Антон Антонов - Меч Заратустры
То активистка той же полиции, которую ставили всем в пример, попадалась в костюме Евы под кустом в объятиях пары дикарей разного пола – и это при живом муже.
То член городского совета по жаре являлась на заседание в бикини и пляжных тапочках и встречала претензии коллег недоумением – ведь все требования Кодекса строителей цивилизации соблюдены. Она одета вполне прилично и даже обуться не забыла.
Правда, когда эту женщину с треском выгнали из совета, ее стали замечать на пляжах уже без бикини.
Новая буря возмущения прокатилась после того, как она первой из всех рискнула явиться в таком виде на городской пляж.
Тут уже встал вопрос о ее изгнании из города вообще. Но тогда пригрозила забастовать больница, в которой она работала психиатром. А больница была единственная, и несмотря на повышенный иммунитет населения и отменное здоровье широких масс, город не мог обойтись ни без больницы, ни без психиатра.
Возмутительница спокойствия как раз занималась важнейшими исследованиями в области массового и индивидуального гипноза.
Возникло подозрение, что охрана пропускает террористов к нефтяным колодцам под гипнозом. И под гипнозом же некоторые горожане, особенно подростки, ни с того ни с сего уходят к экологам и дикарям.
Надо было найти способ с этим бороться, а женщина-психиатр была единственным в Новгороде специалистом по этой проблеме.
Изгнать ее – означало поставить на исследованиях крест. Но коллег и соседей одолевали сомнения – уж не попала ли она сама под влияние таинственных гипнотизеров?
Однако все эти мелкие недоразумения президент Гарин воспринимал болезненно, но спокойно.
Хуже было другое.
Горели нефтяные колодцы.
Из четырех подожженных удалось потушить один. Мобилизовали множество людей, навалились всей массой и завалили пожар землей.
Но теперь никак не могли снова докопаться до нефти. И даже специалисты начали сомневаться, имеет ли смысл тушить остальные. Такое впечатление, что это напрасный труд.
И как будто мало этих проблем, так еще в городе появились разведчики мафии. Сведения о них разнились и Гарин никак не мог выяснить, кто их послал – Тунгус или дзержинцы. Но подозревал, что и те и другие.
Организованные преступные группировки никак не могли обойти своим вниманием новый очаг цивилизации. И тут уже общественной полиции нравов стало совсем не до нудистов и целующихся парочек.
Дело шло к ее слиянию с обычной полицией. А между тем падение нравов в Новгороде развивалось со скоростью тропического урагана.
Дикари и сектанты всех мастей, признавшие Новгород за лакомый кусок, обосновались прямо у границ городской черты, и гонять их было бесполезно. Они привыкли кочевать и могли кружить около города бесконечно.
А их разлагающее влияние было столь сильным, что попытку внедрения морального кодекса строителей цивилизации можно было считать провалившейся по всем статьям.
Стихия разрушения настигла Новый город, и президенту Экумены нечего было ей противопоставить.
Куда нам против природы…
68
Первое, что удивило королеву Жанну в ее неравном бою против четырех мужчин с восемью мечами – это то, что ее противники только оборонялись.
Они легко отбивали все ее выпады, но сами даже не пытались атаковать.
Любой из них каждую секунду мог ее убить. Хватило бы одного удара в спину.
А если они были такие джентльмены, которым стыдно убивать дам в спину, то лишь немногим труднее было заколоть ее в грудь.
Но они играли с королевой, как кошка с мышкой. Или хуже того – как четыре кота с одним маленьким мышонком.
И это было для нее невыносимо обидно.
Уж лучше бы ее убили сразу!
Но ее, похоже, вообще не хотели убивать.
Зато трижды пытались схватить или дотянуться рукой до ее шеи, чтобы усыпить.
Но убить разъяренную фурию было гораздо проще, чем захватить живой и невредимой.
Жанна прижалась спиной к широченному дубу – на вид лет пятисот, а на самом деле максимум годовалому. И теперь ее противники могли нападать только спереди.
Понятно, что Жанне некогда было даже приглядеться к лицам врагов. Но все-таки нельзя было не заметить, что под черными капюшонами у них есть еще и маски, а под ними вовсе не видно лиц.
А Жанна билась с открытым забралом. Вернее, вовсе без забрала и без доспехов. Ее защищала только тонкая ткань.
