Андрей Белянин - Черный меч царя Кощея
— Эх, добрый молодец, да жизня, она, ежели вдуматься, вся обманом полна… — сокрушённо помотал седой бородой словоохотливый старичок. — Вот, помнится, по молодости было дело, послали меня жены братьевы за водой. А зима стояла злющая-а…
Мне пришлось зажать уши ладонями, чтоб его не слушать. Что же, пень горелый, тут происходит? Либо мне указали не ту дорогу, либо я как последний дурак, без карты и компаса, свернул не на ту звезду. А тогда куда ту?
Возможность заканчивать предложения в рифму не радовала. Хотелось большего. Если точнее, то хоть какой-то информации о разыскиваемом мною объекте, понимаете?
— А тут щука и говорит мне человеческим голосом…
Рассказ старика раздражал и убаюкивал одновременно, как бы это ни казалось парадоксальным. Мне совершенно не было интересно, чего он там бормочет себе под нос.
Увы, умение выслушивать всех подряд относится к прямым обязанностям любого сотрудника милиции. Иногда и рад бы послать старого болтуна дальним лесом, столетним мухоморам свои байки рассказывать, но куда денешься, положение обязывает, вариантов нет…
— А она мне: отпусти, мол, Емелюшка-а…
Стоп, что-то крайне вовремя щёлкнуло у меня в голове. Какой такой Емелюшка? Это случайно не тот самый Емеля-дурак из сказки «По щучьему велению»?
— Минуточку. — Я уверенно зажал ладонью рот фиделеобразного старичка. — Вы хотите сказать, что вся эта история реальна? То есть Емеля — это вы?
Бородатый пенсионер старательно закивал.
— Так. Не вырываться. Молчать. Говорить пока буду я. Если вы Емеля, то ваше полное имя Емельян, так?
Старичок так удивлённо округлил глаза, словно бы эта простенькая мысль ему раньше и в голову не приходила.
— Значит, я всё-таки попал по адресу, Емельян — это вы!
— Я?!
— Вы!
— Не, я-то Емелька… — упёрся было дедок, но я поймал его за грудки.
— Даже не спорьте с представителем органов. Скажите лучше, почему Дед Мороз направил меня именно к вам, а не куда-нибудь ещё?
— Мне-то откуль знать?! Я того Морозу отродясь в лицо не видал, мне и на печи тепло…
— Печь… — прозрел я. — Минуточку, гражданин. Как помнится, вы на этой печи из деревни прямо в царский терем проехали. С нарушением всех мыслимых правил дорожного движения, но это пока опустим…
— А чё? А нельзя было? А я мужик тёмный, мне и не сказал никто…
— Дурочку-то не надо включать! — строго напомнил я. — Вам, кажется, ещё у царя предъявили не одно обвинение в наездах на пешеходов и создании аварийных ситуаций. Было такое?
— Ну… может, и было. Дык ведь дело-то прошлое…
— Прошлое, но не настолько. Срок давности по жалобам граждан насчёт ДТП ещё не истёк, — на ходу придумывал я, уже прекрасно понимая, кто передо мной стоит и ЧТО он может.
— Слышь, энто, представитель органов, — опустив глаза и ковыряя лаптем землю, пробормотал старичок Емеля, — так, может, договоримся как-нибудь?
— Что? Взятка? Я вам не какая-нибудь ГАИ, я… Можем и договориться, короче.
— Вот энто по-нашенски, энто по совести, энто по-людски! Чего тебе надоть, добрый человек?
— Совет и помощь.
Дед посерьёзнел и оттопырил пальцем хрящеватое розовое ухо. Я быстро, без лишней детализации, рассказал ему обо всех своих бедах и попросил решающего аргумента в борьбе со Змеем Горынычем. Ну типа не может ли он как-нибудь такое пожелать «по щучьему велению», чтоб у этого фон Дракхена весь его двор медным тазом накрылся, но пленники не пострадали.
— Трудную службу ты мне задал, добрый молодец участковый…
— А в чём проблема? Вы же тот самый Емеля, кто поймал ведром щуку и отпустил её к малым щурятам в обмен на волшебное слово, исполняющее все ваши желания!
— Так-то оно так, — взгрустнул старичок, садясь прямо на землю у плетня. — Да тока щука энта сукой оказалась! Воспитывать меня решила, волшебный дар дала, а тока затем, чтоб я понял, что своей головой думать надо и своими руками счастье строить.
— Минуточку, вы же там вроде по сюжету… — я попытался вспомнить все версии популярной русской сказки, — вы же получили царскую дочь в жёны, поселились во дворце, стали раскрасавцем и даже попросили себе ума-разума. Нет?
— Э-эх, молодёжь…
Старый Емельян пустил скупую слезу. В общем, если не вдаваться в подробности, ум не принёс ему счастья. Он мигом понял, каких средств требует содержание дворца, поставленного, по сути, на чужой территории. Также осознал всю аморальность своего поведения, прекратил все братоубийственные войны, отказался вести политические игры и снял требование любви с царевны.
