Александр Бачило - Впеpеди - вечность
— Ну что вы! — черт замахал руками.
Я, краснея, вспомнил, что он читает мои мысли.
— Нас почему-то считают пыточным ведомством. — сказал он. — Это не совсем верно. Мы — ведомство страдательное. Не такое уж удовольствие рвать вам ребра и высверливать зубы, поверьте! Нам важна реакция глубокое раскаяние и страдание с полной отдачей. Кто же другой умеет страдать так глубоко и сильно, как культурный, образованный человек? Никто, уверяю вас! Пролетарии — что? Визжат, и только! То есть, я не хочу никого обидеть и под пролетариями разумею людей неимущих, прежде всего, в духовном отношении. Этих хваленых «нищих духом». Такой будет хоть целый год извиваться на сковородке, а дай ему передышку — тут же пойдет и напьется. И даже не задумается, за что терпел муку!
Черт сердито смял пергаментный свиток и сунул его в карман.
— Другое дело — интеллигентный человек! — голос его потеплел. — К нему не успеешь еще с вилами подойти, а он уже переосмыслил всю свою жизнь, вынес себе суровый приговор истории и, заметьте, исправно по этому поводу страдает! Ну разве не прелесть? Такому человеку мы просто не можем не пойти навстречу.
— В каком это смысле — навстречу? — осторожно спросил я.
— Да в самом прямом! Нам ведь известны и ваши тайные мечтания, и досада, что ничего не удалось успеть при жизни. Почему бы, черт побери, не дать вам шанс?
— Спасибо, — сказал я. — А как это?
— Да очень просто! Прежде всего, давайте-ка уедем отсюда. «Двинем туда, где море огней!» — пропел он. — Вот, как раз, и автобус…
К моему изумлению, послышался кашель мотора, простуженный посвист резиновой гармошки, и грязно-желтый «Икарус»-колбаса гостеприимно распахнул прямо перед нами одну створку двери. Вторую створку, видимо, заклинило, она могла только нервно подергиваться.
— Прошу! — сказал мой вежливый собеседник. — Да не бойтесь, это не «воронок»!
Мы вошли в салон. В глаза сразу бросилось печальное его состояние: не хватало многих сидений, а те, что остались, были изорваны и погнуты. Впрочем, народу в автобусе ехало немного. На задней площадке галдела толпа молодежи, остальные пассажиры расселись по одному, пряча лица в воротники от стылого встречного ветерка. Я только теперь заметил, что стекла выбиты почти во всех окнах, кое-где в рамах чудом еще держались длинные иззубренные языки — осколки. Никого из пассажиров это, по-видимому, не тревожило.
— При наших расстояниях поневоле приходится обзаводиться общественным транспортом! — с затаенной гордостью сказал черт, усаживаясь рядом со мной.
— Откуда здесь автобус? — спросил я.
— С моста упал, — пояснил он не совсем понятно.
Я решил не уточнять.
Пейзаж за окном вытянулся в мутную полосу без определенных деталей, не то из-за тумана, не то из-за головокружительной скорости, с которой летел автобус.
— Куда мы едем? — спросил я.
— Куда-нибудь поближе к центру. Вы ведь ничего еще не видели, кроме нашей промзоны, а в ней повстречать нужного человека очень трудно…
— Какого нужного человека?
— Это уж от вас зависит! — он усмехнулся. — Вам предоставляется полная свобода действий. Ненадолго, конечно, но при некоторой расторопности можно успеть…
— Успеть — что?
— Ну, при достаточной расторопности… — он хитро подмигнул мне огненным глазом, — можно успеть все. Но вам, как я понимаю, еще нужно понять, чего именно вы хотите. Определиться, так сказать, с заветным желанием…
— Зачем это? — не понял я.
— Затем, что мы намерены его исполнить.
Автобус с шипением и скрежетом остановился.
За окном высились белые корпуса, утопающие в зелени обширного парка, окруженного чугунной оградой. По дорожкам парка гуляли люди в пижамах.
— Зубовное, — раздалось в динамике. — Следующая — варьете «Нюрин муж».
— О! У вас и варьете есть! — вежливо изумился я.
Но думал в этот момент совсем о другом.
— Нет, — черт покачал головой. — Совсем избавить вас от наказания мы не можем. Все-таки здесь Ад.
— Понимаю, — поник я.
Судорожно дергавшаяся створка двери, наконец, открылась, и в салон вошла девушка. Ох, привычно подумал я, погибель вы моя, девки. Из-за вас пропадаю… Но до чего же хороша!
— Хороша, чертовка, — тихо подтвердил сосед.
Девушка подняла тонкую, сверкнувшую лаковыми ноготками руку, откинула длинные волосы, и в салоне полыхнуло зеленым от ее глаз. Ловко ставя ножки на высоких каблуках, она направилась по проходу между сидениями прямо к нам.
