Владимир Журавлев - Конец светлым эльфам
— Плохо мне, Вьехо! — слабо улыбнулась Фионе. — За столько тысяч лет впервые магию теряю! А я без нее жить не могу!
— Мы бессмертны! — сказал встревоженный не на шутку Вьехо. — Со мной, к примеру, всякое бывало — и живу, как видишь! Живи и ты, Фионе! Я прошу тебя! Мир потускнеет без твоей улыбки!
— Я без магии старею! Я не воин, меня седина да морщины не украсят, как тебя! — сказала эльфийка и заплакала, растирая слезы по лицу, как маленький ребенок.
Вьехо со щемящей жалостью смотрел на Древнейшую. Уж он-то понимал, почему опытная Фионе исчерпалась, а неразумные юные транжиры-эльфы нет. Потому что Фионе все растратила на прикрытие отряда от зноя! И стражники, к примеру, живы до сих пор исключительно благодаря ей! Древнейшая обещала ему помочь — и помогала до последней капельки сил. До самой последней.
Но поняли это и стражники.
— Вернем магию, нежная! — угрюмо пообещал Ройялль. — Найдем гада, который нашу эльфиечку посмел обидеть, прострелим не знающими пощады стрелами — и вернем все, и даже сторицею! Верно, парни?
Свирепые, красные от жары лица парней обещали неведомому злодею кое-что похуже смерти от стрел!
— Это своего Повелителя, что ли, прострелите? — уточнил недоверчиво Вьехо.
— И Повелителя! И всех тварей его, и войско! А чего он наших эльфиек обижает?
— Не плачь, красавица! — попросил Ройялль страстно. — Мы же с вами! Ну… ну и что, что силы потеряла? Мы тебя на руках понесем! Ребята прежде эльфиек на руках не носили, так они в очередь выстроятся — верно, парни?
— На руках? — бледно улыбнулась Фионе. — Я согласная. На руках даже Предвечную Владычицу не носили — я первая буду! Пусть обзавидуется Предвечная.
Так и поступили. Разбили дневной лагерь, натянули извлеченные из тюков полотнища, укрылись до вечера в тени — а вечером Ройялль сам поднял хрупкую эльфийку могучими руками лучника и бережно понес, не доверил молодежи драгоценную ношу. И про тяжкие раны забыл! А стражники окружили отряд настороженным кольцом и пошли, готовые ко всему. И шли так всю ночь.
А утром Фея, не открывая глаз, очарованно вздохнула:
— Город!
Город раскинулся на равнине как прекрасное видение. Тонкие, невесомые башни устремлялись к небу. Сияли драгоценными изразцами гигантские стены и привратные укрепления. Возвышались дворцы, заплетались прихотливо узкие тенистые улочки… и не было видно ни души.
— Отсюда ушла вода, Вьехо! — прошептала Фея. — Вся ушла! Ушла вода — ушла жизнь! Погибли сады, опустели колодцы и родники! Подземная река иссохла, даже тебе ничего не поднять на поверхность!
Они брели по мертвому городу, насыщаясь его яркой непривычной красотой, когда им встретился живой человек. Жилистый, дочерна загорелый горбоносый пустынник, с белым платком на голове, в белой рубахе и шальварах, с любопытством смотрел на них со ступеней величественного сооружения.
— Зиккурат, — пробормотал Вьехо всплывшее из глубин памяти слово. — Вон оттуда, с верхней площадки, следует обращаться к местным богам…
И седой эльф на всякий случай начал прикидывать, а сможет ли их жалкий отряд противопоставить что-нибудь местным богам.
Тихо звякнули колокольчики каравана, и живые черные глаза пустынника внимательно изучили вельблудов, поклажу на них — и маленькую наездницу на белоснежном животном.
Предвечная Владычица легким движением откинула с лица невесомую ткань.
— Как называется город, незнакомец? — прозвенел ее негромкий голос.
И все замерли. Величественный пустынник широко распахнул глаза и рот открыл. Как говорится — еще один. Воздействие на смертных вида Владычицы вкупе с прелестями ее несказанными обычно таким и было — словно кувалдой по темечку шарахало. Но и отряд окаменел от изумления! Впервые за все время похода Предвечная шевельнула пальчиком по собственной инициативе!
— Аль-Сарья, дэви! — сглотнув, выдавил пустынник.
— Он был прекрасен совсем недавно, твой город, — сказала Предвечная с грустью.
— Да, дэви.
Пустынник говорил на непривычном, гортанном, но несомненно эльфийском языке. Это, помимо прочего, означало, что они уже вступили в пределы империи Повелителя, почему-то предпочитавшего, чтоб его подданные говорили на языке волшебной расы.
Капитан Фионнель посмотрел на Владычицу, на пустынника, понял все правильно и скомандовал располагаться на дневку.