Она тут же сбежала к другому, вернуть её удалось, а вот заставить любить себя — только под воздействием щучьих чар. То есть на деле мужик быстро осознал, что сам собой представляет лентяя, дурака и полное ничтожество.
Ни любить, ни уважать его не за что, а принимать таким, каков есть, никому не надо. Результат печален, но закономерен — нищее одиночество…
— И знаешь, в чём главная беда? — заключил герой народных сказок, глядя на меня так, словно бы сообщал самую главную тайну мироздания. — Я ж ни разу ничего для людей не сделал. Всё себе, тока себе! Печь — себе, а избу развалил, а людей подавил, а соседские заборы порушил. Царскую дочку — себе, дворец — себе, ум-разум — себе, а хоть одно доброе дело кому — так нет! Обрадовался чародейскому слову, свою волю выше всех поставил, а ежели кто против, так тех взашей!
— Нехорошо, — признал я.
— Нехорошо, — со вздохом поддержал он. — Так что словом щучьим я за тебя твоих друзей спасать не стану. И Змея того казнить тоже не буду. Сам в своих бедах разбирайся, сам свои награды выслуживай.
— Понятно. — Я встал, яростно матеря в мыслях этого старого философа-пацифиста. — Спасибо. Пойду, пора.
— Погодь уже, — раздалось за моей спиной. — Чего разобиделся-то так, ажно из ушей пар валит, а по спине искры бегают, как по шерсти кошачьей. Куды пойдёшь-то?
— На Стеклянную гору.
— Шиш ты на неё влезешь!
— Сам знаю! Вам-то что?!
— А не ори на старых людей. — Старик Емельян наставительно покачал пальцем у меня перед носом. — Гора, она скользкая, самому на неё нипочём не подняться, но я те помогу. Забирай печь!
— Как это?
— Да так, садись, езжай, она с вечеру топлена, до сих пор угли горячие. Печь — вещь древняя, великой силой наделённая, её в доме первой ставят, от неё пляшут, первый шаг в детстве делают, в ней еду готовят да вместо бани парятся, она и лечит, и усталость снимает, и до дому зовёт. А энта ещё и вездеходная!
Я не сразу въехал в то, что мне предлагалось. Неужели именно за этим меня отправил сюда Дед Мороз? Не за волшебным оружием, не за чародейным словом, не за сильным союзником, а за обычной печью? Непонятно как-то…
Меж тем воодушевлённый собственной идеей старичок крепко схватил меня за рукав и потащил куда-то вбок, вдоль плетня. Там, посреди жалких остатков некогда шикарного яблоневого сада, стояла большущая русская печка. Когда-то белёная, а сейчас грязная и неухоженная, с почерневшей трубой, закопчённым зевом и шатающимися кирпичами. Но старик бросился к ней, обнимая, как любимую супругу…
— Вот она, моя красавица, спасительница моя, охранительница и кормилица! Никакого добра я не скопил, все богатства как вода сквозь пальцы утекли, только печка старая и осталася. Забирай, её добрый молодец! Выручай свою любушку да друзей верных из плена вражьего! Небось и меня когда-никогда добрым словом помянешь…
Я обошёл легендарное средство передвижения, сравнимое по известности, быть может, разве что с ковром-самолётом или летучим кораблём. Но если последний мне довелось видеть в действии, то печь…
— Как управляется?
— Голосом. Скажи громко: поверни, печь, направо, поверни, печь, налево, иди, печь, прямо! Всё так и исполнится.
— Думаете, вверх на стенку тоже пойдёт?
— А то нет?! Она ж печка сказочная, вездеходная!
На минуточку я представил себя сидящим на печи с морозильным посохом наперевес и улыбнулся. Не очень похоже на рыцаря на белом коне, прискакавшего спасать прекрасную принцессу из лап злобного дракона. Но у нас ведь и без того всё наперекосяк, все сказки в жизни перемешались, другим боком вылезли, и если исключительно одного классического сюжета держаться, то так и с ума сойти недолго…
— А вы как без печи?
— Я-то проживу, — щербато усмехнулся старичок. — Ты уж только, когда все дела закончишь, прикажи ей: ступай, мол, печь, домой! Она сама своим ходом ко мне и доберётся.
— Но… — Я разрывался между благодарностью и опасением, что Емеля просто замёрзнет этой же ночью.
— За меня не боись, — совершенно правильно трактуя мои сомнения, подмигнул он. — Я ж тут и не ночую, я вона у вдовицы Пантелеймоновны харчуюсь. Да с ней и теплее, чем на печи.
— Понимаю, — покраснел я. — Действительно, о чём речь, дело-то молодое, какие ваши годы?!
