Ольга Болдырева - Как раздать долги
Элли согласно шмыгнул носом и попытался спиной изобразить степень своего разочарования в эльфийке. Габриэль, воспринявшая все случившееся немногим лучше, потрепала ангела по волосам и, сев рядом, обняла своего спасителя за плечи. Азраэль на это никак не отреагировал — царапины на щеке он тоже не стал заживлять.
— Не злись, — попросила Светлая княгиня, — просто это было сложновато.
Алир несколько нервно рассмеялся, вспомнив оное «сложновато»: дамы рвались обратно на крышу, пинаясь, ругаясь, требуя немедля все исправить и вернуть им Габриэля живым и невредимым. Хорошо, сил Тани хватило на то, чтобы окружить свою квартиру непроницаемым коконом и активировать защиту Пресветлой Алив. Так что дальше балкона никто никуда не прорвался. Зато какой-то счастливый прохожий лишь чудом избежал знакомства своей макушки и цветочного горшка. Вообще-то его планировалось разбить о голову Алира, но того из-под удара успел спасти эльф, за что теперь и расплачивался, скрючившись в ужасной позе.
— Габриэль пошел на это вполне осознанно, — все так же из-под стола заметил Ририэль, не спеша покидать надежное убежище: эльф прекрасно понимал, что стоит только высунуть хоть краешек уха, его немедля вытащат под свет люстры целиком и начнут мучить.
— Только нас, как обычно, не предупредил. — Светлый император потер фингал под левым глазом и охнул от боли: огромный, темно-фиолетовый кровоподтек медленно расползался на всю половину лица. — Хотя нет, почему-то ты обо всем знал. И Элли!
— Чуть что, сразу Элли, — набычился ангел. — Наверняка милорд предвидел, какую вы коллективную истерию закатите, вот и решил напоследок нервы поберечь. Тогда бы мы и князя лишились, и этих двоих не спасли…
Азраэль, конечно, не злился, делать этого он просто не умел, учиться не собирался и в очередной раз недоумевал, зачем устраивать такое представление. В сознании робко стучалась мысль, что обычно, когда теряют кого-то близкого, примерно так себя и ведут… но мы же знаем, что Элли был очень оригинальным созданием, поэтому единственная боль, которую испытывал ангел, была физической и концентрировалась вокруг повреждений, нанесенных Анабель и Габриэль.
— Хоть бы поблагодарили, что ли, — жалобно протянул он, раздумывая над тем, как бы на все это отреагировала Хель, которая, переместив Анабель, поспешила обратно на крышу. Вряд ли творец приняла бы спокойно вместо «спасибо» выдранный клок волос из ее и без того неровно остриженной шевелюры.
— Угу, — согласилась Габриэль, не выпуская ангела из своих объятий и сжимая так, будто считала чем-то средним между большой подушкой и плюшевым медведем. — Грустно… — призналась девушка, — я его подвела. Была бы чуть-чуть сообразительнее — никуда бы не сунулась. Но вроде ответственность, и спасти всех хотелось. Эх!
А вот Анабель грустной не была. Эльфийка находилась в состоянии ярости. Первые двадцать минут она в бешенстве металась по комнате, громко рассказывала присутствующим о том, что она сделает с Гэбриэлом, когда сможет дотянуться до него. Наверняка в этот момент Отступнику икалось так, что и половина всего перечисленного показалась бы щекоткой. Затем Темную княгиню поймали, усадили на стул и напоили успокоительным. Анабель перестала ругаться как сапожник, на пару минут прикрыла глаза, будто пыталась что-то решить. Сейчас она, явно придя к какому-то решению, сверлила мрачным взглядом столешницу, под которой скрывался Ририэль. Но наклоняться и вытаскивать остроухого сородича пока попыток не предпринимала.
— Надо же! — вдруг воскликнул Алир, заставив всех подскочить, а Ририэля еще и глухо стукнуться макушкой о дерево и тоскливо вздохнуть. — Казалось, недавно моей самой большой мечтой было увидеть смерть Темного князя. Только этим и жил, ничего бы не пожалел ради такого.
— Предлагаешь отпраздновать? — недобро уточнила Анабель.
Впрочем, к ее безграничному удивлению, она в этот момент тоже вспоминала постоялый двор в Риенсе. Эльфийка помнила неудобную кровать с тонким матрасом, дверь в комнату, которая скрипела настолько отвратительно, что казалось — проще пользоваться окном как выходом. На самом окне застиранные, серые занавески, позволяющие лунному свету падать прямо на лицо и вместе с веткой дерева, вкрадчиво царапающей стекло, мешать спать. А еще ужасный гул из общей залы и запах пыли и старого, чуть-чуть подгнившего дерева. В тот самый момент, когда Габриэль, притворившись проводником, приставал к их команде, она перебирала походную сумку и думала о том, что им обязательно должно повезти.
