Ирина Боброва - О бедном вампире замолвите слово
— Можно подумать, что вы со своим в мире и радости живете!
— Да, — просто ответил Гундарго. — Мой носитель и не подозревает обо мне, я не лезу в его голову, сижу себе тихонько. Твой же постоянно с тобой борется, смотрю, он и сейчас пытается избавиться от тебя…
— Ненавиж-жу… — процедил граф Дракула сквозь сжатые челюсти Дальского.
Лицо Мамонта перекосилось. Он пытался сбросить с себя оцепенение, пытался хоть что-то сделать, но ненависть его незваного соседа просочилась в сердце. Двигаясь, словно автомат, экономист дотянулся до подоконника, взял лежащий там молоток и, повернувшись к Груздеву, медленно замахнулся.
— Тихо, тихо, — спокойно произнес Гундарго, перехватив поднятую руку. Он забрал молоток, положил его на шкаф и, не отпуская руки Дальского, продолжил, властно, повелительно: — Мамонт! Мамонт, ты слышишь меня?!
— Да, — с трудом разлепляя губы, ответил тот.
— Мамонт, вернись!
— Шеф, шеф… — раздался в ответ тоненький скулеж. — Шеф, не надо…
— Тебе не удастся больше взять управление его телом под свой контроль, — сказал Гундарго и уступил место доктору Груздеву.
Георгий Сильвестрович, не понимая, что сейчас произошло, с надеждой взглянул на Дальского. Взгляд Мамонта стал осмысленным, но вместо едкой насмешки над всеми и вся, в глазах президента Объединения поэтов Алтая просвечивала такая усталость, будто он нёс на своих плечах все горе этого мира.
— Ну что, пошли башмаки искать? — И Дальский открыл дверь.
Они вышли, закрыли кабинет и спустились по лестнице. Баба Нюся уже умудрилась привести коридор первого этажа в порядок, сгребла мусор и штукатурку в кучу, приготовила ведро, тряпку и теперь отдыхала, сидя на табуретке возле своей кладовки. Старушка с грустью смотрела на дранку, открывшуюся во многих местах на стенах и потолке, и вздыхала, тяжело, горестно.
Мужчины вышли на улицу. Груздев кинул взгляд на дыру возле труб, где Благолеша устроил склад драгоценностей. Пещерку Али-Бабы завалило обломками асфальта. Агент Груздь усмехнулся и для себя решил, что в рапорте о богатстве упоминать не будет.
Было по-летнему тепло, ярко светило солнце, ослепляя стекла проезжающих машин. Весело щебетали синицы. Стайка воробьев устроила шумную возню, с громким чириканьем прыгая вокруг корки бородинского хлеба. Будто не обращая внимания, недалеко сидел бездомный кот, облизываясь и плотоядно поглядывая на них. Он уже собрался прыгнуть, но люди спугнули птиц, оставив котейку без завтрака.
Дальский и Груздев обошли здание и ступили под козырек подвала. В дальнем конце горел свет, на полу возле кучи земли валялись два включенных фонаря. Мамонт с Груздевым переглянулись и, не говоря ни слова, направились к ним. Психотерапевт даже забыл о том, что он разут. Странное предчувствие сжало его сердце. Откуда-то он знал: то, что сейчас предстанет перед ним, изменит всю его жизнь.
Они подобрали фонари, и лучи света заметались по подвалу, пока не замерли на куче кирпичей. Мужчины подошли ближе. Тут же валялись лопаты, ломик и еще какие-то инструменты. Направив фонарь на завал, они увидели торчащие из-под обломков перегородки ноги. На одной паре были крепкие, дорогие ботинки, правда изрядно заляпанные грязью, а на второй — старые полусапожки.
— Говорил же, в подвале наверняка что-то завалялось, — усмехнулся Мамонт, присев возле груды битого кирпича. — Тебе с какого жмурика обувку снять?
— Душа у тебя темная, Дальский, и юмор такой же.
Груздев перелез через завал и даже не удивился, когда в пятно света попало сначала залитое кровью лицо Благолеши, а потом физиономия полковника Репнина.
— Знаешь их?
— Ну. Коллеги, чтоб их. Понесло же сюда на ночь глядя. — Жоржик вздохнул. — Пошли на свет, бог с ней, с этой обувью.
Он повернулся к выходу и замер, услышав за спиной тихий стон. Дальский рванулся к завалу, но Груздев остановил его, положив руку на плечо.
— Пойдем-ка отсюда, друг. Сейчас я позвоню куда следует, и ими займутся компетентные товарищи. Ты что, не слышал? Я же сказал — это мои коллеги, — объяснил Жоржик, увидев недоуменный взгляд Мамонта.
Они вернулись в кабинет, и агент Груздь тут же сделал звонок. Говорил быстро и настолько тихо, что Дальский, как ни прислушивался, не смог разобрать ни одного слова. Положив трубку, Георгий Сильвестрович серьезно взглянул Мамонту в глаза и со значением произнес:
— Тебе лучше даже не упоминать, что ты там был. Если, конечно, тебе не нужны сложности.
— Все-то вы видели, везде-то вы успели, — невесело усмехнулся Дальский. — И наш подвал не миновала чаша сия.
— Учитывая, кем построен подвал и что в нем было до не столь давнего времени… — Жоржик усмехнулся и сменил тему разговора: — Я сделаю еще один звонок?
