Оставьте же заботу о стадах
И в Вифлеем идите поскорее —
Там над пещерой светится звезда,
Младенца там своим дыханьем греют
Овечки, и телята, и волы,
А он лежит в яслях, в простой соломе,
Но мир весь принесет Ему хвалы,
Ведь Он коварство зла и смерти сломит…
Ангел перевел дыхание и заговорил дальше:
Не бойтесь, звери. Эта весть и вам
Пусть принесет святое ликованье.
У Бога нелюбимых нет.
И сам Он сходит с Неба, даруя сиянье
Благословения. Радуется днесь
Медведь, и волк, и рыжая лисица…
Сегодня каждый будет принят здесь,
Никто пусть своей доли не стыдится…
И в тот самый момент, когда Тавифа читала эти стихи, на сцену из зала вышли волки. Они степенно прошествовали по сцене и красиво улеглись у подножия диорамы, изображавшей известную всему миру пещеру с Младенцем, Матерью и праведным Иосифом. А вслед за волками на сцену поднялись медведи — и настоящие, и не совсем, причем это шествие возглавлял архиерейский медведь Патрон, которому ради такого случая кто-то додумался повязать на шею здоровущий бант…
Пьесе аплодировали стоя. Когда все актеры вышли на поклон, овация была просто оглушительной. А потом знаменитый на весь Щедрый хор архиерейских певчих исполнил песнопения в честь Рождества Христова.
Зоя к этому времени уже сидела в зале — рядом с Горюшкиными и Чжуань-сюем. Когда хор запел: «Ликуют ангели вси на небеси, и радуются человецы днесь, играет же вся тварь родшегося ради в Вифлееме Спаса Господа. Яко вся лесть идольская преста, и царствует Христос во веки!» — Зоя тихо заплакала. После Святок по делу Федора Снытникова должны были вынести окончательный приговор. А Зоина душа так и не смогла вынести ему приговора.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Этими эпизодами из жизни города Щедрого вовсе не исчерпана его история, она плавно перетекает в его настоящее и изобилует приключениями, загадками, неразрешимыми вопросами и спорами. В городе Щедром хватает всего — и бед, и радостей, но как раз это и значит, что город живет, смеется, плачет, грешит, кается и снова грешит. В этом городе нет отчаяния, нет безысходности даже в самые нелегкие минуты, а это, наверное, здорово.
Когда я думаю о Щедром и его жителях, то вспоминаю одну легенду. Она говорит об одном благочестивом старце. Однажды он сказал своему ученику: «Идем в город на проповедь». Весь день они неторопливо ходили по людным улицам и вели меж собой беседы на возвышенные темы. Вечером, возвращаясь в келью, ученик сказал старцу: «Отче! Мы ведь так и не проповедовали!» «Ошибаешься, — возразил старец. — Мы проповедовали, но не словом, а самым видом своим. Люди смотрели на нас, и наш пример пробуждал в их душах желание хоть на миг отвлечься от повседневной суеты и подумать о том, что есть и другая жизнь, по сравнению с которой все остальное — лишь ее отражение».
Я не хочу сказать, что город Щедрый и его насельники — образец для подражания. Один Акашкин чего стоит. Но…
Поэтому те, кто хотел бы еще раз встретиться с протоиереем Емельяном, дьяконом Арсением и его неугомонной супругой, а также прочими оригинальными щедровскими жителями, могут надеяться, что эта встреча состоится. Возможно, очень скоро. Потому что Ольга Горюшкина снова прислала мне письмо.
И вновь сверкнула неземным блеском священная колесница, и взметнулась пыль вечности под копытами конницы — той, что спешит не воевать, а утешать.
Тула, 2004
ПРИЛОЖЕНИЕ
Святочный венок сонетов, написанный Зоей Волковой с 20 декабря по 8 января 20.. года. Опубликован в газете «Щедрые вести» (отрывки) и в поэтическом альманахе «Звезда волков», под редакцией Климента Хвостовского (г. Щедрый)
1
О Святки! Райский сад моей души!
Был долог путь к тебе сорокадневный,
Закончен он. Куда же мне спешить?
Иду в собор — сияющий, напевный
— Ко всенощной. До службы полчаса.
Но что за счастье — очередь в притворе:
В ней тоже праздник, звон и голоса
Сливаются в своем чудесном хоре.
И вот Звезда блестит у царских врат.
И время, словно получив возврат
Долгов своих, исчезло мглой летящей.
И вот звонарь со всхлипами в груди
Берется старый колокол будить,
Под парусиной снега крепко спящий.
2
Под парусиной снега крепко спящий,
Не видит город явственных чудес:
Что звездный свет — домашний и манящий,
Что ожил онемевший было лес.
Дана сегодня звездам власть и право
Сказать всем тем, кто столько верил им,
Что есть их выше Солнце — Солнце Правды,
И тихий свет Его непобедим…
Морозным звоном поднят спящий град.
Начнется время радостных растрат.
И каждый хоть на миг да поспешит
Стать мудрецом. Звезда всему виной!
В восторге вскрикнешь, поглядев в окно:
Весь небосвод как бисером расшит.
3
Весь небосвод как бисером расшит,
Под ним холмы и реки — словно диво.
И все вокруг чудесно хороши,
Когда идут себе неторопливо
И вдруг зовут: «Скорей гляди! Звезда!»
И — к небесам глаза, с душою всею…
Мы пастухами выглядим тогда,
Но лучше пастухи, чем фарисеи.
А этот снег! Чего же мне еще?
Ведь это — словно давний грех прощен,
Остался только снег, легко кружащий.
Он так зовет, он побывал везде,
И все его напевы — о Звезде,
И все мечты — о елке предстоящей.
4
И все мечты — о елке предстоящей,
Хозяйке бала, королеве грез…
Открытками забит почтовый ящик,
И с ними торжество идет всерьез.
Базары, кутерьма, на кухнях спешка,
Ковры погребены под конфетти.
