Терри Пратчетт - Движущиеся картинки
— Да ведь он древний, как сам этот холм!
— Если не древнее.
— Но послушай, ведь так не бывает, — пролепетала Джинджер тем упавшим голосом, каким обычно говорят, когда безумие уже кромсает кухонным тесаком дверь в комнату рассудка. — Алхимики додумались до этого изобретения всего несколько месяцев назад.
— Вот-вот. А ты думаешь, над чем я ломаю себе голову?
Он протянул руку, пальцы нашли ее плечо. Тело ее, натянутое как тетива, чуть-чуть отшатнулось.
— Здесь нам ничего не угрожает, — сказал он. — Гаспод скоро приведет помощь. Не бойся.
Сам он старался не думать о море, омывающем подножие лестницы, о многолапчатых зверях, которые в полночный час разгуливали по храму… Ему вовсе не хотелось занимать воображение картиной, как огромный осьминог ползет по сиденьям, что были установлены перед живым, переливающимся экраном. Он изо всех сил старался забыть завсегдатаев этого храма, которые навсегда остались во мраке, безучастные к тому, что над ними проносятся века… Может, они до сих пор ждут, когда им принесут попзёрн и горячие сосиски?
«Вся жизнь — это просмотр клика», — подумалось ему.
С той разницей, что зритель проникает в зал минут на десять позже начала и никто не скажет ему, в чем здесь суть, а потому он вынужден сам по отдельным деталям выстраивать картинку…
И в зале этом нельзя спрятаться, нельзя остаться на второй сеанс.
В университетском коридоре замаячило пламя свечи.
Казначей, разумеется, не считал себя храбрецом. Единственное оружие, с которым он виртуозно управлялся, были колонки цифр, но именно это умение возвело его на такие вершины иерархии Незримого Университета, которых достигал не всякий волшебник. Однако сидеть и дальше сложа руки было сейчас немыслимо.
…Уамм… уамм… уамм уаммуамы УАММ-УАММ…
Казначей присел на корточки за колонной и принялся отсчитывать шарики — их оказалось одиннадцать. Одна за другой вырывались из мешков струйки песка. Интервал между шариками составлял теперь две минуты.
Совершив стремительную пробежку, казначей приник к мешочному редуту.
Реальность не всегда и не везде одинакова. Это — начало начал магического знания. В Плоском мире плотность реальности была относительно низкой. Именно поэтому здесь так легко прижилась магия. Устройство, созданное Риктором, было задумано им, в сущности, с целью определения изменений в реальности и обнаружения тех точек, где реальное стремительно превращалось в нереальное. Каждый волшебник знал, что может случится, если на месте реальных вещей вдруг возникнет нереальная дырка.
«Однако, — размышлял казначей, не смея поднять голову над мешками, — на такие изменения требуется колоссальное количество магии! Мы должны без труда обнаружить утечку. Ведь это… это… это очень много магии».
До следующего залпа — пятьдесят секунд.
Он внимательно осмотрел вазу и окружающие ее мешки.
О.
А он так надеялся, что, может, ошибся…
Но нет, все шарики были выпущены в одном и том же направлении. Полдюжины мешков были усеяны дырками. А ведь Числитель Риктор установил, что выделение уже двух шариков в месяц служит признаком критического уровня накопления ирреальности.
Казначей мысленно провел линию, которая начиналась от вазы, проходила через истерзанные мешки и заканчивалась где-то в дальней оконечности коридора.
…Уамм… уамм…
Казначей отпрянул, но тут же сообразил, что бояться ему нечего. Ведь шарики выскакивают из разукрашенной слоновьей морды, смотрящей сейчас в противоположную сторону. Он позволил себе расслабиться.
…Уамм… уамм…
Ваза отчаянно раскачивалась, растревоженная спрятанным в ее чреве непостижимым механизмом. Казначей решился наклониться поближе… Да, действительно, такой странный шипящий звук. Словно воздух сжимается и…
Одиннадцать шариков, один за другим, вспороли мешки с песком.
Ваза начала падать — в соответствии со знаменитым физическим законом. Но вместо того, чтобы упасть на мешок, она упала прямо на казначея.
Минннь… минннь… миннн…
Казначей мигнул. Сделал шаг назад. И тоже упал.
Странные изменения реальности, возникшие в Голывуде, дали незаметные, но коварные побеги, которые добрались до самого Анк-Морпорка. Над головой казначея внезапно возникла пара певчих пташек, покружила с минуту и, прочирикав свое «фью-фью», так же внезапно испарилась.
Гаспод лежал на песке и натужно сипел. Рядом, захлебываясь от нетерпеливого лая, выплясывал Лэдди.
