Светлана Захарова - Покушение Аллисы
— Да здравствуют три капитана! — закричала Аллиса.
— Постой, а откуда ты знаешь, что эта планета Трех Капитанов? — изумился я.
— Да кто же этого не знает? — пожал плечами Голубой, заходя в люк. — Статуя там замечательная.
— Где? — переспросил Можейка, снимая наушники плейера. — Где статуя? Из чего она сделана?
Можейка, помимо того, что был отменным поваром, слыл также любителем-историком.
— Она высотой семьдесят метров… — начал было я.
— И три сантиметра, да? — закончил за меня кок. — Знаю. Это не по моей части. К тому же мне никогда не нравились эти капитаны.
— Это почему же? — спросила Аллиса.
— Они не брали с собой коков, — объяснил Можейка. — Поэтому питались одними бутербродами и лимонадом. Наверное, поэтому и стали такими желчными и сухими. Вона, как передрались!
Я обругал всех на свете капитанов, получил довольно резкий ответ от Полозкова, и заперся в трюме навсегда.
Глава 4. Поползновения доцента Ползучего
Осчастливив тремя ящиками скабрезных журналов совершенно одичавшего геолога, мы взяли курс на планету Капитанов. Все были довольны: я — потому что удалось наконец отделаться от похотливого титановца, все время шарившего по нам хищным взглядом и не давая прохода Аллисе, тяня к ней свои липкие ручонки; Аллиса — ей не терпелось попасть на планету ЫХ-КУК, дабы отколоть кусочек от памятника капитанам — на Земле он стоил бы больших денег. Доволен был и механик — мы мало-помалу избавлялись от груза, и «Беллерофонту» ничто не мешало набирать скорость. Капитан Полозков, хотя и скрывал свои чувства, но все же доволен был — впервые с начала полета все шло как по маслу. А уж как веселился Можейка, и передать было невозможно. Ведь до планеты лететь было достаточно долго, и ему была предоставлена неограниченная возможность пытать нас своими кулинарными изысками. «Готовить примитивную еду скушно», — говаривал он, ставя перед нашими носами тарелки с жидковатым содержимым омерзительно-фиолетового цвета с зеленоватыми прожилками, или же посудины с едой, шевелящейся и выбрасывающей во все стороны щупальца. — «Я руководствуюсь наитием и промыслом Божьим. Так что жрите, а то без сладкого останетесь».
На сладкое у кока рука не поднималась, и поэтому мы, с содроганием отставляя от себя пустую посуду с норовившими спастись через край тарелки объедками, утешали себя роскошными тортами, пирогами, рулетами, хворостом, слойками и прочей вкуснятиной.
Подлетая к орбите искомой планеты, мы отправили доценту Ползучему послание в бутылке с отменным коньяком: «Скоро будем и привезем еще», Доцент среагировал моментально: «Жду».
Возле самой поверхности, уже готовые к посадке. мы заметили маленький космокатер, стартовавший нам навстречу. Тут же ожил динамик.
— А, мой дорогие, вы уже тут? — раздался веселый густой бас. — Прошу вас, за мной, за мной, осторожно, здесь ступеньки!
И скутер серебристой рыбкой понесся вперед, огибая дрейфующие тут с незапамятных времен и не сгоревшие в атмосфере ступени старинных ракет-носителей. Мы следовали за ним, стараясь не отстать и не зацепить космический хлам. Опустившись так низко, что вершины гор планеты чуть не царапали днище нашего корабля, мы заметили страшную картину: в одной из долин полчища гигантских насекомых упорно осаждали небольшую и весьма ненадежно укрепленную пересадочную базу. Буквально тут же с нее стартовал десантный корабль, посылающий залп за залпом в груду беснующихся жуков.
— Да у вас тут опасно! — воскликнул Полозков.
— У нас все хорошо, это у них опасно, — отозвался бас, и в тот же миг из скутера прямо по направлению к атакующим тварям понеслась яркая вспышка, которая мгновенно стала еще ярче, полностью скрыв за собой и насекомых, и базу.
— Будут знать, как бросаться на великих музееведов! — загрохотал в динамике бас.
— И часто бросаются? — опасливо поинтересовался Голубой.
— Каждый день, — радостно ответил невидимый доцент. — Но опасаться совершенно нечего. Мы хорошо укреплены.
— Скажите, почему же именно ваша, такая неукротимая планета, была выбрана для музея? — спросил я.
— Так остальные либо еще хуже, либо заняты и музееведов к себе на пушечный выстрел не подпускают, — с достоинством сообщил бас. — Такие уж мы, архивариусы. Но ничего, скоро здесь все будет хорошо! Мы еще повоюем! Мы очень боевые, реставраторы-то!