— Да звони, жалко, что ли?
Мамонт прошел к окну, из которого был виден козырек злополучного подвала. За спиной Жоржик уже совсем другим голосом произнес:
— Алло… Любочка?
Следующий час промелькнул незаметно. По совету Груздева Дальский отправился домой и уже из окна своей квартиры наблюдал, как к дому номер восемьдесят шесть подъехали несколько ничем не примечательных микроавтобусов. Ничем не примечательные ребята в обычных спортивных куртках быстро спустились в подвал, вынесли какие-то свертки, и только после этого подъехали пожарники, милиция и «скорая помощь». Следом за ними прикатили машины горгаза и водоканала. Дальский не утерпел и вышел на улицу, впервые в жизни составив компанию любопытным соседкам, оккупировавшим лавочку.
— Ой, там взрыв был, аж у меня в квартире окна затряслись, — низким грудным голосом рассказывала одна из них, высокая и дородная женщина, соседка с третьего этажа, Даная Пипалыга.
— Ой, а я сразу в милицию позвонила, — поддакнула Зинаида Козеткина, проживающая на втором этаже. Она с восторгом наблюдала за пожарными, которых не пустили в подвал.
— Низко берете, я так сразу всех вызвала, сейчас еще горэлектросеть подъедет, — утерев нос соседкам, объявила старейшая жительница подъезда, высокая и сухая старуха Семирамида Ивановна Коняшкина. — А потом есшо из газеты подгребут и с телевидения!
Восторженную речь Семирамиды Ивановны прервал неприметный человек в костюме и галстуке со стареньким портфельчиком в руках.
— Здравствуйте! Я представитель мэрии, — сказал он. — Небольшая авария в связи с землетрясением не стоила стольких звонков. — Он выдержал паузу и с нажимом произнес: — Уважаемая гражданка Коняшкина, все под контролем, авария устранена. Нет причины создавать толпу, ну… Я думаю, вы меня поняли?
Непонятливые в нашем отечестве не приживаются, и через минуту двор опустел. А еще через пять минут укатили машины. У дома остались агент Груздь и молодая женщина высокого роста, макушкой она доставала до подбородка двухметровому Груздеву.
— Спасибо, что привезла мои вещи, — смущаясь, поблагодарил Георгий Сильвестрович.
— И тебе спасибо, что позвонил, — ответила Любочка. — А то бы ждала своего из командировки до морковкиного заговенья.
— Что говорят врачи? — спросил Жоржик, немного устыдившись. Он вспомнил, как обрадовался, увидев полковника Репнина под грудой обломков, и как в голове пронеслось: Любочка свободна!
— Жить будет, — ответила молодая женщина, равнодушно пожав плечами. Она сделала шаг по направлению к дороге, но Жоржик схватил ее за руку.
— Постой… Прости… — Он развернул любовницу к себе лицом и, глядя на нее с болью в глазах, прошептал: — Почему, Любочка? Почему ты отказалась выйти за меня замуж? Почему выбрала этого осла? Неужели только из-за стенки в элитном доме? А, сабля генерала?
— Жилплощадь тут ни при чем, — ответила Любочка и попросила: — Проводи меня до остановки.
Они вышли на Красноармейский проспект, потом дошли до кинотеатра «Первомайский». Любочка остановилась и, взглянув на небо, задумчиво сказала:
— Помнишь, тогда, давно, мы так же стояли с тобой на этой остановке. Только тогда был зимний вечер, и на темном небе я заметила светящееся пятно.
— Что-то такое припоминаю, — пробормотал Жоржик, внутренне подобравшись. Он по опыту знал, что, когда Любочка становилась такой вот мудрой и задумчивой, расслабляться не стоило.
— Я тогда сказала, что это НЛО. Мы с тобой долго стояли и смотрели, как круг света мечется по темному небу.
Груздев рассмеялся:
— Ну да, подшутила ты надо мной! Представляешь, я всю ночь верил, что это действительно НЛО! Только утром узнал, что пятно от прожектора на крыше клуба. А ты ответила, что знала это. До сих пор не пойму, зачем ты меня обманула?
— Я не обманывала. Просто ты целую ночь был не одинок. Ты целую ночь верил, что в огромном холодном космосе есть кто-то еще. И у тебя всю ночь было чудо. До самого утра. А утром ты подвел под чудо рациональную основу, и оно пропало. Теперь ты снова одинок, но в твоей жизни все правильно, все логично, все разложено по полочкам — и поэтому ты ни в чем не виноват. — Она посмотрела на него, потом перевела взгляд на приближающийся трамвай. — Ты и под любовь старался подвести рациональную основу, а от Репнина я чуда не жду… Мой транспорт, — она поднялась на носочки, поцеловала Жоржика в щеку и вошла в вагон. Сердце Груздева рванулось следом за трамваем, оно кричало, что Любочка — это и есть та самая не открытая Америка, что рядом с ней даже самое незначительное событие наполнится смыслом, что каждая мелочь рядом с этой женщиной превратится в чудо и все вокруг, вся жизнь будет напоена волшебной музыкой — музыкой любви. Сердце стучало, рвалось, но Жоржик вспомнил о своей размеренной жизни, о пациентах, так остро нуждающихся в нем.