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — проговорил наконец Гаспод, вставая на лапы и стряхивая с себя пыль.
Лэдди продолжал фотогенично лаять и прыгать.
— Ну хватит, хватит уже, — вздохнул Гаспод. — Давай подумаем лучше, что у нас сегодня на завтрак. Потом отдохнем часок-другой, ну а затем…
Лэдди зашелся лаем. Гаспод опять вздохнул.
— Ладно, ладно, — протянул он. — Будь по-твоему. Только спасибо тебе за это никто не скажет, помяни мое слово.
Лэдди взял с места в карьер. Гаспод вразвалочку поковылял следом. Настоящим сюрпризом для него стало то, что Лэдди, вдруг развернувшись, осторожно подхватил его за загривок и помчался дальше.
— Ну да, ты большой, а я маленький, вот ничего и не могу сделать, — жаловался, болтаясь из стороны в сторону, Гаспод. — Да нет же, не туда, не туда! Людей в это время суток лучше ни о чем не просить. Нам помогут только тролли. Они уже успели продрать глаза, а кроме того, лучших копщиков не найдешь. Так, теперь направо. Берем курс на «Голубую Лаву», там мы все… вот проклятье!
До него наконец дошло, что ему придется прибегнуть к речи.
Причем сделать это публично.
Можно пускаться на чудеса изобретательности, скрывая свою ненормальность от людей, но обязательно наступит день и час, когда тебя припрут к стенке обстоятельства, когда тебе волей-неволей придется заговорить. Если он будет молчать, Виктор с этой любительницей кошек навсегда останутся в той усыпальнице. Ведь Лэдди просто опустит его к чьим-нибудь ногам и уставится на него с выжидательным видом. И в эту минуту ему, Гасподу, придется объяснить суть дела. В общем, свои дни он будет доживать этаким цирковым уродцем.
Лэдди рысью промчался по улице и влетел в «Голубую Лаву», битком набитую завсегдатаями. Просочившись сквозь частокол колодообразных лодыжек к стойке, он разразился призывным лаем, а потом бросил Гаспода на пол.
И вид у него действительно был выжидательный.
Гул разговоров немного стих.
— Это пес Лэдди, — заметил один из троллей. — Чего хочешь, пес?
Гаспод, неверной походкой подобравшись к ближайшему от себя троллю, деликатно подергал за полу ветхой кольчуги.
— Прошу прощения, — сказал он.
— Это умная собака, понял? — проговорил другой тролль, с ленивым зевком пиная Гаспода в бок. — Видел вчера его в клике. Он умеет исполнять команды и считать до пяти.
— Это ровно на два больше, чем ты умеешь!
Острота имела шумный успех[22].
— Подожди, закрой пасть, — велел первый тролль. — По-моему, он хочет нам что-то сказать.
— Прошу…
— Ты бы только видел, как эта собака прыгает и лает!
— Точно. Я и видел. В одном клике. Там дети в пещерах заблудились, и он к ним людей привел…
— Дело в том, что…
Ближайший к нему тролль наморщил лоб:
— Зачем? Чтобы съесть их?
— Нет, чтобы вывести наружу.
— То есть типа барбекю?
— Прошу прощения…
Тут Гасподу снова врезали ногой по башке.
— Ты посмотри на него, может, он опять детей нашел? Туда-сюда ходит, на улицу зовет. Он ведь умный пес.
— Пойдем, разберемся, — сказал первый тролль.
— Здорово. Давненько я не…
— Слушай, есть людей в Голывуде категорически запрещено. Это создает нам дурную репутацию! Кремневая Лига по Защите Троллей тебя в порошок сотрет.
— Точно, а так ведь можно премию получить или ценный подарок.
— ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ…
— Правильно! А потом, если мы спасем детей, это будет… это будет… создание положительного имиджа тролля, хороший, как его, публичный рилейшн.
— А если никого не спасем, в конце концов можно сожрать пса, правильно?
Трактир опустел. В нем остались лишь вечные облака дыма, котлы с плавящейся троллевой снедью, Рубина, лениво соскребывающая застывшие остатки лавы с мисок, а также мелкий, изъеденный блохами, затравленного вида пес.
И этот мелкий, изъеденный блохами, затравленного вида пес пребывал в тяжких раздумьях.
Он пыталась определить разницу между «выглядеть Чудо-Псом» и «быть таковым».
— Вот паскудство, — наконец подвел итог пес.
Виктор помнил, что в детстве очень боялся тигров. Напрасно взрослые убеждали его, что в радиусе трех тысяч миль никакого тигра не может быть в помине. Маленький Виктор задавал вопрос:
