Дмитрий Емец - Таня Гроттер и трон Древнира
– Ладно, – проскрипел перстень. – Нечего тут панику разводить! Открой футляр!
– А потом что?
Но перстень молчал. Он уже израсходовал весь сегодняший запас разговорной магии.
Не дождавшись от перстня ответа, Таня быстро поползла к футляру. Оттащив его за колонну, она утопила палец в углублении замка. Щелчок! Футляр открылся. Похоже, внутрь Фудзий даже не заглядывал. Да и зачем? Ему нужна была лишь карта. Все здесь было так же, как и до похищения.
– И что? Что дальше? – лихорадочно спрашивала у себя Таня.
Забраться в футляр и захлопнуть за собой крышку? Возможно, для нее самой защитной магии и хватит, но едва ли это поможет Сарданапалу, Зуби и Готфриду. А раз так, прадед Феофил имел в виду что-то другое.
Сунув руку в нотный карман, Таня нащупала полотенце и гребень и машинально, собираясь продолжить поиски дальше, вытащила их.
Внезапно за колонной кто-то громко вскрикнул, а потом повисла мертвая, не предвещавшая ничего хорошего тишина. Не понимая, что происходит, Таня, продолжая держать в руках ненужные, в общем-то, предметы, выглянула из-за колонны.
Готфрид Бульонский, пораженный двойной красной вспышкой, уже не мог подняться, а Фудзий, нависнув над ним, поднимал кольцо, собираясь с духом, чтобы произнести смертельное заклинание Вспышкус гробулис.
Заметив Таню, Фудзий повернулся к ней. Он был бледен. Подбородок у него прыгал. Таня подумала, что на рокового злодея Фудзий не тянет. Скорее уж, загнанный озлобившийся тиран из нереализованных – из тех мелких, никому не страшных тиранов, которым вечно не хватает стульев на общем застолье и которым подают в кафе холодный чай. Да и так ли много их в жизни, роковых-то злодеев? Но именно такие, нереализованные, и страшны…
– Оказывается, убивать не так просто… Особенно когда смотришь в глаза. Гроттер, дай мне свой перстень, выброси зеленые искры, и, возможно, я сохраню ему жизнь! – приказал преподаватель магических сущностей.
– Нет.
– Я сказал: дай мне свое кольцо! Я должен довести все до конца! Должен! У меня нет дороги назад!
– Я не хочу, чтобы вы уничтожили Тибидохс!
– Плевать на Тибидохс! Мне нужен трон, и я его получу! Вспышкус гробулис! – взвизгнул Фудзий.
Алая точка спрыгнула с его кольца и прожгла в камне глубокое отверстие в полуметре от головы Готфрида.
Таня схватилась за лицо. Осколок гранита до крови рассек ей скулу.
– В следующий раз я выпущу искру уже в него! – предупредил Фудзий. – Ну же, кольцо! Раз… два…
Поняв, что придется подчиниться, Таня поступила очень по-женски. Прежде чем потянуться за кольцом, она взвизгнула и швырнула на пол полотенце.
ШИАХХХАХНЦЦЦЦЦ…Всюду вспыхивали и меркли голубоватые искры. Таню закружило и сшибло с ног бурлящим потоком. Вода все прибывала. Таня заглатывала воду. Ее швыряло из стороны в сторону. Вскоре она не доставала уже до дна и старалась лишь, чтобы ее не бросило на колонны.
Где-то на краю омута вынырнула Великая Зуби, ухитрившаяся даже не потерять очков. Рядом, высунув из воды голову, загребал лапами золотой сфинкс академика. Сарданапала, Готфрида и самого Фудзия видно не было.
Наконец Фудзий все же появился на поверхности.
– Куэррсимобум! – крикнул он, отплевывая воду.
Озеро заволокло паром. Таня захлебывалась. Она почти уже ничего не различала. Что-то бурлило и клокотало под ней. Брызги мешались с красными, голубоватыми и розовыми искрами. Хорошо, что вода оставалась по-прежнему прохладной – испаряя ее, Фудзий позаботился все же о себе.
Таня потеряла счет времени. Ее то швыряло водоворотом, то выбрасывало на поверхность, где она ухитрялась зачерпнуть ртом воздух. Под конец, когда сознание ее уже почти покинуло, она ощутила, что лежит животом на полу и лихорадочно, продолжая плыть, загребает руками по камням.
Великая Зуби, сфинкс, Сарданапал и Готфрид Бульонский судорожно заглатывали воздух. Вода раскидала их кого куда. Фудзий был жалок, как выловленная из воды кроличья шапка. Но все же именно он первым поднялся на ноги и, шатаясь, поплелся к Тане.
– Это уже слишком! Пора заканчивать! Хап-цап! – пробормотал он.
Таня вскрикнула. Перстень соскочил с ее пальца, ободрав на сгибе кожу. Фудзий на лету поймал его и, брезгливо вытерев о влажную рубашку, нацепил на безымянный палец правой руки.
