Развод по-темному, или Попаданка познакомится с мужем (СИ) - Вересень Мара
– Гхто? – вопросил невидимка.
Голос был мужской, говорили, зажав нос. Я почувствовала себя зрителем старого пиратского видео-фильма про кунг-фу. Нет… Японского ужастика. Потому что по полу из-за перегородки поползли тоненькие дымные струйки мрака. Может, ну ее, эту работу, пойду, поваляюсь у свекрови в ногах, попрошусь котлы чистить, или в гостиницу горничной. Но, тем не менее, ответила. Как получилось.
– Я… я… я по объявлению,.
– Заикаетесь? – вопросительно прогундосило застенье.
– Нет, – коротко ответила я, отползая в противоположный край стойки, подальше от стелющихся по полу щупалец тьмы.
– Чхиудно! – возрадовался невидимка. – Вы приняты. Немедленно идите сюда и помогите мне тут все собрать.
Часть 3. В темноте и в обиде.
– Лиз, тебе уже четверть века, а ты до сих пор темноты боишься, как маленькая.
– Страхи от возраста не зависят, они просто есть. И я боюсь не темноты, а того, что в ней может прятаться что-нибудь неприятное.
– А если приятное?
Глава 1
— И…а? – осторожно вопросила я во мрак, войдя туда целиком, вместе с сумкой. Она была достаточно ценной, чтобы оставлять ее без присмотра в пустом зале, уже доказала свою боеспособность при свете, а значит и здесь, в этом незнакомом темном месте, пригодится.
Тяжелая бордовая портьера, перегораживающая вход в предположительно складское помещение, сомкнулась за спиной, и мне вспомнилось, как подружка тролила меня за неспособность в одиночку спуститься в подвал или идти зимним вечером через двор без фонарика.
Да, я боялась темноты. Не до панического визга, но в коленках уже образовалась некоторая неустойчивость. Утешало только то, что предположительно где-то здесь находился вполне живой и чихающий кто-то.
“Живой? Уверена? Муа-ха-ха-ха!” – принялось издеваться подсознание. Под ногой что-то хрупнуло, а мрак стал гуще и отчего-то запахло горькой и дурманной ночью на побережье. Или мне показалось? Стресс и не такое с организмом делает. Например, из темно-русых и длинноволосых – кудрявых блондинок. Хотя, что именно там, в моем мире, у меня на голове наворотили, я уже не узнаю. Это здесь я кудрявое нечто в метр с кепкой против прежних ста семидесяти шести.
– Я позвал помочь, а не устраивать еще больший бедлам, – сокрушались в темноте голосом смертельно простуженного.
– Я… я… я ничего не вижу.
– Все-таки заикаетесь, – еще сильнее расстроился мрак и чихнул. Наверняка, уже жалел, что так опрометчиво пообещал мне место.
– Нет, – снова ответила я, старательно пялясь в сторону звука и, на всякий случай, не моргая, и зачем-то призналась: – Просто неуютно чувствую себя, когда темно.
– Это временно, сейчас тьморок, который вы раздавили, рассеется по помещению равномерно, и вы их увидите, они немного светятся.
– Кто? – ужаснулась я, против воли вытаращившись еще больше.
– Не кто, а что. Сферы с закатами. Хотел выбрать один в качестве извинения и просыпал. На свету они портятся, пришлось воспользоваться первым подвернувшимся тьмороком. А поскольку у меня магическая аллергия именно на “южную полночь”, теперь я чихаю, а когда я чихаю, случается что-нибудь неожиданное. Так что руки у меня заняты и мне нужны ваши, чтобы собрать закаты и теперь еще и тьморок “южной полночи”.
У меня уже глаза пересохли и пришлось осмелиться и моргнуть. Ничего не такого не случилось: никто на меня не бросался, не захохотал жутким хриплым голосом и не куснул за лодыжку, только чуть в стороне шумно дышали ртом.
– Разве нельзя зажимать нос одной рукой, а второй собирать?
Сказаное про закаты и морок, осмыслению не поддавалось, и я просто решила принять как данность.
– Я так и сделал, теперь во второй руке нет места.
– Карман? – предложила я.
– Там тоже. В обоих. Я поздно подумал, что сферы нужно будет куда-то сложить, торопился из-за аллергии.
