Светлана Славная - В дебрях Камасутры
— Судите мя, грешного. Судите окаянного, — он помолчал, обдумывая обвинительную речь самому себе. Впрочем, долго подыскивать слова не требовалось — сколько раз он каялся в церквах и монастырях до исступления и изнеможения, обвиняя самого себя в пьянстве, в блуде и прелюбодействе, в убийстве, в граблении, в хищении и ненависти, во всяком злодействе, называл себя нечистым, скверным душегубцем... Уж он-то знал, что сказанное им о себе — горькая правда.
Грозный достал из-за отворота рукава крошечную вещицу и положил ее на ладонь.
— Эх, Ивашка, Ивашка... Мастер ты сказки сказывать, да нет в их света истины. Зря полез твой Магмет-салтан в чужеземную Либерею. Се — собрание диавола... У каждого мудреца своя правда. У каждого иноверца свой бог. Они низвергают и изничтожают друг друга, толкая мир в хаос противоречий. Как можно построить разумное государство на неверных волнах самодурствующей ереси?
Грозный откинул легкую крышечку, и в его руке вспыхнул огонек.
— Прощай, Ивашка Пересветов. Ты сгинул, точно провалился в преисподнюю. Забери ж с собой это адово наследие!
Он поднялся с колен, истово перекрестился... и швырнул в разверстый сундук зажигалку Птенчикова. Затем отвернулся, вышел из обитого свинцовыми плитами помещения и запер за собой дверь.
Покончив со своей трудной миссией, Иоанн вдруг почувствовал несказанную легкость на душе. Он решил порадовать износившееся тело хорошей баней, а затем сел играть со своим советником, Богданом Вельским, в шахматы. Игра эта считалась на Руси греховным занятием и для простых людей была запрещена правилами духовными и светскими, однако Иоанн от этого запрета себя освобождал. Сосредоточиться на партии не получалось. Перед глазами Иоанна, скрывая фигуры и клетки доски, плясали горячие языки пламени. Они все разрастались и разрастались, пожирая сам воздух, которым становилось все труднее дышать. В какой-то момент Иоанн почувствовал, как огненный зверь, подкравшись совсем близко, лизнул его лицо. Не сумев закричать, грозный царь покачнулся и стал заваливаться на бок — не окончив шахматной партии, сраженный мгновенной смертью...
Олег и Аркадий долго стучались в дверь птенчиковской избушки. Хозяин не отвечал.
— Не отлетел ли он опять куда-нибудь? Вылавливай его потом по всей Вселенной! — забеспокоился Сапожков. Аркадий поднажал могучим плечом — и чуть не рухнул в прихожую: дверь была не заперта.
Друзья поспешили в кабинет Птенчикова. Иван сидел в плетеном кресле и крепко спал. Увесистый том, еще пахнущий типографской краской, сполз с его колен, грозя вот-вот свалиться на пол.
— Иван! Ты где?! — заорал что есть мочи Олег.
— А? Что? — подскочил перепуганный Птенчиков. Аристотель все-таки грохнулся на пол, обиженно взмахнув эксклюзивными страницами. — Это ж надо так орать! А если б я помер от ужаса?
— Мы сами тут чуть не померли, когда увидели, что ты снова не реагируешь на проявления окружающей действительности, — проворчал Аркадий. Но Птенчиков его не слушал, глаза учителя литературы лихорадочно блестели, он стиснул голову и в отчаянии застонал:
— Все-таки он поджег Либерею!
— Кто?
— Грозный! Моей зажигалкой! Перед самой кончиной! Вы бы слышали, как он проклинал и книги, и всех, кто их написал...
— Вот вам и здравствуйте! Чем же ему не угодили книги?
— Нет в них, понимаешь ли, единства мнений по жизненно важным вопросам. Сплошной плюрализм и рефлексии мятущегося разума. Пожалуй, без своей библиотеки жить Иоанну было бы проще...
— Кто ж виноват, что он не сумел воспользоваться свалившейся на него мудростью и погряз в противоречиях? Это ж просто безобразие: Иоанн сумел завоевать Казань и Астрахань, сделал Волгу русской рекой, присоединил Сибирские земли и упорно боролся за выходы России к морям — но под конец его царствования в стране воцарилась разруха и запустение. Враги теснили его со всех сторон, отбирая владения и сводя на нет былые победы. Эпидемия чумы косила деревни и целые волости, во многих землях начался голод, не прошли бесследно и опричные погромы владений опальных бояр. Крестьяне разбегались из центральных районов в дальние края. Государь, начавший свое правление с реформ поистине демократических, заканчивал его отменой Юрьева дня, то есть установлением крепостной зависимости крестьян от помещиков!
— Посмотрим, сумеем ли мы воспользоваться мудростью, заложенной в этих книгах, — прервал разошедшегося Олега Аркадий.
— Мы?! — ужаснулся Сапожков.
— Я имею в виду не тебя конкретно, а всех наших современников, — улыбнулся его друг. — Но в главном ты прав: не каждый оказывается готов к подаркам судьбы. Я все вспоминаю Бандар-Логов нашей Сыроежкиной: Варвара попыталась возродить их дряхлые тела к новой жизни, но они не прожили и дня, так как перегрызлись из-за сокровищ.
— А наш Иван сумел отправиться в спасательную экспедицию вообще без тела, на одном лишь энтузиазме! — подхватил Сапожков. Друзья выжидательно уставились на Птенчикова:
— Признайся честно, ты действительно нашел Шамбалу?
— Давайте поговорим об этом как-нибудь в другой раз, — смутился Иван. — Скажите лучше, вы получили приглашение на свадьбу Варвары с Егором?
— А как же! — развеселился Сапожков. — Обязательно придем. Если только до тех пор не случится еще чего-нибудь экстраординарного.
1
Речь идет о романе Б. Акунина «Алтын-Толобас». — Примеч. авт.
2
Здесь и далее цитируется книга Даниила Аля «Иван Грозный. От легенд к фактам» из серии «Тайны великих». — Примеч. авт.