Она не участвовала в оргии, и бросилась в бой в парадном белом платье, которое надела ради брачной церемонии.
В этом платье было неудобно скакать верхом, и Жанна еще в начале пути разодрала подол до бедра. Но это не сделало одежду более удобной для боя.
Но она продолжала драться.
Сдаваться на милость победителя было не в ее духе.
Она даже не думала о спасении – хотя шанс был. Если соратники сбросят крестоносцев с хвоста и вернутся за нею, то баланс сил изменится, и тогда…
Но королева не просчитывала варианты. В ее голове вообще не осталось никаких мыслей. В мозгу кипел адреналин и ярость придавала сил.
Но силы утекали быстрее, чем развивались все другие события, способные повлиять на исход этой схватки.
И кончилось тем, что пальцы королевы безвольно разжались и меч вылетел из ее руки.
69
Исход крестоносцев из Москвы тянулся больше суток. Дзержинцы ворвались в город буквально по пятам крестоносного арьергарда, но буфером между ними встали кремлевские спецназовцы.
Они на какое-то время задержали дзержинцев в восточной части города, в то время как белые воины Армагеддона утекали из западной.
Потом бои перекинулись в центр, и в гостинице «Украина» забеспокоились. Тут остался только понтифик Петропавел с частью своей гвардии и охрана резиденции, представленная худшими из худших крестоносцев.
Чувствуя, что толку от этой братии не будет, понтифик собрался уже было вернуться в свой личный дворец на Красной площади под охраной лучших сил спецназа. Но оказалось, что боестолкновения идут уже на ближних мостах и проникнуть в центр города практически невозможно.
В больном мозгу понтифика это сообщение трансформировалось в весть, что турки перешли в контрнаступление и отбили проливы обратно.
В эти дни Петропавел стал совсем плохой. То он видел себя в Риме, то в Константинополе, а один раз и вовсе угодил в Иерусалим и потребовал, чтобы ему сплясали хава-нагилу и проводили к стене плача.
Понятно, что руководить обороной резиденции Белого воинства Армагеддона ему в таком состоянии было трудно.
Охрана отправила гонцов вдогонку императору, но пока они добрались до места его ночлега, Лев это место уже покинул.
Он спешил на соединение с великим инквизитором Торквемадой, еще не зная, что Магистр трибунала уже забыл и думать о прежних раскладах.
У него в плену сама Орлеанская королева – ему ли мечтать о большем.
Еще не вошел в силу третий день похода, а Торквемада уже собрался с добычей назад, в охваченную огнем и насилием Москву.
Тем более, что гонцы с паническими сообщениями, не найдя императора, наткнулись на боевое охранение черных монахов.
Теперь у него было не одно, а целых два оправдания на случай, если кто-то спросит, почему он прервал поход. Одно из них – бесценная добыча, а другое – оборона резиденции и священной особы Вселенского понтифика.
Из сумбурных показаний очевидцев Торквемада сделал вывод, что большая опасность резиденции пока не угрожает. Кремлевцы и дзержинцы бьются в центре города, а сатанисты жгут север и кучкуются вокруг Останкина. Кто-то сказал им, что сатанофобы собираются поджечь последний зримый символ сатанизма в Москве – башню, которая есть не что иное, как фаллос Вельзевула, воплощенный в камне.
И Торквемада не сомневался, что дальше все пойдет по накатанной колее.
Как бы сатанофилы ни защищали башню, она все равно загорится.
Но это нисколько не беспокоило великого инквизитора.
У него были другие планы, и Останкинская башня не имела к ним никакого отношения.
70
Когда Жанна очнулась, ее окружали уже не четыре противника, а в десять раз больше. И все они были в одинаковой одежде, которая вполне подошла бы сатанистам.
Длинные черные кимоно, перешитые на скорую руку в балахоны с капюшонами. Отбросить капюшон – и получится чистый самурай. Надеть – вылитый монах. Заправить полы в брюки – и не отличишь чужака от боевика из армии сатаны.
Даже мечи они носили по-разному. Кто-то по-самурайски за спиной, а кто-то – по-европейски на поясе. А у некоторых вовсе не было мечей.
И у Жанны меча теперь тоже не было. Его крутил в руках невысокий человек, лицо которого в профиль скрывал капюшон. Но из-под него выбивалась прядь волос, а значит, маски уже не было.
– Хороший мастер, – сказал он, заметив, что Жанна открыла глаза.
