Вячеслав Шалыгин - Огонь, водка и медные трупы (Сборник)
— Если не сгорел, — Яков ухмыльнулся.
— Ну, всякое бывает, — Долариан спрятал в бульдожьих брылях хитрую улыбочку. — А вдруг он неудачно в атмосферу вошел или еще чего?
— Я останусь, — твердо решил Злюхин.
— А если тебя схватят? В ваших тюрьмах, я слышал, плохо кормят.
— Ничего. Если прижмет, там гундешманцев употреблять разрешается. С кетчупом.
— Кошмар! — ужаснулся Еврони. — Я понимаю, если бы с майонезом, но с кетчупом… Просто какое-то кулинарное варварство.
— Возможно, возможно…
Злюхин погрузился в раздумье. Пока он шевелил извилинами, Долариан успел прикончить свой обед и приступил к полднику.
— Есть четкий сигнал, — сообщил связист гундешманского броненосца.
— У нас тоже, — заглядывая в каюту Злюхина, доложил пилот. — Крейсер точнехонько под нами.
Яков вдруг щелкнул пальцами и просиял.
— Мы этих ищеек обманем, — сказал он. — Еврони, у тебя есть запас аварийных маяков?
— А я почем знаю? Сейчас… эй… ты… да, связной… у нас есть радиобуйки?
— Два десятка, штатный комплект, — бодро отрапортовал связист.
— Исправные?
— Обижаете. Не на государственной же службе. Все работает, ничто не пропито.
— Есть, — пояснил уже и так ясное Долариан.
— И у меня столько же найдется, — Яков потер руки. — Надо настроить их на ту же частоту, что у крейсера, и сбросить где попало! По всей планете разбросать! Пусть разведчики поищут. Прихамье — не астероид, быстро сорок точек тут не проверишь. А мы тем временем сядем и разберемся, что там стряслось у Жоржа. Сделаешь?
— Легко, — Еврони вяло шевельнул рукой, и его связист бросился выполнять приказание.
— Ты на юг иди, а я на север.
— Почему это я на юг? — вдруг заупрямился Долариан.
— А что? — не сразу сообразил в чем дело Злюхин.
— Яков Дормидонтович, — наклонясь к уху босса, шепнул пилот. — У «гундосов» «югом» интимное место называется. В неприличном контексте.
— Черт, — Яков скрипнул зубами. — Ну, давай, я на… запад отсюда буйки разбросаю, а ты на восток.
— Так еще хуже, — шепнул пилот. — Теперь вы насчет порочных связей с его родственниками намекнули.
— Я прямо здесь все бросаю, — пробурчал Еврони. — Сами разлетятся, у них маленькие движки есть.
— Куда же они разлетятся? — застонал Злюхин. — Надо подальше их разбросать, чтобы легавые устали по континенту рыскать!
— И так сойдет, — Долариан обиженно, в два укуса, слопал семислойный бутерброд.
— Упали, — сверившись с показаниями пеленгатора, сказал пилот. — Теперь под нами два десятка крейсеров. Как бы.
— Еврони, ты идиот! — Якова слегка затрясло. — Поздравляю! Теперь под нами двадцать один источник отчетливого сигнала! Ну, и какой из них настоящий?
— Разберемся, когда сядем.
— Куда сядем? Между буйками по десять, а то и по двадцать километров непроходимых джунглей! Если сядем в ложной точке, придется топать пешком и еще неизвестно, в правильное место или опять к подсадному маячку. Ты бы жиром своим, который в башке, подумал, прежде чем делать!
— А мы на космолетах все точки облетим, — неуверенно предложил Еврони.
— У тебя горючее в запасе есть? Твой броневик два раза подпрыгнет и все, кончится топливо. А заправок поблизости я что-то не видел.
Долариан напряженно засопел, придумывая очередное оправдание, но так ничего и не придумал.
— Чего теперь-то… — пробормотал он. — Будем надеяться.
— Только это и остается, — язвительно сказал Злюхин. — Пилот, садимся… куда посчитаешь правильным.
— Настройки сбились, — заметил пилот, — но я думаю, надо сесть по первому ориентиру. Хотя, теперь не разберешь, какой из них первый…
* * *…Космолет Злюхина сел немного раньше гундешманского броненосца, и не посреди болота, как «повезло» приземлиться гундосам, а на просторной поляне, невдалеке от цепочки поросших редким бамбуком холмов. Но результат у обеих экспедиционных бригад был схожим. И те и другие от злости разнесли из ручных иглометов злосчастные радиобуйки и, взяв пеленг, потопали через непролазную чащу к ближайшим источникам аналогичного сигнала…
5
Тайная база пришельцев была неуютной. Никто, конечно, не ожидал, что в логове космических насекомых будут лежать персидские ковры, стоять кондиционеры и светить неоновые лампы. Нет, но испачканные слизью заплесневелые стены, скользкий, вонючий пол и светящиеся грибки вместо ламп — это было, пожалуй, слишком. Даже искушенный Зигфрид старался дышать через раз, а уж франтоватого Бушелье и нежную Рубелию просто выворачивало наизнанку. Как себя чувствовал студент, сказать было сложно. Наверное, неплохо. Или ему просто было не до мелочей. Он со страстью настоящего исследователя изучал повадки конвоиров и пытался продолжить контакт. Чужаки отвечали ему неохотно и не жестами, а непонятным стрекотанием. Но студент не сдавался и скоро объявил товарищам, что начинает понимать чуждую речь.