– Выйти не пробовали и что-нибудь от аллергии принять?
– Милочка, вы будто с луны свалились, никогда тьморок не использовали? Он же тянется следом за теми, кто был рядом, когда раздавили капсу... Стойте! Если раздавите еще один…
Шевельнувшаяся я замерла с приподнятой ногой, едва касаясь пола мыском.
– Теперь только ждать, пока развеется, – пояснила темнота.
– Долго? – опасливо поинтересовалась я, стоять было неудобно, опорная нога возмущалась от дополнительной нагрузки.
– Где-то с полчаса, может больше. Теперь сложно сказать, вы раздавили точно такой же второй внутри первого. Ногу можно опустить на прежнее место.
– Вы меня видите?
– Да, но, как бы вам объяснить, очень оригинально.
– В каком смысле? – озадачилась я и тут же принялась представлять некое альтернативное зрение, лишающее одежд, и слегка смущаться. Белье на мне было не сказать, чтобы некрасивое, непривычное: шортики, чей скромный покрой компенсировался полупрозрачной кружевной тканью, и корсетик, довольно удобный. Два комплекта именно этихне платьевбыли в свертке с юбкой и блузкой, который положила мне в сумку служанка леди Даркести.
– Специфика доступного мне зрения в темноте позволяет различать плотные участки человеческого тела. У вас… изящный скелет.
Офонареть, как романтично… Приходите вы на рентген, а доктор вам, милочка, у вас такой богатый внутренний мир, особенно в области таз…
– …такой голос знакомый, – гудел во мраке работодатель. – Как вас зовут?
– Лиза.
– Как интересно, – в гудении добавилось романтишных обертонов.
Он сейчас со мной заигрывает или с моим изящным скелетом? Плевать, как бы узнать, какое здесь жалованье помощникам положено, а к жалованию – список обязанностей. И количество часов в рабочих сутках, а то читали мы про это их дремучее средневековье на лошадной тяге.
– А вы? Уже видите что-нибудь? Уже должны бы…
Действительно, уже и что-нибудь. Пол был усеян бледными, похожими на робких солнечных зайчиков, оладушками разных оттенков розового, малинового и золотисто-оранжевого. Не отвлекал бы, заметила бы раньше. Как иногда чужая харизма глаза застит. Не вижу того, кто говорит, нисколечко, а дурное воображение представляет кого-то вроде “бульдозера”.
Глава 2
За следующие полчаса я узнала, насколько велик склад магазина, научилась различать степень раздражения по тональности гудения сквозь зажатый нос и дойти до ручки. И если сферы с закатами я хотя бы визуально могла различать, то длинные, как пробирки, запаянные капсулы с темнотой, только по окрикам. Я замирала в странных позах и конфигурациях, чтобы не дай кто-нибудь не добавить мглы складу, а начальству – чиха.
– Вон там еще пропустили, в щели, – недовольно гудел голос. – Видите, сияет? Что значит, рука дальше не пролазит? Я же прекрасно вижу, что пролазит. Что мешает? Грудь? Что же там за… объемы?
И вот так:
– Осторожно! Тьморок! Нет! В другую сторону. Как куда девать? В карман себе положите или за пазуху, у вас же грудь вместительная.
И так:
– Что вы копошитесь, так сложно нагнуться и взять сферу из угла? Нет там никакой паутины, здесь магическая очистка, постоянная температура и влажность.
И еще это:
– Оставьте уже ваш… ридикюль. Что вы его за собой таскаете? Можно подумать у вас там алмазный венец Остера Первого. Кстати, там много места? Складывайте пока в сумку, потом возьмете светонепроницаемый мешок и пересыплете.
И в довершение:
– Из кармана у меня тоже возьмите. Нет! Сразу эти, что в руке… О да-а-а-а, как же хорошо.
Помимо уже привычных трубных звуков, слышалось шуршание и поскребывание. Что он там такое делает?
Шуршание прекратилось, а страдатель спросил:
– Что вы так удивляетесь?
– Откуда вы знаете?
– Челюсть подберите, отвесили едва не до пола. Чешется у меня. Везде. Аллергия же. Вы все собрали? Тогда возьмите те сферы, что у меня в карманах. Быстрее, уже брезжит, скоро тьморок спадет. Да подойдите же ближе, я не кусаюсь.