Потом повернулся и, пошатываясь, направился в центр спирали. Отяжелевший от воды сфинкс попытался было прыгнуть на него, но Фудзий встретил его потоком искр.
Едва он ступил в спираль, как погасший было огонь вспыхнул по всей ее длине с новой силой. Преподаватель магических сущностей воздел к потолку обе руки и, упав на колени, крикнул так громко, что едва не расколол эхом каменный потолок:
– Ноуменус кантус выпулялис!
Но за секунду до того, как похищенный перстень Феофила Гроттера, усиленный всеми запасами древней магии, исторг поток зеленых искр, Таня вдруг осознала, что все еще держит в руках деревянный гребень. Действуя по наитию, она размахнулась и подбросила его как можно выше, чтобы он оказался над головой Фудзия.
– …антус выпулялис! – в последний раз раздробило эхо.
Магический поток искр, уже взмывший и почти рассыпавшийся между колоннами, внезапно изменил направление и ударил… в деревянный гребень.
Тот без остатка поглотил всю выброшенную магию и упал рядом с преподавателем скрытых сущностей. Изумленный Фудзий неосторожно сделал шаг и наклонился над гребнем, переживавшим какую-то крайне сложную трансформацию.
Что-то с треском разламывало плиты пола. Внезапно появившийся из-под плит корень захлестнул ногу Фудзия. Раздвоенный сук уперся ему в грудь. Молодые ветви и многочисленные вьюны оплели его туловище. Преподаватель магических сущностей мгновенно стал похож на отставного сатира, наблюдающего из дальнего кустарника за купающейся нимфой.
Пытаясь стряхнуть с себя навязчивый корень, который опутал ему ногу почти уже до пояса, Фудзий выбросил поток испепеляющей магии. Это было его ошибкой. Волшебный лес, выраставший из гребня, впитывал магию с жадностью губки.
Спустя несколько мгновений Фудзий уже не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Даже шеи и той не мог повернуть. Он врос в дерево, как старый леший, задремавший на столетие у корней молодого дуба. Только злобно и затравленно мигали маленькие глазки.
Сарданапал наконец оправился настолько, что сумел подняться. Его влажные усы только-только начали просыхать, а борода по-прежнему больше походила на мокрую мочалку.
– О! Древняя санскритская магия баб-ёжек! Полотенце, гребень… Древнир как будто запрещал ее? Ну да неважно. Сдается мне, в данном случае ее применение было оправданно! – заметил академик, любуясь молодым лесом, занявшим уже большую часть подземного зала.
– Дриади капищус фините! – негромко сказал Сарданапал, одиночной, совсем неяркой искрой замедляя рост леса.
Спящий Красавец уже склонился над неподвижной Зуби.
– Любимая, не умирай! Я пройду половину земли, но принесу для тебя мертвой и живой воды! Ты засияешь, как бриллиант в моем перстне! – воскликнул он.
– В принципе живая и мертвая вода есть и у меня в кабинете. Но в данном случае она не нужна. Зуби и так будет жить, если вы ее не уроните, – осторожно заметил академик.
Очнувшись, Великая Зуби поправила очки, увидела, у кого она на руках, и лишилась чувств повторно.
Внезапно что-то полыхнуло. Посреди зала телепортировались опоздавшие Медузия Горгонова и Поклеп. Из-под плаща у Медузии с диким дошкольным воплем выскочил малютка Клоппик.
Прискакивая, он подскочил к опутанному корнями Фудзию и пропищал:
– Дяденька, а я заклинание сочинил! Скажите: «Быгус-гмыгус-тарагмыгус», и эта штука уже не будет вас держать!
– Уйди! – прохрипел преподаватель магических сущностей.
– Ну скажите, а то буду щекотать! – затопал ножками Зигфрид.
– Быгус-гмыгус-тарагмыгус! – сквозь зубы прошипел Фудзий.
Внезапно лицо его исказилось. Он закричал, стал уменьшаться, и… с морщинистого корня свесился длинный извивающийся червяк.
– Ух ты, какой жирный получился! Он же кушать хочет! Я его на драконий навоз посажу! – обрадовался Клоппик.
Он достал спичечный коробок, засунул в него червяка и убежал.
– Вы не поверите, но малыш придумывает заклинания сам. Кстати, мне почему-то кажется, что оно необратимо! – негромко сказала Медузия.
– Коллега… то есть Клопп, быстро вернись! Потеряешься! – крикнул вслед малютке Сарданапал.
Малютка Клоппик высунулся из-за колонны и показал академику язык. Несмотря на свою крайнюю молодость, бывший профессор темной магии относился к Сарданапалу по-прежнему без малейшего уважения. Правда, теперь это выражалось в основном в том, что он кривлялся, пачкал мелом стул и при каждом удобном случае подбрасывал запуки.
