Андрей Егоров - Дюжина межгалактических мерзавцев

Поднялся шум. В мой адрес снова полетели оскорбления.

Тут возвысил голос капитан.

– Всем заткнуться! – скомандовал он. – У нас и так хватает проблем. А я, вашу налево, хочу чувствовать, что мои расшатанные нервы начинают выздоравливать.

После этого замечания дело пошло на лад. Я приступил к допросу.

– Ну, давай, Робинзон, рассказывай, что ты делал, когда произошло убийство бородавочника.

– Ничего не делал. Все как обычно, – мгновенно ответил таргариец.

Я сделал пометку в блокноте.

– А откуда ты знаешь, когда именно оно произошло?

Несколько уголовников тут же повскакивали с мест, намереваясь скрутить Робинзона, но я поднял руку, призывая всех успокоиться.

– Да не знаю я, – смущенно пробормотал таргариец, – это я так, ляпнул… По недоразумению.

– По недоразумению?! – оскалился рангун. – Вот ты и есть тот самый убийца.

– Да вы чего?! – взвился таргариец. – Да я не помню даже, какого числа это случилось! Я за календарем давно перестал следить.

– Второго, вроде бы, – сказал лемуриец. – Я хорошо запомнил, когда это случилось.

– Почему именно? – поинтересовался я.

– Да так… – Умник замолчал. Все смотрели на него с таким явным подозрением, что он счел нужным добавить: – День рождения у меня второго. Не отмечать же его… здесь.

– Второго с утра мы в карты играли, – сказал Сивый. – Как засели утром, так до самого обеда и резались.

– О, точно… И я с вами был, – согласился, – еще продул капитану штук тридцать. Помните, капитан?

– Отлично помню, – сказал Лео Глуц. – Дымов, ты не мог бы уточнить, о каком времени идет речь?

– Примерно, одиннадцать – двенадцать утра.

– Ну, тогда можешь исключить сразу всех, кто был в это время в кают-компании. Так, за столом сидели я, – он оглянулся на рангуна, – Сивый тоже был, это я точно помню, блефовал, как зверь, и спустил кучу бабок. Робинзон тоже. Кто тут еще был…

– Я… я был, – прогудел немониец.

– Это точно, он все время у стола вертелся, – подтвердил Робинзон. – Не было этих двоих. – Он глянул исподлобья на лемурийца и креторианца. – Да еще Крыс где-то шлялся.

Сириусянин испуганно сжался, выпучил глаза и затряс головой, всем своим видом выражая невинность.

– Что скажешь? – обратился я к нему. – Где ты был второго утром?

– Ты это серьезно?! – пискнул Крыс.

– Еще как серьезно, отвечай на поставленный вопрос.

– Наверное, я спал. Точно не помню. Мне снился какой-то хороший сон. Или не снился.

– Ты во сне случайно не встречал бородавочника? – вкрадчиво поинтересовался Сивый. – Может, тебе снилось, как ты заходишь к нему в каюту с каким-нибудь дрыном?

– Нет, нет, нет! – вскричал перепуганный сириусянин. – Я ничего не видел во сне! Мне обычно снится одно и то же.

– И что это такое? – не отставал рангун.

– Я не обязан об этом рассказывать… Это личное.

– У нас тут все личное быстро становится достоянием общественности. Колись, парень, или я из тебя всю правду вытрясу.

– Мне снится еда, понятно?! – завопил сириусянин. – Много, много вкусной еды. Я устал грызть сухой паек.

– Ну, это я могу понять, – Сивый хмыкнул. – Зато пайков у нас полно. Голодать и жрать друг дружку не будем. Я однажды чалился в одной колонии, так там когда начались перебои с поставкой жратвы, ребята принялись жрать друг дружку. Очень там было невесело, прямо скажем…

– Оставим эту тему, – сказал я, сделал пометку. – С Крысом все более-менее понятно. Давайте с остальными. Итак, где были вы? – обратился я к лемурийцу и креторианцу.

– В моей каюте, – спокойно ответил Умник.

– Что вы там делали?

– Беседовали о жизни. Не думаю, что это имеет какое-либо значение. Мою невиновность может подтвердить Красавчик, а я, в свою очередь, могу вас заверить, что все утро он не покидал моей каюты.

– Не нравится мне это, – сумрачно заметил Сивый, – где гарантия, что эти двое не сговорились?!

– А где гарантия, что не сговорились все вы? – насмешливо спросил Умник. – Двое и четверо могут сговориться с одинаковым результатом.

– Гарантией является мое слово, – сказал Лео Глуц.

– А разве для вас секрет, капитан, что вам тоже никто не доверяет?

Глуц хмыкнул.

– А ты парень очень себе на уме. И как только тебе удалось дожить до таких лет?

– Рационализм и осторожность, – заметил лемуриец.