— Это здание свободно, слуга Повелителя? — осведомился эльф. — Вот в нем и расположимся.
— Меня зовут Кадеш, — с достоинством сообщил мужчина. — Я летописец, поэт и звездочет великого города Аль-Сарья!
Фионнель рассеянно кивнул, мол, понятно, Кадеш, и повел отряд внутрь строения. Пустынник уставился ему вслед.
— Как можно тащить вельблудов в зиккурат? — пробормотал он в смятении. — Там восседали правители города! Там до сих пор хранится древнейшая в оазисах библиотека!
Ответом ему был восторженный визг эльфиек и рев стражников, поддержанный не менее довольным ревом вельблудов. Внутри зиккурата было прохладно!
Мягко светились угли в очаге. Стражники готовили нечто съедобное, рядом подпрыгивала и приправляла варево толикой магии одна из эльфиек свиты. Предвечная Владычица в кои-то веки вынырнула из добровольного уединения и с легкой улыбкой слушала рассказ Кадеша о городе и окрестностях. Отряд расположился рядом, чтоб не пропустить чего интересного, и блаженствовал в восхитительной прохладе. И заодно сторожил подозрительного пустынника: Простец, лучший в отряде лучник из смертных, не расстался с оружием, и еще парочка стражников сидела наготове. И ближнее охранение не дремало.
Вьехо удовлетворенно прикрыл глаза. Замечательная дневка, побольше б таких. И Фея отдохнет под защитой стен. Юной попрыгунье нелегко давался постоянный транс, чуткий поиск единственно верного пути. Неудивительно, что у штатных провидиц хронические депрессии и раздражительность, взять примером ту же Оксаниэль. Но юный Фионнель наконец полностью вошел в должность, и можно было расслабиться, уплыть душой в любезные сердцу эльфа грезы — и подумать. Подумать, к примеру, как отъять светочи столь жалкими силами. И кто тот неведомый Повелитель, и каково происхождение его власти над временем самим. Но наперед всего — как помочь обессилевшей Фионе. Пока что защиту от солнца держала одна из эльфиек свиты, кажется Аридэлль, — но надолго ли ее хватит? Магия не бесконечна, ее подпитывать надо — а нечем.
Вьехо очень надеялся на озарение, но для этого требовалось расслабиться и успокоиться, а рассказ пустынника отвлекал. Древний эльф лениво прислушался.
— Здесь когда-то пролегал великий путь, — рассказывал плавно Кадеш. — Из оазиса в оазис, от города к городу шли караваны, и колокольчики вызванивали их прекрасные имена: Аль-Сарья, Мерхаб, Ярджент! Вельблуды радостно ревели, завидев зелень садов, и путники шли быстрее, услышав плеск воды! А какие мастера здесь трудились! Гончары и чеканщики, кожевники и кузнецы и пекари! Какой сладкий аромат плыл по извилистым улочкам древних городов! Потом… пришел Повелитель. Он, конечно, был прав, когда объединял страну, потому что отменил дорожные пошлины, выбил разбойников и учредил школы… но древние города ценили свободу превыше всего. Тогда Повелитель, чтоб не быть войне, увел из оазисов воду… и вместе с водой ушла жизнь. И лишь сухие колючки ныне плачут на ветру по былому величию, и песок шумит, засыпая прекраснейшие древние города: Аль-Сарью, Мерхаб, Ярджент…
— А ты? — прозвенел сочувственный голос Владычицы.
— А я остался. Я летописец древнего города, кому, как не мне, засвидетельствовать историю его жизни и смерти? Каждый день я высекаю на стенах зиккурата вечные письмена. Пусть в веках сохранится память о великом городе Аль-Сарья! Я родился здесь, я сын его!
— А эльфийским как овладел? — осведомился Ройялль.
— Как и все — в школе, — спокойно отозвался Кадеш. — Меня за смышленость и любознательность шести лет в школу отдали, а там только на эльфийском учили. Местные языки прекрасны, особенно мой родной, но в них нет многих слов для науки.
— А питаешься колючками? — невинно спросил Простец. — Ить в пустыне обедов не подают!
Пустынник замялся и огляделся в затруднении. И обнаружил себя под прицелами нескольких луков. Он открыл рот, судорожно набрал воздуха… и замер, прислушиваясь.
— Шумит, — наконец удивленно сказал он вовсе не то, что хотел. — Шумит что-то.
И бросился к выходу на верхнюю площадку — ту, откуда, по его представлениям, положено было обращаться к богам. Вьехо, а за ним и остальные на всякий случай тоже пошли полюбопытствовать.
А на верхней площадке — той, с которой положено обращаться за милостью к местным богам! — кружилась в танце, шлепала по лужам босыми ножками и пела абсолютно счастливая юная эльфийка! С неба на нее сыпался легкий, прозрачный и теплый дождик.
