Терри Пратчетт - Движущиеся картинки
В определенный день и в определенный час эти плакаты добрались до Университета. Один из них был приколот к зловонному, напоминающему формой книгу шалашу, который библиотекарь называл своим «домом»[23]. Прочие плакаты негласно распространялись среди самих волшебников.
Художник сотворил небольшой шедевр. Джинджер в объятиях Виктора на фоне охваченного пожарищем города была изображена столь ловко, что являла миру обзор всего, чем наделила ее природа, и даже того, чем она ее никогда не наделяла.
Эффект, который плакаты произвели на волшебников, не мог присниться Достаблю даже в самых дерзких снах. В Магической зале плакат переходил из рук в руки. Причем руки тряслись так, словно держали нечто невероятно драгоценное.
— У девчонки все на месте, — промямлил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
То был один из самых упитанных волшебников Университета; плоть его была столь обильна, что, казалось, пребывает в полном согласии с наименованием его должности. Когда он сидел, его зачастую путали с мягким огромным креслом. Многие с трудом подавляли в себе желание пошарить в складках его телес в поисках затерявшейся мелочи.
— На каком месте, господин завкафедрой? — спросил у него другой волшебник.
— Сам знаешь. Все на месте. Уф! Просто ягодка!
Присутствующие взирали на него с вежливым любопытством, по-видимому затаив надежду на какое-нибудь сногсшибательное продолжение.
— Ну вы даете! — проговорил заведующий кафедрой. — Неужели я должен все разжевывать?
— Господин заведующий кафедрой, должно быть, толкует о чувственной притягательности красотки, — пояснил профессор современного руносложения. — Маняще колышутся нежные перси, нежно подрагивает объемный торс — словом, запретные плоды желания, которые…
Сидящие слева и справа от него волшебники потихоньку начали отодвигаться от своего соседа.
— Опять секс! — вскричал декан факультета пентаклей и пентаграмм, прерывая профессора на полувздохе. — Последнее время только и слышишь об этом сексе. Один разврат.
— Ну, не знаю… — с тоской в голосе протянул профессор современного руносложения.
Тут очнулся растревоженный шумом старик Ветром Сдумс, до сей минуты мирно дремавший в своем кресле у камина. В камине Магической залы всегда пылали дрова независимо от времени года.
— Как-как? — спросил старик. Декан нагнулся к самому его уху.
— Я говорил, — сказал он, — что в наше время мы понятия не имели, что означает слово «секс».
— А-а. Очень верно, очень верно! — пробормотал Сдумс, устремляя задумчивый взор к пылающим углям. — Кстати, не помните, нам таки удалось узнать, что оно означает?
Минуту-другую никто не решался нарушить паузу.
— А я все равно утверждаю, что очень хорошенькая фигурка! — с упрямством, достойным лучшего применения, проговорил профессор.
— Скорее всего, ее рисовали по частям. Собрали сразу из нескольких «фигурок»… — цинично заметил декан.
Неверный, блуждающий взор Сдумса остановился на плакате.
— А кто этот юноша? — внезапно спросил он.
— Какой юноша? — в один голос спросили несколько волшебников.
— Тот юноша, который изображен в средней части этой работы, — ответил Сдумс. — Он держит на руках эту особу…
Волшебники присмотрелись к плакату.
— А, этот… — рассеянно промолвил заведующий кафедрой.
— Знаете… у меня… м-м… такое чувство, будто я его где-то видел, — проговорил Сдумс.
— Мой любезный Сдумс, только не пытайся убедить нас, будто ты тайком посещаешь сеансы движущихся картинок! — сказал декан, с улыбкой поглядывая на присутствующих. — Все мы знаем, какому осквернению подвергает себя волшебник, благоволящий мирским утехам. Аркканцлер бы очень разозлился.
— Как-как? — проговорил Сдумс, поднося ладонь к уху.
— А знаешь, после того, как ты об этом сказал, мне тоже кажется, что я его где-то видел, — сказал декан, вглядываясь в изображение на плакате.
Профессор современного руносложения склонил голову набок и вдруг воскликнул:
— Так ведь это же наш старый друг Виктор!
— М-мм… Прости? — сказал Сдумс.
— Точно, что-то общее у них есть, — проговорил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — И усики у него такие же ощипанные…
— О ком вы говорите? — прислушался Сдумс.
— Так ведь он же обучался в нашем Университете. Получил прекрасное образование. Что заставило его волочиться за юбками?