— Что, серьезно? — удивился Безногий. — Как это ты умудрился?
— У меня врожденные способности к языкам, — гордо пояснил гундешманец. — Я владею всеми наречиями освоенного космоса, а еще тремя мертвыми языками Земли и древнегундешманским.
— Инсинуируешь, — небрежно бросил Жорж. — Если языки мертвые, кто тебя им обучил? Духи?
— У вас какое образование? — поинтересовался студент.
— Нормальное, — Бушелье взглянул на него сверху вниз. — Две ходки по три года за экономические… м-м… дела и пятилетка промысла на Ривьере. Я там таких аристократов кидал, тебе и не приснится.
— Оно и заметно, — гундешманец поправил розовые очки. — А я семь лет в Университете Естествознания проучился. На одни «гопы». По-вашему это будет на «пятерки».
— Круглый гопник? — Зигфрид проникся и кивнул.
Образованных людей он уважал. Взять хотя бы доктора Пофиговского с Лохудринска — умнейший человек. Но ученого «гундоса» Безногий встречал впервые. Факт был забавный, но все равно вызывал уважение.
— Да ты где ни учись, а все равно не поверю, что такие языки бывают, — завелся Бушелье. — Как они называются?
— Латынь, фортран и английский, — перечислил студент.
— Ну, скажи что-нибудь на латыни или на английском!
— F… you! — не замедлил ответить гундешманец.
— О, это же «здрасьте» по-гундешмански! — удивился Зигфрид.
— Верно, — согласился студент. — Старые языки на самом деле не умирают. Они просто растворяются в новых.
— Выкрутился, — фыркнул Бушелье. — Ну, и что говорят наши конвоиры, если ты такой умный?
— Они собираются нас допросить.
— Это и так было понятно.
— А еще собираются разобрать крейсер, чтобы изучить наши военные возможности. — Он подумал и уточнил: — То есть ваши.
— В этой ситуации все едино, — вздохнул Безногий. — Теперь кто на двух конечностях ходит — «наши».
— Пока этих тараканов не выведем, — заметил Жорж.
Очень уж ему не хотелось признавать себя равным каким-то ящеросапиенсам. А в крейсере глаз у него так и косил на Рубелию. Это Зигфрид заметил сразу. Такие вот у Бушелье были двойные стандарты.
Сам капитан относился к зеленым братьям по разуму снисходительно и без злобы, хотя они его, в свою очередь, и не особенно жаловали.
Так, отвлекаясь от мрачной действительности за разговорами, они и забрели в самый центр «паучьего» логова: в зал с осклизлым потолком-куполом, какой-то слюдяной лужей посередине и грудами полусгнивших объедков у стен. Здесь было светлее, чем в тоннеле — в центре купола разрослась солидная светящаяся грибница, — но воняло совсем уж нестерпимо. Бедняжка Рубелия так и повисла на плече у студента, не в силах войти в эту помойку. Гундешманец слегка просел и от натуги налился густой зеленью; ведь девушка — это не учебник латыни, ее не так просто удержать в руках. Пришлось ему помочь. Вдвоем с Зигфридом они внесли бледную мадемуазель в зал и усадили на более-менее свободном от грязи месте. Жорж, ревниво насупившись, обогнул троицу и прошел вперед.
Конвоиры в зал не пошли. Видимо, на этот счет у чужаков существовало некое табу.
Безногий огляделся по сторонам. Вроде бы в зале никого не было. Видимо, начальство у пришельцев соблюдало правила, схожие с земными. Не опаздывало, но задерживалось. Для солидности.
Зигфрид заглянул в слюдяную лужу и вдруг увидел прихамские джунгли с орбитальной высоты. А еще увидел, как на планету садятся какие-то корабли знакомых очертаний. Подробно разглядеть их было трудно, но один напоминал марсианский «олигарховоз» модели «Лимо», а другой походил на гундешманский броненосец. Кадр в луже сменился, и взору Зигфрида предстал космос с движущейся на фоне далеких созвездий точкой. Похоже, это был еще какой-то рукотворный объект.