Настроение у нас упало, но страсть к звероловству победила. Мы заперли в кубрик неблагонадежного механика и последовали за скутером, который уже опускался возле неровно вытесанного из песчаника купола базы.
Когда «Беллерофонт», скрипя, кашляя и обещая, что вот-вот рассыплется на болты, все же встал на амортизаторы, Полозков утер пот и отправился выпускать из-под замка Голубого. Я же выглянул из люка и увидел возвышающийся средь кустов и обломков старых статуй памятник трем капитанам высотой, как известно, 70 метров и 3 сантиметра. На постаменте, сплошь и рядом исписанном непристойностями, гордо стояли три каменных истукана. Два из них были людьми, третий же нагло светил тремя глазами и золотой фиксой.
Аллиса первой выскочила наружу. Я было испугался, представив себе дочь катающейся по земле, царапающей горло от недостатка воздуха, и с глазами, вылезающими на стебельках, но тут знакомый бас снаружи произнес:
— С благополучным вас, не побоюсь этого слова, прибытием!
Мы спустились по трапу к ожидающему внизу тощему человечку в невероятно пестром попугайском костюме и роскошной шляпе с пером. Пожимая ему руку, я все же рыскал глазами по сторонам, отыскивая дочь. Увидел я ее уже у подножия постамента, возящейся там с молотком и зубилом. Даже отсюда были слышны ее ужасающие ругательства.
— Не она первая, не она последняя, — с гордостью заметил доцент Дорофей Ползучий (его имя было написано на маленьком бэджике, прикрепленном к пиджаку). — Многие отважные мужи и девы пытались добыть кусочек статуи, но лишь сами оставляли здесь кусочки своих вороватых пальцев.
У самого доцента пальцы были короткие и толстые, как сосиски, что, в общем-то, не вязалось с его глистоподобным обликом. Мановением сосиски Ползучий пригласил нас следовать за ним.
— Послушайте, доцент, — задал я на ходу вопрос, — а почему здешний музей посвящен только Трем Капитанам? А как же остальные?
— Их было только трое, — отозвался Ползучий. — Разве вас не предупредили?
— Я не о том. Чем виноваты остальные, не менее известные капитаны? Например, Гаттерас?
— Он не летал, он плавал, — сообщил доцент. — Книжки надо читать.
— Ну хорошо, — я не собирался сдаваться. — Вот, хотя бы, наш Полозков? В его годы он уже сделал тридцать два научных открытия и одно ненаучное, после чего от него ушла жена.
— Что же он такое открыл? — заинтересовался доцент, и даже сбавил шаг.
— Шкаф. А в нем сидел любовник его жены. Дальше — тишина.
— Понятно, — закивал Дорофей. — Я всецело поддерживаю кандидатуру вашего друга, если когда-нибудь его решат принять в почетные члены Сообщества Гигантских Древних Трех Капитанов. Но пока наш музей рассчитан только на трех.
— А, может, есть смысл открыть здесь Главный Музей Космоса? — вступил в разговор механик Голубой.
— Интересно, почему вы об этом спросили? — вопросом на вопрос ответил доцент.
Вместо ответа механик указал на стоящую неподалеку глыбу, на которой было выбито:
Здесь будет Главный Музей Космоса.
Будет Музей! Я сказал.
— Ах, это, — доцент досадливо отмахнулся. — Неприятная история. Прилетал тут один энтузиаст-музейщик. Притащил два звездолета разной дряни, глыбу приволок, пообещал вскоре вернуться и все устроить. До сих пор возвращается. Добро ржавеет, пропадает, а расхитить не имеем права — а ну, как явится, по судам затаскает?
Мы как раз поравнялись с огромной кучей разнообразного космического хлама. Кое-что из увиденного мне показалось знакомым: верхняя половина андроида с биркой «Ash» на грудном кармане комбинезона; черный, наглухо закрытый шлем — даже без отверстий для глаз (и кому в голову пришло носить такой?); небольшая шкатулка, на крышке которой имелась надпись: «Абсолютное оружие», запертая на огромный амбарный замок; еще один шлем — на этот раз белый, с красными буквами «СССР» (мало ли бывает аббревиатур, подумалось мне); небольшая статуэтка крысы, сделанная из нержавеющей стали; аккуратная беленькая тросточка с выбитыми на ней цифрами «7,62»; вскрытый инопланетянин (хоть бы простынкой накрыли, в самом-то деле); круглый, мигающий разноцветными огоньками диск, похожий на лезвие циркулярной пилы, недовольно зажужжавший при нашем приближении. Последней картинкой, запомнившейся мне, стал одноногий и чрезвычайно мрачный робот, беседовавший с небольшим яйцеобразным корабликом, название которого было скрыто выступающими элементами какой-то конструкции, валявшейся рядом, были видны лишь последние буквы — «…До».