— Постойте, — сказал заведующий кафедрой. — Это действительно Виктор. Только не наш. Тут говорится, что это — Виктор Мараскино.
— А, так это просто кличка, имя для клика, — беззаботно откликнулся профессор современного руносложения. — Знаете, они вечно приклеивают себе забавные имена. Делорес де Грехх, Бланш Томност, Клифф Утес… — Он вдруг почувствовал, что собеседники поглядывают на него с укоризной. — Во всяком случае, так я слышал… — неубедительно промямлил он. — Слышал от нашего привратника. Он каждый день бегает на эти картинки…
— О чем здесь говорят? — вскричал Сдумс, рассекая воздух своей тростью.
— Вот и повар тоже бегает, — пробормотал заведующий кафедрой. — А с ним вместе — половина персонала, занятого на кухне. Добыть после девяти часов вечера сэндвич с ветчиной — это, знаете ли, проблема.
— Непонятно, кто туда не бегает. Одни мы, наверное, — сказал профессор.
Один из волшебников, не принимавший участия в разговоре, провозгласил, тыча пальцем в нижнюю часть плаката:
— Вы только послушайте! «Увликательнейшее Сказанее! Дабро Пожаловаться в Насыщенное Великими Пирипитиями Славное Прошлое Анк-Морпорка!»
— Так-так! — произнес профессор. — Видимо, что-то историческое.
— А еще тут написано вот что: «Ипическая Любофь, Каторой Паразились Боги и Чиловечество!»
— М-мм? Тут и религиозная тематика!
— А кроме того, сказано, что в картине участвует тысяча слонов!
— Ага! Тайны дикой природы. Похвальные просветительские задачи, — проговорил завкафедрой, многозначительно устремляя взор на декана.
Прочие волшебники сделали то же самое.
— Мне представляется, — медленно произнес профессор, — что едва ли кто-то упрекнет волшебников высшего состава, которые решили обратиться к просмотру материала исторического, религиозного и… гм-гм… натуроведческого характера.
— Знаешь, у нашего Университета есть своя, ярко выраженная специфика, — возразил декан, но не слишком твердо.
— Эта специфика относится только к студентам, — заявил профессор. — Я вполне допускаю, что студентам не следует позволять смотреть клики. Не исключено, что они начнут свистеть, швыряться в экран огрызками… Но ведь нельзя всерьез утверждать, что волшебникам высшего состава, таким, как мы, противопоказано исследовать этот любопытный феномен массовой культуры!
Тросточка Сдумса, заложив яростный вираж, подсекла ноги декана.
— Я требую, чтобы мне объяснили наконец, о чем идет разговор! — взвизгнул он.
— Мы считаем, что волшебникам старшего состава следует разрешить просмотр движущихся картинок! — крикнул что было мочи завкафедрой.
— О-оо, это вещь — то, что надо! — прокряхтел Сдумс. — Всегда приятно поглазеть на красотку.
— Ни о какой «красотке» речи не шло, — сказал завкафедрой. — Мы говорили о том, что феномены массовой культуры вызывают у нас определенный научный интерес.
— Ну, как назвать, это дело вкуса… — проговорил Ветром Сдумс.
— Но если простой народ увидит, как волшебники входят и выходят через двери заведения для просмотра движущихся картинок, они растеряют всякое уважение к нашей профессии, — заявил декан. — Это ведь даже магией не назовешь. Какое-то шарлатанство!
— А знаете, — задумчиво произнес волшебник, который рангом чуть уступал остальным, — мне уже очень давно хочется выяснить, что же собой представляют эти нашумевшие клики. Возможно, что-то вроде кукольного представления? Эти актеры вообще на сцене находятся или где? Может, это своего рода театр теней?
— Вот видите, — сказал завкафедрой, — нас считают мудрецами, а мы не знаем самых простых вещей.
Все повернули головы к декану.
— Хорошо, — уступил наконец он. — Но если на сцене появятся девочки в колготках, мы сразу уйдем.
Думминг Тупс, самый везучий обладатель академической степени за всю историю Незримого Университета, приближался к устроенному в стене тайному лазу. Думминг пребывал в самом счастливом расположении духа. Его мозг, в иных случаях сухой и безжизненный, ныне был наводнен чудесным предвкушением пива, а также посещением сеанса клика. Закончить этот чудный вечер он рассчитывал хорошей порцией ядреного клатчского карри, а после…
За всю жизнь он лишь однажды испытывал такой ужас.
