Игорь Чубаха - За пригоршню астрала
– И вот еще что, – попридержал Максим Максимыч за локоть Светлану, сунул свободную руку себе под утлый плащик и вручил спутнице замусоленный обмятый по углам почтовый конверт.
За ближайшей лимонной витриной лимонная продавщица отмеривала лимонную пальтовую ткань. Из выхода метро «Лиговский проспект» поток сопревшего воздуха выметал лепестки роз – там держали оборону торговки цветами. Темнело на глазах. Налетевший порыв ветра чуть не отнял бумажный прямоугольник. Девушка остановилась в бирюзовом конусе фонаря, повертела невскрытый конверт в руках, уворачиваясь от ветра, еле разобрала каракули адреса. Письмо было отправлено никак не ей, да и адрес отправителя ясности не привносил : «Астрахань, ул. Менделеева 155/93...»
Глядя под ноги, наверное, чтоб не вступить в нашпигованную снежной кашей рвущуюся из берегов лужу, расстреливаемый снежной крупой Максимыч процедил:
– Откроете, если совсем уж худо будет, – обогнул Свету и пошел вперед, придерживая синей от холода рукой жалкую кепку, – Да! – вдруг остановился он и дополнил инструкцию через плечо. – От Герасима берегите конверт! Не дай Бог, увидит!..
* * *...Стас, облокотившись на стойку, ждал, когда дородный кочан капусты окажется изрублен в лапшу, и мадам за стойкой повернется к залу передом, а к плите задом. Не разглядывать же подвешенную на стене чашу дервиша из кокосового ореха, выдаваемую здесь за деталь интерьера Шао-Линя – и, от нечего делать, антиквар подслушивал треп за ближайшим столиком:
– ... Помнишь Ваську и Морозова с параллельного, вместе всюду шарились? Так вот, оказались гомики. Их в «Шестьдесят девять» видели целующимися взасос, – сообщил кавалер спутнице.
– Ну и как, свадьба будет? – очень серьезно поинтересовалась спутница. Клиенты с русским гражданством были в этом на четыре столика заведении большой редкостью. Вроде розовых пресноводных дельфинов в коллекциях океанариумов. Русские не находили кайфа в том, что блюда готовятся прилюдно.
– Ой, Стасик! Здравствуй, дорогой, – наконец попал антиквар в фокус искусственно удлиненных карандашом лучистых глаз. Колобкообразное лицо мадам покрывал надежный слой белил с румянами. Голову как бы насквозь протыкала огромная покрытая сусальным золотом вязальная спица. Узри этот прикид настоящие китайцы, устроили бы Культурную Революцию дирекции отеля.
– Здравствуйте... – Стас чуть не назвал клиентку «тетушка Фейхуа», но вовремя поправился, – ...Раиса Федоровна. Я вам принес то, что вы заказывали, – Стас галантно сымитировал поцелуй в пахнущую баклажанами и укропом лоснящуюся ладошку.
– Ой, не знаю, не знаю, Стасик! – не заботясь об ушах прочих посетителей, громогласно запричитала тетушка Фейхуа. – Представляешь, елки-блин, меня сегодня вынудили готовить мясо! – и без меры вытряхнула соли на плавящуюся по плоскости бесконечной сковороды капусту.
Если бы не молочно-голубая керамика Сарай-берке и тканые картины по шелку в технике «кэсы», напоминающие аппликации из гербария, это заведение выглядело бы менее претенциозно и фальшиво. Если бы господу Богу было угодно, чтобы Стерлигов выбрал другую профессию, он бы сперва свел Стаса не с другими клиентами, а с тетушкой Фейхуа. Борясь с реальной угрозой утонуть в обсуждении кулинарных воззрений, антиквар повторил:
– Я принес ваш камень. В «Откровениях» Иоанна Богослова...
– Нет, Стасик, блин-компот, ты не осознал. Меня – коренного вегетарианца – заставили делать УТКУ ПО ПЕКИНСКИ! – тетушка Фейхуа схватилась за нож, в полуобороте досыпала тархуна и с усилием, словно занималась резьбой по дереву, стала перемешивать ножом шкворчащее блюдо. – А я еще, такая дура, хотела экстрасенса позвать, чтобы он пищу положительной энергией заряжал постоянным клиентам! – мадам плеснула на сковороду оливкового масла с видом, будто подливает цикуту Генриху Наваррскому по приказу королевы Валуа. Мадам Фейхуа обладала характером ненормативным и ненормированным, как рабочий день.
Стас придумал красивую фразу: «Однажды в этот китайский ресторанчик зашел инспектор санэпидемстанции, и никто не видел, как он вышел. А котлеты неделю имели странный привкус». Но не произнес вслух.
– У тебя есть в жизни мечта? – спросила русскоязычная спутница кавалера за ближайшим столиком.
– Да. Я мечтаю дать бутылкой шампанского по голове вышибале из бара «Наследие», – поедая, как улитка, гарнирные виноградные листья с блюда, открылся кавалер.
