Андрей Белянин - Ангел быстрого реагирования

— Чудо не совершилось. Свет в окне погас.

— Пошли выпьем,— предложил Эрос с душераздираю­щим вздохом.— Я раньше понятия не имел, как тяжело быть человеком. Будь у меня крылья...

— Шшш!..— Фанес сжал его плечо. — Есть чудо!!

В вечерней тишине щёлкнул замок и раздался скрип старых дверных петель. На каменные ступени выскочил огромный косматый пёс и сбежал вниз, постукивая когтя­ми. Он начал с энтузиазмом обнюхивать окружающую сре­ду, а потом задрал лапу около каменного столбика. Вслед за псиной из плохо освещённого подъезда появились ещё две фигуры. Мужчина и женщина.

Эрос сорвался с места, точно его укусили. Проверка личностей заняла две секунды, приближение к «объек­там» — ещё две.

— Чем могу служить? — поинтересовался мужчина с лёгкой тревогой, увидев скупо одетую девицу с вытаращенными глазами, а за её спиной — парня со столь же блужда­ющим взглядом и перекосившимся галстуком. Он заботли­во взял под руку свою спутницу, почти незаметно загора­живая её своим телом от потенциальной опасности. Пёс присел на дорожке, наблюдая за происходящим.

— Э-э-э... Н-не знаете ли вы телефон вызова такси? М-м-м... мы тут... приезжие и...— запинаясь, произнесла девица, глядя на белую тросточку в руке женщины. Слепая чуть улыбнулась, устремив глаза в пространство.

— Девять один, девять два,— ответила она.— Но такси сюда заезжают очень неохотно. На Широкой им будет лег­че развернуться.— Она показала пальцем направление.— Это следующая улица.

— Спасибо. Доброго вам вечера.— Девица продемонст­рировала зубки в деланой улыбочке, схватила спутника за рукав и грубо потянула за собой по направлению к набе­режной Мотлавы.

— Уфф... Конец. У меня точно статер[11] камней с души спал.— Фанес глубоко вздохнул, опершись локтями о ка­менный барьер над каналом.

— Конец... — мёртвым голосом повторил Эрос, уставив­шись в тёмную воду.— Я... я не мог.

— Что?!

— Не мог,— ответный стон.— У него сороковник за спи­ной, она слепа... А тут вдруг любовь. Это же как дар с неба. Ну не смог я...

Фанес слушал его с вытаращенными от ужаса глазами и отвислой челюстью. Временно он даже онемел. Эрос под­нял лицо к небу и с бешенством заорал:

— Чихать я хотел на такие правила, слышишь?! Чихать! Это несправедливо! НЕСПРАВЕДЛИВО!! Я — Бог Любви, а не ра... раз-во-дов... — У него перехватило горло, и Эрос вдруг громко расплакался.— Я уже не могу-у-у...

Фанес стоял будто парализованный. Эрос осел на ка­менное основание барьера и жалостно рыдал, закрывая лицо ладонями. Поздние прохожие с изумлением оглядывались на необычную сцену. Кто-то неприязненно про­комментировал:

— Посмотри только, похоже, он её бросил, скотина... Только этот комментарий вывел Фанеса из ступора.

— Ради титек Амалтеи, не устраивай тут представления!

— Нена-видишь меня, правда? — прорыдал Эрос.

— Пока я слишком потрясён,— возразил Фанес, роясь по карманам в поисках платка.— А потом, вполне возмож­но, начну тебя мучить и пытать. Вытри нос и перестань ре­веть. У тебя тушь поплыла.

— Уй! — Эрос вытянул из сумочки зеркальце и стал раз­глядывать себя при свете уличного фонаря.— Проклятые бабские гормоны.

Фанес торопливо размышлял.

— Ладно, ещё не всё потеряно. Они пошли выгулять.

Походят и вернутся домой, а тогда мы...

Эрос молча вынул свой мобильник и швырнул его в Мотлаву. Послышался всплеск, по тёмной, маслянистой поверхности воды побежали круги. Бог Любви махнул ру­кой в сторону Врат Святого Духа.

— Иди...

Фанес с шипением выпустил воздух.

— Тебе кто-нибудь уже говорил, что ты страшен?

— Все мои бывшие,— ответил Эрос, хлюпая носом, а потом, громко трубя, высморкался в платок.

Неожиданно Фанес начал истерично смеяться.

— Ты невыносимо страшен, и за это я тебя люблю.

Гданьский Длинный Тарг в четыре утра, как обычно, был пуст, безлюден и лишен даже голубей. Единственный представитель местной кошачьей богемы сидел на балюст­раде, окружающей площадку, увенчивающую лестницу в Артуров Двор, и с жадностью поедал кусочки лосося с ла­дони Эроса.

— Слушай, зачем ты обманываешь кота? Ведь это не настоящий лосось,— заметил Фанес, наблюдавший за дейст­виями приятеля.