— Это из зубовного или из смольного? — прошептал я.
— Да нет, — черт окинул оценивающим взглядом ладно скроенную и дорого одетую фигурку, — эта, пожалуй, покруче будет… Однако, поздравляю! Вы уже неплохо разбираетесь в вопросе!
Не дойдя до нас всего одного шага, девушка плавно, как в танце, повернулась и опустилась, да-да, не села, а именно опустилась на сидение впереди меня. Волосы ее рассыпались по спинке кресла, и я, конечно, сейчас же ощутил почти неуловимый, а может быть и просто воображаемый аромат духов. Когда автобус тронется, сладко подумал я, ее волосы будут щекотать мне лицо…
— Вы, однако, поэт! — пробормотал черт. — А хотите, я вас познакомлю?
— Тише! — испугался я. — Она же услышит!
— Да? — он перевел простодушный взгляд с меня на нее и обратно. — Ну и что? Вы же не собираетесь знакомиться молча? Хотя, впрочем, такие случаи бывали…
Автобус взревел двигателем — как видно, единственной деталью, не пострадавшей при падении с моста, и снова понесся вперед. Сквозняк засвистел в оконных осколках, волосы девушки, взлетая, действительно задевали меня по лицу, но отдаться этому чарующему ощущению мешали новые, неожиданные мысли.
— С чего это вы взяли, что она захочет со мной знакомиться? раздраженно спросил я.
В завываниях мотора и ветра нас уже никто не мог слышать.
— Не робейте! — ответил черт. — Мне кажется, вы ей понравитесь…
— А мне не кажется, — буркнул я.
Неизвестно, как ему удавалось придать своей физиономии выражение, но он посмотрел на меня с укором.
— Я же сказал, мы пойдем вам навстречу. Я гарантирую, что вы ей очень понравитесь. Ведь раньше вас останавливали именно сомнения в своей привлекательности, так?
— Ну, так.
— А теперь вы можете в ней не сомневаться! Чего ж вам еще? Вперед, мой везунчик!
Нашел везунчика, сердито подумал я. Но в надорванном сердце уже гулял тот холодок, что толкает парашютиста к люку: «Эх, а ведь могу!..».
— Да мы с ней вовсе незнакомы, — шевелил моими губами привычный, спокойный страх. — Неудобно как-то…
— Вы, конечно, можете снова отказаться, — горячо шептал мне в ответ черт, — но смотрите, как бы потом не жалеть целую вечность!
«Прав он, прав!» — стонало покойное сердце, никогда не знавшее покоя.
За окнами вспыхнули разноцветные неоновые огни. Автобус стал притормаживать. Девушка поднялась и, не оглядываясь, пошла к выходу. Черт толкнул меня локтем в бок.
— Да, но с чем я к ней подойду?! — взвыл я в отчаянии.
— А вот с тем самым, что вам от нее нужно, и подойдите!
— Что, прямо так и сказать?!
Автобус остановился. Дверные створки задергались в предсмертных судорогах.
— Варьете «Нюрин муж» — прохрипел динамик, — следующая — Мужеложкино.
— Рассусоливать некогда, — жестко сказал черт. — Идите. Гарантирую, что вы получите именно то, о чем в действительности мечтаете.
Последние слова он произнес с особым ударением. Я почувствовал, что это неспроста, хотел было переспросить, но он лишь ткнул когтистым пальцем вдаль:
— Она уходит.
И я, махнув рукой, бросился вдогонку за девушкой.
Улица была полна народу и освещена, как на Новый Год. Огни метались по карнизам, оплетали деревья на бульваре, вспыхивали отражениями в витринах. Над каждой мало-мальски пролазной дверцей сияла пульсирующая, переливающаяся вывеска: «Искусочная», «Русская рулетка. Калашников и Калашников.», «Практичный грешник носит несгораемую обувь „Саламандер“! Персоналу — подковы по сезону» и просто: «Нумера». По крыше дома на противоположной стороне улицы бежала сверкающая строка: «Смотрите в кинотеатрах „Барракуда“ и „Удавленник“. Сегодня: старая добрая комедия „Титаник“. Скоро: „Воздержание“. Фильм ужасов.» Надо всем этим медленно поворачивались в черном небе гигантские мельничные крылья варьете «Нюрин муж». Публика толпами валила вдоль улицы сразу в обе стороны, поедая мороженое и разминаясь пивком. Если это ад, подумал я, то можно себе представить, какой кайф в раю…
Догнать девушку в толпе было непросто, впрочем, это я, кажется, сам себе внушил. Мне по прежнему не хватало решимости подойти к ней и заговорить. Я шел в отдалении, стараясь только не упустить ее из виду. В голове вертелась одна-единственная идиотская фраза: «Извините, не подскажете, как проехать к девятому боксу?» Лучше удавиться, чем так начинать знакомство, подумал я.