И уж точно не могла вообразить себе такое будущее.
— Отпраздновать? Что? — Таня, только что вернувшаяся в квартиру, недоуменно нахмурилась. Из-за доброй сотни слоев магической защиты дочери творца пришлось воспользоваться обычной дверью. Надо полагать, настроения ее это не улучшило, поэтому на всех она смотрела волком, явно не одобряя того, что кто-то решил праздновать, пока она сбивает ноги, узнавая последние новости.
— Забудь, это так, от нервов, — махнул рукой Алир, понимая, что они говорят какие-то ужасные глупости, вместо того чтобы попытаться найти решение проблемы. — Что происходит в мире? Может, нам безопаснее вернуться к себе? У меня там целая империя, между прочим, у Анабель теперь тоже. И еще дети.
Таня покачала головой, затем передвинула чудом уцелевший стул на середину комнаты и устроилась на нем, довольно вытянув ноющие ноги.
— Ваш мир для Отступника — песочница, в которой он лепил куличики. Без Габриэля сломает защиту и даже не заметит, что что-то пыталось его остановить. И никто не поручится, что, забрав в качестве утешительных призов Анабель и Натаниэля, Гэбриэл не решит расквитаться с еще одним творением, повторив недавний номер на бис. Что-то у него явная мания разрушения того, что он сам создавал с неимоверным трудом. Собственно, за этого его и изгнали.
— Может, он думает, что так исправит собственные ошибки и его примут обратно? — наивно предположил Ририэль скорее всего потому, что сам бы поступил так.
— Это Хель-то? — не к месту расхохоталась Таня. — Она не простит Гэбриэла, даже если тот самоубьется у нее на глазах. И остальные помнят, какой ценой было остановлено его восстание. Не-э, Отступнику нет дороги обратно в Поколение. Так что скорее это обычная месть за то, что его «игрушки» выросли из своих кукольных домиков, нашли способ стать настоящими, все это время жили и мечтали, пока он скрывался, оставшись наедине со своим поражением.
— Звучит невесело, — тихо заметил Алир.
— Хочешь посочувствовать?
— Разве что на поминках Отступника…
— То есть вы хотите сказать, что мы ничего не можем с этим сделать? — Анабель с силой сжала кулаки, будто бы в красках представляла, как душит Гэбриэла.
— Нет, почему же? Очень даже можем! — добрая улыбка Элли была устрашающей… и многообещающей.
Ночь выдалась жаркой.
И отнюдь не только из-за температуры, бьющей все рекорды.
Как только договор о невмешательстве перестал действовать, Поколение ударило так, будто бы их мир уже рушился. И естественно, вся мощь и гнев творцов достались ни в чем не повинной крыше. Та оплавилась словно свеча, явив миру огромные прорехи, сквозь которые можно было рассмотреть квартиры людей, живших на верхнем этаже. Сам же Отступник был таков — глупость уж точно не входила в перечень его недостатков. И Гэбриэл понимал, что сейчас не сможет тягаться с разозленными родичами. Он показал себя во всей красе, доказал, что даже Бездну можно переиграть, выбравшись из ее глубин, устроил знатный переполох и поспешил ретироваться.
Так что в данный момент творцы латали крышу, восстанавливая разрушенное жилище, изменяли память свидетелей и стягивали все имеющиеся силы, предчувствуя новое восстание. Существа, наделенные даже малой толикой дара, ощущали, как дрожит их реальность, пропуская через себя гигантские потоки магии.
Сам же Отступник тихо и мирно спал в надежном убежище, свято уверенный, что никто во всей множественной вселенной не сможет найти его. Конечно, его план удался лишь на семьдесят процентов от задуманного. Но он был весьма и весьма доволен полученным результатом. И в своих снах Гэбриэл видел низвергнутых творцов, их создания, растворяющиеся в Хаосе, народы, склоняющиеся перед ним. Но это мелькало короткими, смазанными кадрами и почему-то не приносило ни капли удовольствия. Еще мужчина видел свой маленький мир, который больше не принадлежал ему. Дом, мастерскую. Жену… Иногда он думал, как бы изменило извилистое русло время и куда бы направило свои воды, если бы он оставил свои эксперименты. В конце концов, жажда создавать и экспериментировать Гэбриэла (каковой не был наделен более никто из Поколения и которая стала его проклятием) поддавалась контролю. Он мог творить что-нибудь обычное из глины или грязи, подобно своим братьям и сестрам, по чуть-чуть расширять крошечную реальность, не думать о мести и том, что его несправедливо изгнали…