– А Тома Васильевна у себя? – применил Стас запрещенный прием.
– Ты кому камень приволок: мне или ей? – собралась обидеться Раиса Федоровна.
– И вам принес, и ей принес, – дипломатично ответил продавец.
– Ну-ка покажи ее фрикадельку! – сдвинула жирно прорисованные брови дама за стойкой. По заштукатуренным щекам пошли трещины, и спица в голове против правды изогнулась обоими концами вверх, как антенны у инопланетянина. Из-за бедра мадам поплыл дух пересоленной горелой капусты с тархуном.
– То, что я Томе Васильевне принес, вам по Зодиаку не фурычит. Водолеям полагается носить королевский сапфир глубокого синего цвета. А для Томы Васильевны я припас желтый берилл.
– Ты показывай-показывай, блин-малина, я сама взрослая решать! – протянутая рука зашевелила пальчиками, как опрокинувшийся на спину паучок лапками.
Стас, не страдающий арахнофилией, вздохнул и полез в карман. Но тут в зал целенаправленным веским шагом, наклонив двухметровое тело вперед и задевая столики полами распахнутого тяжелого пальто, внедрился Герасим Варламович. Черный смокинг и белоснежная отливающая синевой сорочка в сочетании с лопатообразной бородой произвела фурор среди ужинающих иностранцев. Полыхнула бесцеремонная фотовспышка. Варикозная старуха, лопоча по-норвежски, затормошила соседа, увлекшегося салатом из побегов бамбука, дескать, посмотри на «настоящего русского»!
Правая рука, как неживая, продолжала болтаться вместе с рукавом, когда Передерий остановился. Палец левой руки согнулся крючком и поманил антиквара:
– Станислав! – еще громче, чем до этого Раиса Федоровна, бабахнул Герасим Варламович. – Давай на выход. Началось!
Если бы в свое время господь Бог настоял, чтобы Стерлигов избрал другую профессию, у Стаса сейчас наблюдалось бы гораздо более прекрасное настроение. Кое-кто из посетителей даже привстал с места. Тетушка Фейхуа вцепилась в прилавок, словно его из-под нее собирались реквизировать. Новенькие, вставленные в стоматологической фирме «Меди» фарфоровые зубки хищно клацнули. Но шоу продолжения не получило, потому что Стас покорно исчез с двухметровым бородачом.
– А еще в смокинге! – только и воскликнула тетушка Фейхуа...
* * *...Зоенька достала из сумочки зеркальце и пудреницу, и тут звонкой трелью залился телефон. Зоенька недовольно поморщилась, словно порвала колготки, без спешки обратно убрала в сумочку пудреницу и зеркальце, и уж потом подняла трубку:
– Алло, агентство по подбору персонала...
– Петя, Павел или Илья по коридору не шатаются!? – зло ожила трубка знакомым, как стихи из букваря, голосом Максимыча.
– Никого нет! – зачем-то вскочила Зоенька со стула и нечаянно задела вазу с цветами. Ловя вазу, задела незакрытую на молнию сумочку. Сумочка шлепнулась на пол, и из нее выехало треснувшее пополам зеркальце. Лучше бы Зоенька колготки порвала.
– Вешайся! – зло приказала трубка голосом Максимыча.
– Что случилось?! – Зоенька в страхе приложила свободную руку к пышной груди, как кающаяся Магдалина. Ее невидящий взгляд заскользил по пупыристым еврообоям, через зарамленную шпаргалку «Как заполнять резюме» и стенд с перечнем вакансий к потолку.
– В смысле трубку вешай! – приказал телефон и перешел на короткие тревожные гудки.
Вернувший телефонную трубку сонно медитирующему вахтеру Максимыч с ненавистью посмотрел на ждущие его ступени лестничных пролетов, закусил губу и ринулся вперед, туда, где на секретных площадях лоботрясничали его орлы.
В дежурке был выключен свет. По телеку «ОРТ» давало копполовского «Дракулу Брема Стокера», и пропустить такое удовольствие исаявцы не могли себе позволить.
– Добро пожаловать в мой дом. Входите по доброй воле и поделитесь радостью души, – обнадеживающе предложил Дракула с экрана. Паша и Илья прыснули, зажимая кулаками носы, чтобы не заржать во всю мочь. Петя не понял юмора.
Исаявцы сидели за тесно сдвинутыми столами. Огрызок яблока морщился в черепе-пепельнице. Пузатая реторта остывала на дюралевом лабораторном столе. Из отгороженного черной портьерой угла серьезно воняло фотохимией. А над головами на протянутой от книжного стеллажа к видеоархиву проволоке сохли фотографии. Может быть для остальных это была Черная Месса на подпольной мандрагоре в Сертолово, с точки же зрения Пети фотограф нащелкал обыкновенную порнуху, и разглядывать фотографии при сотоварищах Петя стеснялся.