— А ты только посмотри, как он счастлив,— возразил Эрос, почёсывая за ухом размурлыкавшегося в экстазе ко­тяру.— Который час?

Фанес посмотрел на часы:

— Четыре ноль шесть...

— Последние мгновения относительной свободы. Ин­тересно, кто примет наши регионы.

— Четыре ноль семь...

На этот раз посланец обошёлся без специальных эффек­тов. Он попросту явился на площади, точно так же сияю­щий и безукоризненный, как и сутки назад. Рядом с небри­тым Фанесом и не до конца отмытым после великого рыда Эросом он выглядел столь же реалистично, как герой ка­кой-нибудь компьютерной игры. Окинув обоих провинив­шихся тяжёлым взглядом, он вытащил из складок своего одеяния свиток пергамента.

Боги переглянулись с иронией.

— У Шефа диктофон испортился? — бросил Эрос.

— Без нахальства, язычники! — огрызнулся ангел, раз­ворачивая рулон.

— Ладно, ладно, читай свой ср...ный приговор. У нас же не целый день в запасе.

Ангел откашлялся и начал громко читать:

— Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не за­видует, любовь не превозносится, не гордится...

— Ну ясно, Священная Книга, просто отказать себе не мог,— вполголоса буркнул Фанес, подталкивая приятеля локтем.

—...не бесчинствует... Кхм... Кхм... — продолжал ангел, с неодобрением поглядывая на одеяние Эроса.— ...не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется не­правде, а сорадуется истине[12]. Конец.

Он свернул рулон и снова спрятал его.

— Э-э-э... И это всё? — спросил Фанес.

— Да.

— Понимаешь, мы ведь всего лишь простые жители Эл­лады. И вместе с нашими бесписьменными родственнич­ками ещё только тысячу лет назад коптились в жертвенном дыму. Может, ты бы просветил нас, простачков? — сарка­стически предложил Эрос.

Посланец «верхов» скривился, точно лимон надкусил.

— Да, понятно, Его Святейшество Абалидот слишком полагался на ваш ум и понимание метафор. Другими слова­ми: вы попали под амнистию. Вы свободны.

— Не будет никакого хора? И никакой Гренландии? — переспросил для верности Фанес. Эрос, стоя рядом с ним, с трудом удержался от восторженного пристукивания каблу­ками.

— К сожалению. Его Святейшество узрел в вас запасы милосердия и христианской любви к ближнему. Из этого я делаю вывод, что его око прозорливее моего. Аминь.

С этими словами ангел исчез, не оставив ни малейшего следа своего пребывания.

— YES! YES! YES![13] — крикнул Фанес, воздевая к небе­сам кулаки...

Гданьский Старый город в пять утра начинает просыпа­ться. Первые голуби расправляют крылья. Перед Артуро­вым Двором стоят, держась за руки, мужчина и женщина. О ноги женщины трётся кот, а сама она неуверенно огляды­вается по сторонам.

— А что я тут, собственно, делаю?

Она всматривается в своего спутника, который только потерянно качает головой.

— Странно, я совершенно трезв, а ничего не помню.

— А зовут-то тебя как?

— Анджей.

— Очень приятно, Эвелина.

— Похоже, мы хорошо погуляли. Отвезти тебя домой? Я оставил машину на парковке около банка.

— Конечно. Спасибо.

Пара удаляется прогулочным шагом. Одинокий кот по­бежал было за ними, но потом, разочарованный, переду­мал. На лосося рассчитывать явно не стоило.

На вершине башни Моряцкого костёла стоят двое моло­дых людей. Они очень похожи друг на друга: идеально сложённые, мускулистые тела, кожа покрыта золотистым загаром и копна кудрей цвета бронзы вокруг лиц с класси­ческими античными чертами. На одном голубой хитон и сандалии, на другом — вылинявшие джинсы до колен и кеды. За спиной у них внимательный наблюдатель смог бы разглядеть туманные радужные крылья, едва заметные при дневном свете.

Эрос легко вскочил на барьер и развёл руки над пропа­стью.

— О-го-го! Я король мира!

— Ты понимаешь, что ведёшь себя по-детски? — рас­смеялся Фанес.

— Да! Но я должен был так сделать. Иначе это не давало бы мне покоя следующие сто лет! Не позволю, чтобы ка­кая-то глупая башня такие шутки со мной проделывала! Нету у меня акрофобии! Я летаю! — И золотистый Бог Люб­ви в обтрепанных джинсах кинулся в воздух, точно пловец в воду.

— Летает, болтает, всё в ажуре,— прокомментировал Фанес, пускаясь за ним следом.

В укромном закутке под аркой Зелёных Врат страстно целуются двое городских полицейских.

— Только я не педик! — предупреждает один, оторвав­шись на мгновение, чтобы перевести дыхание.