Андрей Белянин - Ржавый меч царя Гороха

- Нет, Мить, с особами царского рода мы вы­нуждены обращаться иначе, - вежливо поправил я. - Сажай гостью в угол между мной и главой экс­пертного отдела. Мы её чаем с блинами откармли­вать будем.

- Мучного не ем, - разом насупилась Марьяна.

- Потолстеть боитесь? Да бросьте, какие ваши годы!

Царевна фыркнула, повела носиком и тоже ре­шила, что годы действительно ещё никакие.

- Ну, может, один и съем... Для приличия, -деликатно пробормотала она, а потом как кину­лась на блины, умяв первую горку с такой скоро­стью, что любой Карлсон бы нервно покуривал в уголке. И это, граждане, был только разогрев...

- Изголодалась, видать, в Кощеевом царстве, сиротинушка, - жалобно вздохнула Баба-яга, по­додвигая вторую тарелку с блинами. Домовой у печки трудился уже в три сковороды...

Минут через двадцать в отделение ворвался не­большой конный отряд боярской гвардии во главе с царём Горохом. Царь был в ночной рубашке, пли­совых шароварах, тапках без задников. Лицо во­рвавшегося в горницу государя было бледно с чела, красно в щеках, черно под глазами и с мягкой синюшностью в области носа. Новогодняя палитра советского Деда Мороза, одним словом...

- Где?!  Где  моя  ненаглядная?  Марьянуш-ка-а! - Царь широким взмахом отодвинул меня в угол. - Иди я обниму тебя по-братски!

- Никуда я не пойду. - Царевна ловко задвинула в объятия Гороха обалдевшую от таких ласк бабку.

Надёжа-государь, мягко приподняв мою домо­хозяйку, пересадил её на лавку, поближе к само­вару.

- Милая сестрица, пойдём же из отделения до дому до хаты!

- Деспот ты, сатрап и вообще... как это... ти­раннозавр!

- Смилуйся, они ж все вымерли...

- А ты остался-а!

Мы не вмешивались, мы их слушали. И надо признать, что столько эпитетов в адрес всеми лю­бимого царя-батюшки никогда не слышали. Чест­но говоря, в паре моментов это было чисто эстети­ческое наслаждение...

- Ты всегда меня третировал! Я не хочу и имею чисто человеческое право не хотеть! Мало ли где у тебя по географически-политическим планам за­чесалось?!

Не знаю, как Яга, а лично я пересел с чашкой чая в уголок и от всей души искренне наслаждал­ся опущением своего постоянного работодателя куда-то значительно ниже полуподвала. Горох краснел, бледнел, шёл пятнами и не знал, куда деть глаза, пока его троюродная сестра лепила на­шему владыке всё, что она о нём думала, прямым текстом, без извинений и экивоков с намёками на тухлую толерантность. Я перечислять не буду, мне оно не надо, а вы вправе включить фанта­зию...

- Всем цыть! - неожиданно подняла голос Ба­ба-яга. j- Мне все ваши взаимные упрёки слушать без радости. Давайте-ка вы к себе возвернётесь и там продолжите. А вот непосредственно по работе

отделения у кого-нибудь претензии есть? Объя­вись, мазохистушка...

Добровольно, как вы понимаете, никто не от­кликнулся. Ну, собственно, это и правильно. Марьяна высказала Гороху примерно половину того, что бы сказал я сам, будь у меня время и настрое­ние. Ну и ладно, главное, что буквально через пару минут я заметил, что троюродная язва нашего го­сударя тихо заткнулась и уставилась в окно...

- Вот, Христом Богом клянусь, что ни сном ни духом даже... Ну почти... Я ж не мог предполагать, что ты с Кощеем заодно порешишь,.. Эй? Я, вооб­ще, к кому обращаюсь?!

А вот это по большому счёту уже и не важно. По­тому что Яга ткнула меня острым локотком в бок, чтобы я перевёл взгляд в нужную сторону. Туда, где во дворе нашего отделения на белом коне, подбоченясь, сидел неизвестный мне боярин в парад­ных доспехах воеводы царской гвардии. Молодой и красивый парень лет двадцати пяти, с короткой русой бородкой и голубущими глазами в обрамле­нии длинных ресниц. Так вот на кого она устави­лась...

Ну а мне в принципе было достаточно одной ми­нуты, чтобы понять очевидное: в сравнении с этим роскошным красавчиком у бедняжки Марьяны просто не было ни малейших шансов. По крайней мере, пока государь не проследил её взгляд и не хи­хикнул:

- Ты чего это, сестричка? Мишку Медведева заметила? Да плюнь, у него, кроме внешности, ни ума, ни амбиций, ни...

Я встал и своей рукой, без малейшего пиетета, заткнул рот царю Гороху. Тот было взбрыкнул, пытаясь меня укусить, но...

- Ни ума, ни амбиций, только внешность, - выразительным шёпотом напомнил я.

- А... э... Марьянушка, - довольно быстро со­риентировался государь.  - Дак я впредь против твоего сердечка отродясь идти не посмею. Кто тебе люб, тот и мне зять! Хочешь, познакомлю?