Я решил, что Умник нравится мне все меньше. Несмотря на заявленный рационализм, он столь явно демонстрировал превосходство над остальными сапиенсами, что не мог не вызвать раздражения. Может, он и обладал отличной эрудицией, но характер у него был препаскудный. Впрочем, в качестве представителя расы лемурийцев он являл почти уникальный пример выдержанности и обходительности. Эти сапиенсы из Западного сектора умудрялись хамить даже на дипломатических приемах, что же говорить о нынешней ситуации.

Дабы конфликт между капитаном и своенравным лемурийцем не перешел в стадию мордобоя, я поспешно вмешался.

– Я поговорю с этими двумя, – обратился я к Лео Глуцу.

Он кивнул, продемонстрировав понимание, но, все же, не удержался от оскорблений:

– Впервые вижу осторожного лемурийца. Ты, должно быть, наполовину человек.

Глаза Умника полыхнули желтым, он покраснел, сжал губы до синевы, но каким-то чудом сумел обуздать свой гнев. Хотя все, включая меня, ожидали вспышки ярости, столь свойственной лемурийцам.

Оставался только один сапиенс, чьи действия с одиннадцати до двенадцати были неизвестны. Вернерианин сидел в кресле, свесив голову, и дремал. В отличие от остальных происходящее казалось ему очень скучным.

Я поднялся из-за стола, пересек комнату и толкнул Пузыря в плечо. Он пробудился не сразу, сначала приоткрыл один красный глаз, потом другой, протяжно зевнул.

– У меня вопрос, – сказал я. – Что ты делал второго? С одиннадцати до двенадцати утра.

– Второго? – удивился он. – Это когда?

– Это когда убили бородавочника. Так что ты делал до того, как стало известно об убийстве.

– Сначала кушал, – пробормотал Пузырь.

– А потом?

– Потом тоже кушал. Я много кушал. Шесть или семь сухих пайков.

– Семь штук?! – поразился Робинзон. – За один раз?! Ну, ты и троглодит!

– Вернериане питаются всего два раза в неделю, – счел нужным вмешаться Умник. – Для них подобный рацион – это вполне нормально.

– Это точно, – подтвердил Лео Глуц, – те двое, что были у меня в команде, тоже то не ели ничего, то накидывались на жратву, как будто это последняя трапеза в их жизни.

– Кто-нибудь может подтвердить, что ты только и делал, что жрал тем утром? – спросил я.

– Ну, не знаю, – задумался Пузырь. – Я один был.

Я сделал очередную пометку в блокноте, на всякий случай взяв и вернерианина на карандаш.

У меня, наконец, образовался узкий круг подозреваемых, но все они представлялись мне кандидатурами малоподходящими для того, чтобы совершать столь жестокие убийства, даже если у них имелись стимуляторы. Умело притворяются недотепами? Вот лемуриец по складу личности подходил для кровавых дел. Но с ним вместе постоянно был креторианец. А в кровавый сговор между этими двумя я не верил. Хотя на всякий случай решил надавить на Красавчика. Насколько я успел заметить, характер у соблазнителя женщин был мягкий, к тому же, этот шантажист и мерзавец явно был трусоват. Значит, от него можно добиться правды, если действовать жесткими методами.

Но с допросом я не спешил, разрабатывая пока другие версии. Я неоднократно беседовал со всеми уголовниками с глазу на глаз – отечески увещевал, обещал не только помилование, но и правительственную награду, но чаще всего угрожал. Избегал я только разговоров в сириусянином. Крыс явно пребывал не в своем уме, и мне совсем не хотелось, чтобы он сбил меня с верного следа очередной версией убийства бородавочника или каким-нибудь откровением о зеленых человечках на борту. Между тем, сириусянин сам постоянно искал со мной встречи, норовя поведать что-нибудь известное только ему одному. В конце концов, я наорал на него и потребовал оставить меня в покое, пообещав, что если он будет и впредь мешать следствию, то я расправлюсь с ним лично.

Впоследствии я пожалел об этой вспышке гнева. Мне не хотелось, чтобы Лео Глуцу доложили, что я вышел из себя. Чего доброго решит, что я ору, потому что не могу найти убийцу. Пусть лучше думает, что следствие идет своим чередом.

Гравитация продолжала расти, внушая всем беспокойство, вызывая головную боль и дурное настроение. Установить причину поломки так и не удалось. Робинзон настаивал, что гравикомпенсаторы работают в штатном режиме, выдавая нагрузку согласно норме. Но по моим ощущениям, сила тяжести превышала земную как минимум в полтора раза.

Двое суток я пытался выдавить из вернерианина хоть какие-нибудь сведения, где он был в то время, когда произошло убийство, но как заведенный он твердил одно и то же.

– Кушал я, кушал, кушал, много кушал.