- Что? Ах, с ним? Как можно, он же... красав­чик какой, право слово...

Ну, как вы понимаете, в принципе на этом мож­но было бы и ставить точку. Бесы были отправлены нами по этапу и, сколько мне известно, неплохо устроились на Сахалине. Я их не осуждаю, они своё получили и срок мотали честно, учитывая, что там, под боком у Японских островов, Кощею их уж точно никак не достать.

Скандальный дьяк Филимон Груздев за скло­ки, организацию беспорядков, народные волне­ния, провокации, бегство из-под стрелецкой стра­жи во время похода в туалет и вообще неподобаю­щее поведение был наказан отцом Кондратом при­людным покаянием и суровой епитимьей в виде двух недель молитвенного бодрствования на ста­ром кладбище у мнимой «могилы участкового». Меня за «воскрешение» полностью помиловали, даже к церковному порицанию не приговорили. Кощей, как вы понимаете, так ни разу и не объя­вился, хотя сомневаюсь, что смыло его надолго и навсегда.

Потом, к общей радости, сразу все трое женихов заявились уже к вечеру. Правда, один связанный и с набитой мордой, но зато граждане Бельдым-бек и Павлиношвили были полностью оправданы перед лукошкинским законодательством. А по этому прибалту всё равно давно тюрьма плакала, так что тут тоже всё честно.

Меч-кладенец торжественно вернули в подвалы. По большому счёту пользоваться его способностью к увеличению в разы нам нужды не было. О чуде мо­его «воскрешения» народ забыл удивительно бы­стро. Возможно, потому, что факт разрубания ме­чом моста и спихивание в реку гражданина Бес­смертного показалось простым людям куда более зрелищным. Да и каждый же потом уверял, что са­молично участвовал в борьбе против Кощея, кула­ками махал, ругался или язык ему показывал. Я, честно говоря, и сам постарался всё побыстрее за­быть - кому приятно вспоминать собственные по­хороны...

Однако хуже всего, что наш беспросветный уго­ловник ничего не забыл и купание в тяжёлых до­спехах в речке навело его на мысль о плавсредстве. Но это я чуток забегаю вперёд, к следующей исто­рии, а пока мы сидели в горнице за чаем и пыта­лись ставить последние точки в этом шумном, на­сыщенном нешуточными страстями деле...

- Бабуль, так кто, по-ващему, бесов нанял?

- Известно кто, Кощеюшка.

- Мм... Я имел в виду их контакты здесь, в Лукошкине. Если гражданин Бессмертный опасается сюда соваться, значит, ему нужен резидент. Да и бесы намекали на то, что заказ озвучивала моло­дая девушка...

- Никитушка, - даже обиделась Баба-яга, -ты вот куда намёки суёшь, а? Ты знаешь, скока у нас девушек? Уж пожалуйста, без особых основа­ний, по одной тока бесовской брехне, цельный го­род в подозреваемые не записывай. Ить мы ж пока­зания брать замучаемся...

Да, честно говоря, я и в мыслях такого не дер­жал.

Но всё равно, всё равно, всё равно, ощущение не­досказанности осталось...

P.S.

В тот день мы все легли пораньше, а пробужде­ние было весёлым. И виноват в этом... Вы не пове­рите, не петух, не Кощей, а наш кот Васька!

Давайте уж по порядку/Лично я проснулся по первому «ку-ка-ре-ку!», сел на кровати, сладко зевнул с риском вывернуть нижнюю челюсть, спу­стил ноги вниз, сунул в тапки и...

- Мать твою, Васька, сволочь, в зоомагазин без когтеточки, драть тебя некому, подонок, однозначно-о!

Это не то, что вы подумали. Это хуже... Бабкин кот всё-таки расстарался грязно отомстить мне за недавнее обсыпание мукой. Но как он узнал-то?!

- Поймаю, убью. Расстреляю. Торжественно. Перед строем, у забора, с последней сигаретой и за­вязанными глазами. Я ему даже самолично ложку валерьянки налью, прежде чем скомандовать - пли!

- Васенька?! Чтоб тебя... За что?!! - взвыла внизу бабка так, что, наверное, было слышно по всему терему.

- Васька! Сукин ты кот! - почти одновременно взревел и Митин бас.

Хм, получается, это не мне одному подложили по дохлой мышке в каждую тапку? Значит, он не знает наверняка, что это я. На данный момент, судя по шуму и мату, досталось всем. И это отнюдь не значит, что мне пора признаваться. Чёрный кот сделал свое дело, выпустил пар, остальное не так важно, переживём...

P.P.S.

Чего я, собственно, вру? Я же и близко тогда не знал, что у нас будет дальше и что мне удастся пе­режить. Хотелось бы, конечно, выглядеть поум­нее, подогадливее, посообразительнее, что ли...

Но ведь не было же этого, правда? Было как было, давайте уж и дальше будем честными друг пе­ред другом, мне так проще. Тем более что следую­щее дело расставило всё по своим местам. Но хуже всего, что именно тогда я, кажется, влюбился...